Самая необычная премьера прошла в Санкт-Петербурге в знаменитой Александринке. Впервые в истории отечественного театра главной героиней стала юродивая Ксения Петербуржская, которой с ХVIII века поклоняется весь город на Неве. “Ксения. История любви” — так называется спектакль Валерия Фокина по пьесе Вадима Леванова.
Александринский театр после реставрации новенький, как с иголочки — позолоченная имперская игрушка да и только. Капельдинеры — седые мужчины в смокингах вместо привычных женщин в форменной одежде. Мужской состав по случаю премьеры?
— Нет, так было в театре до 17-го года, — объясняет худрук Валерий Фокин, который в короткий срок провел эту ошеломляющую реконструкцию.
Выясняется, что у актеров Александринки есть еще одна традиция — перед любой премьерой ходить на Смоленское кладбище за благословением Ксении Петербуржской. А тут она — эта юродивая, предстала в театре со своей странной непостижимой жизнью и любовью.
Ксения Петербуржская — реальная историческая фигура, жившая в ХVIII веке. После того как у нее умер любимый муж — отставной полковник и певчий хора ее императорского величества, — она надела его мундир и объявила всем, что умер не Андрей Федорович, а Ксения. После освидетельствования на психическое состояние медики признали ее вменяемой. 45 лет, не снимая мундира, Ксения прожила на улице, питаясь подаяниями. Деньги отдавала нищим, оставляя себе лишь копеечки. За ее любовь и неустанные молитвы Бог наградил ее даром предвидения. Ксения действительно предсказала несколько судьбоносных событий. Жители города, веря, что Блаженная приносит добро, старались попасться ей на глаза, и после смерти ее в возрасте 71 года земля с ее могилы считалась чудодейственной.
Даже при советской власти люди несли записочки в часовню на ее могиле. Каждый год 6 февраля, в день ее рождения, на Смоленском кладбище наблюдается настоящее столпотворение. Ксения Петербуржская канонизирована православной церковью в 1988 году.
И как такую непридуманную историю поставить в театре? И какой должна быть актриса, которая потянет эту роль?
— Меня увлекла одна идея, — говорит Валерий Фокин. — Как эта женщина, любя одного человека, через него смогла полюбить всех. Ведь любить близких людей — сложно. Чужих, кажется, совсем невозможно. Но я уверен, что мы не выберемся из всех наших бед, если не будем двигаться в направлении любви.
Спектакль о великой любви начинается с крика. Истошный женский крик при пустой сцене — только серая кирпичная кладка задника, три крутых свода трех арок, три колокола от мала до велика… И как ошпаренное выскакивает существо в белой исподней рубашке, облипающей тело точно после дождя.
— А Андрей Федорович не умер, — заявляет толпе из мужиков и баб с детьми. — Это Ксенюшка умерла.
Убежит и через 30 секунд явится в мужнином мундире. Сядет на край сцены и будет сидеть, уставившись полубезумным взглядом в зал, да вступать в диалог с разбойниками, распутницами, калеками и царственными особами. Драматург из Тольятти Вадим Леванов написал пьесу в виде иконописных клейм — очень коротких новелл. Дождь прольется, снег упадет, солнце заиграет в воде, разлитой у ее ног (то ли речка Смоленка, то ли Карповка), а она все будет сидеть, как на паперти…
Юродивую играет никакая не звезда или актриса со званиями. Янина Лакоба имеет от роду 24 и 2 года как служит в Александринке. Она похожа на подранка — тонкая шея с голубыми жилками, белобрысый затылок, коротко стриженный. Волосы специально для спектакля обрезала — были ниже лопаток. И никакого грима. А глаза — огромные, тревожно-пугливые и обернуты внутрь себя. Может, от этого такая у нее мощная энергетика, которой держит зал, отсюда магнетизм. После спектакля говорит мне, что не просила помощи у Ксении.
— Я благодарна продавщицам в магазинах, которые мне и другим людям хамили. Попробуй таких любить. Еще мне помогали мои дедушки и бабушки, которых уже нет.
Кстати, один из прадедушек — знаменитый сталинский партиец Нестор Лакоба из Абхазии, которого как врага народа отравил Берия.
Постановочная команда, будто сговорившись, сделала все предельно аскетично и сурово. Как в церкви, хотя церковь и светское учреждение — театр — несовместимы. И тем не менее вера и святость у сценографа Александра Боровского читается в сводчатых арках, у Дамира Исмагилова — в игре света (как будто ледяное солнце пробивается сквозь оконце в храм), в костюмах Оксаны Ярмольник, будто бы историчных, но при этом индивидуальных… И в музыке Бакши, где скупое сочетание звуков вдруг рубится попсой из Билана.
Вот в этот самый момент на сцене Фокин смешал все эпохи и сословия. Бабы в армяках, придворные дамы в кринолинах, потные туристы из ХХI века с экскурсией по памятным местам. Многоголосая суета под зонтами и тишина одиночества на авансцене.
— А я не думала, что вы в мужском обличье, — с подозрительным спокойствием говорит Ксения явившейся смерти. Господин в черном (превосходный артист Мартон) — пальто, перчатки, котелок, зонтик — приглашает ее в глубину черного квадрата, открывшегося у нее за спиной. Уходят, и на зал беззвучно обрушивается беспросветная темнота.
Постановка в Александринском театре сделана и сыграна всеми абсолютно честно — еще бы, святая юродивая любую фальшь переведет в кривлянье.
Марина Райкина
Источник: "МК"