Лента: Религия

С начала 90-х годов в Церкви стал все более замечаться особый тип верующего-борца, характерной особенностью которого было болезненный, если не сказать маниакальный, поиск врагов Православия, пробравшихся в Церковь и мечтающих разрушить ее изнутри, навязав ей всеми правдами и неправдами апостасийные реформы, модернизм и неообновленчество. Которые-де направлены на разрушение Церкви и на ее растворение внутри новой сверхрелигии антихриста, приход которого что есть мочи приближают масоны. Позже вездесущих врагов Православия стали искать среди названных на французский манер мондиалистов, а в начале 2000-х гг. – в тех же рядах, но именуемых уже по-английски: глобалистов. Основная задача православных в России, по мысли "борцов за чистоту Православия", заключается в противодействии планам последних сделать Святую Русь своим логовом и цитаделью.

В печатных, а теперь и в электронных изданиях, приводится достаточно широкий спектр врагов-глобалистов: это масонские ложи, Ватикан, Всемирный совет церквей (экуменисты), транснациональные корпорации, Международный валютный фонд, Римский и Парижский клубы, и прочая и прочая. Пока врагов искали вовне, все было бы ничего, – ведь враги есть всегда, тем более у такого государства как Россия.

Но вот постепенно, где-то в середине 90-х, вновь стали особенно муссироваться слухи о том, что враги Православия пробрались даже в его сердце – в епископат Русской Православной Церкви, и вот-вот продадут Православие еретикам, католикам и прочим богомерзким силам. Для этого даже создана вроде бы как церковная организация – ОВЦС МП, которая в действительности-де занимается планомерной продажей Православия. В ряде полу-, псевдо – и околоцерковных изданий, ввиду неразвитости в то время интернета, то и дело появлялись материалы о якобы имевшем место тайном переходе в католичество митрополита Ленинградского и Новгородского Никодима (Ротова), как будто завещавшего своим ученикам, – среди которых наиболее видное место занимал и по сей день занимает митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл, председатель ОВЦС МП, – привести Русскую Церковь к объединению с римским католицизмом. Интенсивность подобного рода публикаций и накал страстей, порожденный ими, производил определенное впечатление на некий срез читающей и готовой проявить активность околоцерковной публики. Стали складываться кружки единомышленников, немногочисленные движения, братства, объединенные общей идеей противодействия "силам зла", среди которых видное место занимали "предатели Православия", окопавшиеся в стенах ОВЦС. Масла в огонь подливали своими инсинуациями бычковы и колпаковы из "Московского комсомольца", – газетки, впрочем, дружно презираемой не только серьезными людьми, но и самими же "борцами".

Возник совершенно специфический образ "борца за чистоту Православия" (далее просто "борца"), к рассмотрению типологии которого я хотел бы пригласить благосклонного читателя. При этом в мою задачу сейчас не входит ни отстаивание правоты Священноначалия, ни полемика с аргументами и теориями "борцов", ни тем более их анализ.

"Борцы" – публика в действительности весьма и весьма разношерстная, они порой придерживаются воззрений, если не диаметрально противоположных, то не вполне друг с другом сочетающихся. Нельзя сказать, что "борцы" всегда во всем согласны, они часто критикуют друг друга за некоторые убеждения, не имеют никакой структурной организованности, – скорее наоборот, – разобщенность является их отличительным признаком. К ним может относиться основной контингент всевозможных групп царебожников, диомидовцев, душеновцев, антиэкуменистов всех мастей, поборников канонизации Ивана Грозного и (отдельно) Сталина, т.н. зилотов (в основном из монашеской среды). Сразу оговоримся, что рассматриваемый нами "борец" – явление, характерное отнюдь не только для религиозной среды, – вспомним, хотя бы, пламенных большевиков-революционеров, готовых на смерть ради идеи, в которую они уверовали.

