Лента: Религия

В России новый Патриарх, Кирилл. О Патриархе Московском и об отношении к нему в Париже среди русских православных христиан – наша сегодняшняя беседа с отцом Николаем Ребиндером. Отец Николай – парижский православный священник, настоятель церкви Введения во храм Пресвятой Богородицы при Русском студенческом христианском движении.

- Исторически так сложилось, что русская эмиграция, бежавшая от большевистской революции, от гражданской войны, во Франции разделилась на разные юрисдикции. Часть вошла в юрисдикцию Константинопольского патриархата. Вы, отец Николай, русский православный священник в юрисдикции Константинополя. Можно предположить, что к делам России вы неравнодушны. Что для вас, парижского русского православного (причем священника), представляет Патриарх всея Руси?

– Патриарх Русской Церкви для нас – наш Патриарх. Потому что мы считаем, что наша Церковь – это Русская Церковь. Хотя по историческим причинам нашему церковному уделу в большевистские, сталинские времена по совсем понятным причинам невозможно было остаться в полном каноническом единении. И чтобы иметь свою свободу тут, в Западной Европе, нам пришлось принять другое каноническое покровительство, Константинопольской Церкви. Но тем не менее, у нас всегда было тяготение к русской Церкви и всегда понимание её, любовь к ней. Наши отцы всегда считали себя и русскими, и принадлежащими к Русской Церкви. И только по внешним причинам наш удел был в юрисдикции Константинополя. Это всегда считалось временным.

- То есть нередко слышанное мною в русских православных кругах в Париже выражение "Мать-Церковь" в отношении именно Русской Православной Церкви, Московского Патриархата, для вас тоже является чем-то значимым?

– Конечно. Наша Церковь-мать – это Русская Церковь. То, что происходит в ней сейчас, для нас очень важно. И мы возглагаем большие надежды на нового Патриарха, чтобы упорядочить то, что делается у нас в Западной Европе в смысле церковном. Потому что можно сказать, что у нас в каноническом смысле происходит полный хаос. Церковь должна организовываться по территориальному принципу. А тут у нас имеется множество епископов, которые имеют одни и те же территории, и которые входят в совершенно разные юрисдикции. Это всё можно терпеть только временно. Невозможно считать это нормальным положением.

Может быть, вы помните, в начале 1990-х годов наш архиепископ Сергий начал переговоры с Русской Церковью о воссоединении с ней. И я помню, владыка Сергий имел довольно тесные отношения и переговоры с митрополитом Кириллом в то время. Потом, когда архиепископ Сергий, можно сказать, скоропостижно скончался, это всё вылилось в то письмо, которое мы получили в начале апреля 2003 года, когда Патриарх Московский святейший Алексий предложил нам всем воссоединиться. Это была большая радостная весть, но это невозможно было осуществить, поскольку владыка Сергий, который сам всё это подготовил, к тому времени скончался, и уже не было среды, которая могла это принять, и это не сбылось. Сбылось это с так называемой Зарубежной Церковью в позапрошлом году. Такое радостное вососединение с Русской Церковью. Это был шаг к нормальному каноническому устроению Церкви в наших краях. Хотя бы три русских ветви, хотя они бы соединились. С последующей надеждой соединиться со всеми другими, чтобы была одна единственная иерархия православных Церквей тут во Франции, в Западной Европе.

Я лично и многие люди русского происхождения надеются на нового Патриарха, что он какие-то шаги предпримет, чтобы и нас как-то упорядочить, присоединить... я уж и не знаю, каким образом, потому что не мне говорить, как это сделать. Церковь должна найти формы, которые могли бы учитывать, что мы тут живём уже 80 лет. Не я лично, но наша Церковь. И мы уже не можем быть просто епархией Русской Церкви, а может быть, тем, о чем думали архиепископ Сергий вместе с митрополитом Кириллом в свое время: чтобы был самоуправляемый митрополичий округ в лоне Русской Церкви.

- Отец Николай, за те 80 лет, которые вы, русские православные в эмиграции жили здесь во Франции, на родине происходило тоже много самых разнообразных событий.

Новый Патриарх родился в семье, где были репрессированные за веру. В его семье был человек, попавший в Соловецкие лагеря просто за обыкновенное христианство. Эпоха была такая, что даже уже за то, что ты – христианский священник, можно было быть репрессированным. Времена шли: прошли сталинские гонения, хрущевские гонения, наступило брежневское время, как говорила о нем Анна Андреевна Ахматова, "вегетарианское". То есть, гонений на христиан за то, что они были христианами, уже не было. Ну, может быть, кроме крайних групп протестантов и нередко католиков. У православных христиан в брежневские времена могли быть неприятности на работе за то, что они крестили ребенка или часто ходят в церковь. Но при этом, если православный христианин в брежневские времена организовывал, скажем, христианский православный кружок, то он вполне мог попасть тоже в лагеря.

И вот в это брежневское время прошли молодые годы становления Кирилла. В это время он постоянно ездил за границу, где в частности, на вопросы о том, есть ли гонения на христиан в СССР, регулярно отвечал, что таких гонений нет. У вас это прошлое не вызывает никаких чувств?

– Я знаю, что во времена Советского союза вообще быть христианином, как вы сказали, было нелегко. Тем более, священником, а уж епископом... Я считаю, что быть епископом в то время – это было как бы мученичество: держать правду Христову перед людьми, перед властью, которая была тогда, – это великое, великое дело. Как каждый из иерархов себя вел в то время, что он говорил, я не могу судить. Это не наше дело. Я не думаю, что митрополит Кирилл говорил просто такими словами, открытым текстом, что не было гонений. Ну, может быть, было... Я не знаю. Не слышал этого. Я знаю, что то, что делал митрополит Кирилл после окончания Советского союза, было всё достойно, всё интересно...