Также объединяет "борцов" постоянный алармизм – тревожно-озабоченное состояние, выражающееся в перманентном нервозном ожидании предательства Православия со стороны церковной иерархии. Сюда же относится паническое безутешное ожидание пришествия антихриста и конца света. Подчеркну, что именно алармизмом проникнуто большинство памфлетов, написанных "борцами", основную массу которых, впрочем, трудно заподозрить в злонамеренности и неискренности. Непоколебимая, абсолютно искренняя убежденность в собственной правоте и определяет в основном характер термина "борец", – вот почему оно показалось мне наиболее удачным образом для рассматриваемой нами категории лиц. Борцами в советской мифологии назывались непогрешимые вожди партии большевиков во главе с Ульяновым-Лениным, который, по уверению мифотворцев из агитпропа, никогда не ошибался. Такая же уверенность является чертой и нынешних "борцов". Например, рассуждая о бедах нашей Церкви и державы, "борцы" говорят не об их причинах, но об их виновниках. Получается, народ, т.е. мы, ничем не согрешили, мы во всем святы и непорочны. Так выглядит общий для них принцип экстериоризации зла, вступающий в прямое противоречие с евангельским учением о покаянии. Каяться не в чем, – во всем виноваты масоны, экуменисты и глобалисты.

Следующей особенностью, характеризующей способ мышления "борцов", является наличие метаязыка, используемого ими не для обращения к интеллекту собеседника, а к скрытым пластам его подсознания, т.е. к психике. Точно так же алармизм – явление психологического характера. Именно в силу обращенности этого метаязыка к психике, к эмоциональной сфере, а не к разуму, становятся бессмысленными научно-богословские баталии с "борцами", поскольку разговор в таком случае ведется на разных языках. Психические ощущения не поддаются разубеждению, и сколь бы не был искусен и эрудирован полемист, пытающийся на языке интеллекта опровергнуть панический алармизм "борцов", – он не добьется успеха. Убежденность в том, что в иерархии засели изменники Православия, мечтающие объединиться с католиками и протестантами, сильна постольку, поскольку вне-разумна. Ибо идеи, которыми оперирует обычное дискурсивное мышление, могут быть опровергнуты путем четкой аргументации и предъявлением фактов, в плоскости же психической деятельности ни аргумент, ни факт не имеют никакого значения, ибо то, что я чувствую, может быть, никто никогда не почувствует, а доказать чувство невозможно.

Проиллюстрирую данное наблюдение на примере одной житейской истории. К знакомому священнику подходит в храме женщина и спрашивает, как могло получиться, что Патриаршим Местоблюстителем был избран митрополит Кирилл? Батюшка интересуется, в чем конкретно она с ним не согласна. Та отвечает, что вообще-то ни в чем, но "ведь он какой-то не такой".

Метаязык "борцов" отличается, как и в ряде тоталитарных сект, наличием ключевых понятий-знаков, которые, вербализируясь, провоцируют у них цепь актов психической деятельности, как то: эмоции гнева, негодования или, напротив, уважения и солидарности. Достаточно произнести такие, к примеру, слова, как: "экуменизм", "Ватикан", "глобализм" с одной стороны, и "государь-император", "старцы", "Третий Рим" с другой. Ключевые понятия могут явиться причиной "пятиминуток гнева", а в других случаях вызывать у "борца" благодушное настроение.

Именно в силу преобладания эмоционально-психической активности над интеллектуальной, у указанного сорта людей наблюдаются и другие особенности, порождающие проблемы иного рода. Многие "борцы" чаще всего оказываются неспособными к творческой и вообще к успешной профессиональной деятельности, к созданию семьи, к послушанию, у них заметны неуравновешенность, быстрая смена настроения, отсутствие дисциплины. Проведя недолгий поиск по маргинальным блогам и форумам, посвященным тематике предстоящего Поместного Собора, убеждаешься, что наиболее ретивые и непримиримые противники экуменизма и контактов с еретиками сидят в интернете почти круглые сутки. Когда же им работать, заниматься семьями и т.п.?

Неразвитость интеллектуальной деятельности головного мозга, компенсируемая многоразличными психическими явлениями, зачастую перерастающими в фобии, навязчивые состояния, манию преследования, делает подобных людей практически неспособными к диалогу, – они просто не испытывают в нем потребности, будучи a priori уверенными в конечной правоте своих душевных переживаний, выражающихся, как правило, в длинных монологах. Отсюда происходит потрясающая некомпетентность ряда борцов, с легкостью дерзающих при этом рассуждать на богословские, канонические и церковно-исторические темы. Невзирая на очевидную абсурдность и нелепость церковно-исторических и канонических конструкций бывшего Чукотского епископа Диомида (Дзюбана), его писания нашли своих немногочисленных, но довольно крикливых сторонников, ибо их привлекли не четко аргументированные знания, а аура того самого "борца", – такого же, как они сами.

В процессе богословской беседы эти люди легко могут приводить для оправдания своей позиции политические и исторические аргументы, нимало не испытывая неловкости за нечувствие границ применимости данного рода формулировок в рамках богословского диспута. Говоря о подвигах или учении святых, они могут выхватывать из контекста одни мысли и события, оставаясь при этом равнодушными к другим, способным сделать их доводы шаткими. Получается, что цель у них, как и у ранних иезуитов, оправдывает средства.

Так, например, в некоторых московских храмах можно купить диск "Беседы о языке истинном и ложном" д.ф.н. Татьяны Мироновой, в котором автор без обиняков заявляет, что оригинальным языком Нового Завета является церковнославянский (!), а русское Синодальное издание Библии, мол, подготовлено на основе масонских (sic!) переводов Священного Писания. Т. Миронова уверяет, что апостол Павел в Послании к Римлянам (13, 1) призывает к послушанию только православной власти, ибо только она – от Бога, и никакая другая. Автор не может не знать, что апостол подчинялся римской языческой власти, во времена, когда о православной власти не могло быть и речи. А потому, дерзая ложно толковать Священное Писание, автор погрешает смертно, но не грех страшен Т. Мироновой, – у нее самовнушенная мнимо-пророческая сверхзадача, на которую категория греха, видимо, не распространяется.

В этом аспекте главное то, что "борцы" провозглашают идеи, в которые они веруют, что отличает их просто от мнений. Так идеи становятся верованиями, которыми они по своей природе быть никак не должны, если вспомнить известную работу Х. Ортеги-и-Гассета.

Любое богословское прение с "борцами" неминуемо переходит в политический дискурс, а вот как раз к нему на фоне явного равнодушия к богословию, они почему-то обнаруживают неподдельный интерес и демонстрируют подчас некоторые познания, далекие, впрочем, от основательности и отрефлектированности. Поэтому неудивительно, что часто можно услышать в храмах, даже в проповедях, разговоры о ненужности образования, о вреде надмевающего знания. Зачем все это, когда главное – быть "борцом", воевать за "правое дело", быть шариком и винтиком единой машины борьбы. Так политический аспект плавно перетекает в воинственный и даже порой воинствующий. Недаром из уст рассматриваемого нами типа людей нередко слышатся проклятия в адрес тех или иных церковных или государственных лиц. Нагляднейшим примером в этом отношении может служить любой из последних опусов Диомида. Ложно толкуя долг православного быть воином Христовым, "борцы" (ошибочно или преступно?) интерполируют принцип воинственности во все области жизни.

Именно крайняя политизация, стремление к демонстративным политическим акциям, социальному действию, митинговый стиль выступлений, наиболее ярко отличают "борцов" вне зависимости от их идеологической окраски. У них разные идеологии, но общая типология проявлений духа. Несмотря на это, их объединяет крайняя степень идеологизации, или, если угодно, индоктринации, выражающаяся в готовности бороться за свое дело всеми имеющимися средствами, – притом без тени сомнения в собственной правоте, ибо они искренне веруют в то, что говорят. Но это не вера в истинного Бога, а в идол своих собственных идей и душевных интуиций, переросших в верования.