- Отец Николай, извините, что я вас прерываю, но по краткости вашего ответа создается ощущение, что вы о той советской богоборческой эпохе и положении Церкви в то время будто даже и не хотите говорить. Как будто для вас это период, действительно, трудный, сложный, о котором простых суждений, может быть, не должно быть, будто вы хотите мимо него пройти.

– Нет, никаким образом. Просто я этот период знаю, мы много тут молились о Русской Церкви, участвовали в помощи верующим в России, участвовали, я помню, в молениях за тех, кто были репрессированы: Игоря Огурцова и других. Всё это было. Но теперь другая реальность. Надо отвечать на то, что сейчас есть. Так что самое интересное – это как ведет себя Церковь в наши времена по отношению к обществу, по отношению к верующим, и как она будет себя вести в будущем. Вот, по-моему, самое интересный вопрос.

- Отец Николай, возрождение Русской Православной Церкви после краха коммунизма – это широко известный факт, который никем не отрицается, который для христиан вообще и для православных христиан, прежде всего, может быть только радостью. И в этом смысле, несомненно, Кирилл приложил свои силы к этому возрождению.

После подавления и гонений на Церковь в советскую эпоху наступило новое время. После краха коммунизма отношения Русской Православной Церкви и российского государства вступили в новую фазу, упрощая, в фазу "дружбы". И эти дружеские объятия государства в отношении Церкви не грозят ли они чему-то нанести вред, не грозят ли они нарушить какое-то равновесие в отношениях Церкви и общества современной России?

– Ну, по моему мнению (я, конечно, не представляю мнения всей парижской Церкви), один и тот же народ и, с одной стороны, конечно, гражданское руководство занимается своим делом, но Церковь – это сердце народа, душа народа, и она, конечно, играет большую роль, оказывает важное воздействие на народ, которым и занимается государство. Так что, естественно, вот это содействие, может быть, "дружба", как вы сказали, – это очень хорошо. При том, конечно, Церковь должна быть полностью свободна и полностью отделена от государства. И каждый работает в своей сфере. Но содействие и партнерство в этом должно, по-моему, быть. Как это всегда было в древней России. Вспомним митрополита Петра и Филиппа, которые всегда защищали народ, которые его одухотворяли. И теперь может быть такое большое, большое поле действия и для Церкви, и для государства.

- Цивилизованные отношения Церкви и цивилизованного государства – это на первый взгляд (и даже если углубиться в вопрос), кажется, могут быть только положительными. Но к сожалению, современная российская власть не всегда представляется цивилизованной. В России совершаются политические убийства, в России власти подавляют малейшие проявления тех, кто думает иначе и кто хочет высказать иное мнение. Конечно, Россия живет уже не в советскую эпоху. Однако, пока что назвать российскую власть совсем цивилизованной, кажется, еще нельзя. Как, по-вашему, могут выстраиваться отношения Церкви с властью, которая не всегда ведет себя цивилизованно?

– Просто Церковь живет и принимает людей, и то, что сказал новый Патриарх, что он хочет, чтобы Церковь открылась молодежи, – вот поле действий для Церкви. Дать молодежи возможность войти в Церковь. Это значит найти Христа, встретиться со Христом. Христом, Который есть Жизнь, Который есть Истина, Который есть Любовь и Путь к вечной жизни.

- В двух словах в заключение нашей беседы: чего вы, русский православный священник в Париже, можете ждать от нового Московского Патриарха? Вы уже сказали нам, что не говорите от имени всей Церкви. Вот именно вы лично, чего вы ждете?

– Конечно, ожидать чего-то от нового Патриарха вряд ли мы можем. Но поскольку вы задали вопрос, и поскольку у нас во Франции есть приходы Русской Церкви Московского патриархата, хотелось бы, чтобы отношения между духовенством, между иерархами были бы хорошие. Чтобы было самое теплое содействие. Поскольку у нас есть русские – потомки эмигрантов первой волны, есть русские-новоприезжие, хотелось бы, чтобы мы содействовали в окормлении этого народа, помогая ему жить в нашей стране, которая тоже непростая, чтобы дать им возможность стать настоящими христианами. Вот, чего я ожидаю, – дружеских хороших отношений. Это, конечно, самое, может быть, естественное.

Но и в плане организационном хотелось бы, чтобы опять возродилась идея устройства в наших странах единой структуры Русской Церкви – самоуправляемой, как это было уже предложено. Чтобы опять заговорить об этом. И устроить это для блага Православной Церкви в наших краях. Эта самоуправляемость – не самоцель, а временная более организованная структура на пути к созданию поместной Церкви. К ней лежит дальний путь. Но первое дело – хотя бы устроить русские приходы в единую структуру. Вот мое пожелание.

- На пути к созданию поместной Церкви... Какой? православной во Франции? православной в Европе? русской православной во Франции? в Европе?... Какой именно поместной Церкви?

– Когда говорится о поместной Церкви, это, естественно, всех православных. Это и Церковь, объединяющая румын и греков, и сербов, всех православных, которые живут в наших странах. Это не значит, что она будет французская, она будет просто православная. И матери-Церкви, которые имеют тут своих соотечественников, должны понемножку приучить их к этой идее, что невозможно вечно быть связанными с матерью-Церковью. Но если люди уже укоренились в наших странах, они должны понемногу создать поместную Церковь с местной структурой, которая будет принимать всех и вся в свою Церковь. Будут русские приходы, будут греческие приходы, будут сербские, румынские, французские, но все состоящие в одной поместной Церкви. Это будущее.


Ярослав ГОРБАНЕВСКИЙ
Источник: "Интерфакс-Религия"