Что еще бросается в глаза внимательному наблюдателю – это не только сугубо мирская направленность исканий "борцов", но также их фактическая индифферентность к духовному. Им, по сути дела, не интересен духовный опыт отцов-пустынников, их не отличает стремление к духовному деланию и возрастанию во Христе, – ибо все это не дает трибуну и микрофон, а именно это нужно "борцам", не желающим пребывать в безвестности, – им требуются соратники и слава. Прочитав любой из опусов Диомида, остаешься наедине с тягостным чувством, что ты ознакомился с предвыборной агиткой какой-то очередной оппозиционной партии. На этом и многих других примерах можно легко убедиться в околоцерковном характере деятельности "борцов". Церковная тематика их рассуждений – не причина, а повод к очередному проявлению недовольства. Уберете экуменизм – претензии еще найдутся, и так до бесконечности. Обличая демократию как небогоустановленную форму правления, "борцы" требуют последовательного введения того самого демократического принципа в жизнь Церкви, оправдывая это ее соборной природой, намеренно забывая о том, что епископоцентричная соборность – это кафоличность, а не возможность превращать соборы в балаганы.

Теперь задумаемся над смыслом и назначением политизирующего и идеологизирующего компонентов в психологии "борцов", припомнив об их равнодушии к подлинно духовному. На мой взгляд, "борцы" бессознательно стремятся к власти (а некоторые их них – подчиниться этой власти), желают стать ее частью, оказать влияние на ход мировой истории, только по-своему. И они никогда не остановятся на попытках оказать давление на выборы следующего Патриарха, на Церкви вообще. Им нужна революция в масштабе всей России, если не всего мира. Они пойдут в своей ненасытности дальше, – Диомид уже назвал нынешнюю власть в России "богоборческой". Для слушающих его на метаязыке данный эпитет воспринимается как призыв к действию, и он приводит в тонус спавшее дотоле подсознание, стимулируя его дальнейшее возбуждение в поисках необходимого и логически неизбежного действия.

То, что происходит в изучаемых нами кругах, можно квалифицировать по-разному: массовая истерия, групповой психоз. Эти явления, к счастью, не стали сейчас критическими для нашей Церкви и российского общества, в отличие от периода русской истории рубежа 17-18 веков, когда люди, спасая "старую веру", семьями бежали в сибирские леса, ожидая мести никонианского царя-антихриста, заживо сжигали себя вместе с детьми. Под землю в пензенской деревне зарылась пара десятков, – пока немного, конечно. Но они оставили после себя носящийся в воздухе определенный лжемессианский импульс и псевдопрофетический пафос эсхатологического социально-религиозного протеста, который обязательно еще скажется в будущем, и уже давно действует в "борцах". Невоцерковленность широких масс населения при этом является лишь отягчающим фактором, – тем легче они смогут купиться на призывы какой-нибудь очередной генерации "борцов", в какой бы цвет они не были окрашены, и под каким бы знаменами они не выступали. Опасность в том, что в один прекрасный день "борцами" могут стать широкие массы.

Автор этих строк далек от того, чтобы считать всех "борцов" психически больными или неполноценными. Поразительно как раз то, что в подавляющем большинстве это пока – здоровые и искренние люди, лишь зараженные в разной степени флюидами различных духовных патологий, сложившихся в результате занятия идеями места объекта верований. Тем больше их жаль, и тем больше требуется мудрый пастырский подход для их врачевания.

Люди вправе иметь разные мнения и убеждения, в том числе находясь в Церкви. Никто не призывает к унификации мышления и не навязывает своих моделей остальным. В Церкви всегда есть место здоровой критике и дискуссии, лишь бы она была не голословной и носила бы логический характер. Но в Церкви как Теле Христовом не должно быть места для клеветы, лжи и истерии, ибо этого нет и не может быть во Христе.

Еще раз подчеркну, что пытаться логическими методами разубедить поверившего в свое избранничество "борца" – бессмысленно и невозможно. А потому я адресую свои скромные размышления не им, а всем тем, кто молится о единстве Русской Церкви, о ее настоящем и будущем, кто любит всех ее чад, каких бы взглядов они не придерживались.


Священник Александр Васютин, сотрудник ОВЦС МП
Источник: "Религия и СМИ"