Речь кардинала Ратцингера на симпозиуме "Церковь и экономика в ответственности за будущее мировой экономики" в 1985 году, затем была опубликована в журнале "Communio" (*).
[...]
Экономическое неравенство между северным и южным полушариями планеты все больше и больше превращается во внутреннюю угрозу единству человеческого рода. Опасность для нашего будущего, которую таит эта угроза, может быть не менее значимой, чем от военных арсеналов, с помощью которых Восток и Запад противостоят друг другу. Для преодоления этой угрозы должны быть сделаны новые усилия, ибо все методы используемые до сих пор доказали свою непригодность. Действительно, нищета в мире за последние тридцать лет возросла в шокирующей пропорции. Для нахождения решений на самом деле ведущих нас вперед, необходимы новые экономические идеи и подходы. Но они представляются непостижимыми и, прежде всего, недейственными без новых моральных импульсов. Именно в этой области диалог между Церковью и экономикой становится как возможным, так и необходимым.
Позвольте мне несколько прояснить данный вопрос. На первый взгляд, в рамках классической экономической теории, неясно, в чем собственно могут заключаться отношения церкви и экономики, помимо того факта, что Церковь владеет и управляет деловыми предприятиями и, поэтому, является одной из сил, действующих на рынке. Но Церковь должна вести диалог не просто в качестве одного из элементов экономической структуры, а именно в своем собственном качестве Церкви.
Здесь, однако, мы должны рассмотреть возражение, особенно часто поднимаемое после Второго Ватиканского собора: автономность различных сфер жизни должна соблюдаться превыше всего. Это возражение подразумевает, что экономика должна функционировать по своим собственным правилам, а не по моральным соображениям, навязанным ей извне. Следуя традиции, заложенной Адамом Смитом, данная позиция основывается на идее о том, что рынок несовместим с этикой, так как произвольные "моральные" действия противоречат рыночным правилам и приводят к выводу морализирующего предпринимателя из игры.(1) На протяжении длительного времени, поэтому, понятие "деловая этика" было пустым звуком, потому что экономика была предоставлена воздействию принципов эффективности, а не моральных принципов.(2) Как раз внутренняя логика рынка и должна освобождать от необходимости зависеть от моральности его участников. Надлежащая игра законов рынка наилучшим образом гарантирует прогресс и даже справедливость в распределении.
Значительный успех этой теории долго утаивал ее ограниченность. Но теперь, в условиях меняющейся ситуации, ее скрытые философские предпосылки и связанные с ними проблемы становятся яснее. Хотя указанная позиция признает свободу индивидуального бизнесмена, и в этом смысле может называться либеральной, она в действительности является детерминистской в самой своей сути. Она подразумевает, что свободная игра рыночных сил, при заданном устройстве человека и мира, может действовать только в одном направлении: в направлении саморегуляции спроса и предложения, в направлении экономической эффективности и прогресса.
Этот детерминизм, в рамках которого человек рассматривается как действующий под неограниченным влиянием законов рынка, в уверенности, при этом, что он независим от них, включает еще одну, возможно, более поразительную предпосылку, согласно которой естественные законы рынка являются сущностно благими (если мне будет позволено так сказать) и с необходимостью ведущими ко благу, какой бы ни была моральность отдельных индивидов. Эти две предпосылки не являются полностью ложными, что демонстрирует успехи рыночной экономики. Но они, равным образом, не являются универсально применимыми и правильными, что очевидно с учетом проблем современной мировой экономики. Не переходя здесь к детальному раскрытию этих проблем – это не является моей задачей – позволю себе лишь привести цитату из Петера Козловски, иллюстрирующую рассматриваемый вопрос: "Экономика движется не только экономическими законами, она также обуславливается людьми…"(3) Даже если рыночная экономика и основывается на упорядочивании действий индивида в рамках определенной сети правил, это не должно сделать человека поверхностным или исключить его нравственную свободу из анализа экономики. Также становится все более очевидно, что развитие мировой экономики должно быть связано с развитием мирового сообщества и вселенского человеческого рода, что развитие духовных сил человечества необходимо для совершенствования мирового сообщества. Эти духовные силы сами по себе являются экономическим фактором: рыночные правила действует только тогда, когда существует поддерживающий их моральный консенсус.
До сих пор я пытался указать на противоречие между чисто либеральной моделью экономики и этическими соображениями. Чтобы завершить рассмотрение первого круга вопросов, я должен обратиться к другому противоречию. Вопрос о связи рынка и этики давно перестал быть сугубо теоретической проблемой. В связи с тем, что врожденное неравенство различных экономических зон угрожает свободному действию рынка, с 1950-х гг. предпринимались многочисленные попытки восстановления баланса посредством проектов развития. Не может более игнорироваться то, что эти попытки провалились и даже привели к росту неравенства. В результате, во многих частях Третьего мира, в которых ранее помощь для целей развития порождала большие надежды, теперь причины их нищеты усматриваются в рыночной экономике, расценивающейся как система эксплуатации, как институциализированный грех и несправедливость. В этой ситуации для них централизованная экономика представляется моральной альтернативой, к которой некоторые обращаются с поистине религиозным пылом, которая практически приобретает религиозное значение. Ведь если рыночная экономика базируется на идее благотворного действия эгоизма и его автоматического ограничения конкурирующими эгоизмами, то идея справедливого контроля представляется доминирующей для плановой экономики, целью которой является равные права для всех и пропорциональное распределение ресурсов для всех. Имеющиеся до сих пор примеры, конечно, не являются вдохновляющими, но надежда на то, что кто-либо сможет, тем не менее, добиться плодотворного воплощения этого морального проекта несмотря ни на что остается. Кажется, что если бы цель преследовалась на более прочном моральном основании, было бы возможным примирить мораль и эффективность в обществе, ориентированном не на максимизацию прибыли, но на самоограничение и на общую пользу. Поэтому, в данной области спор между экономикой и этикой в еще большей степени приобретает характер атаки и на рыночную экономику и ее духовные основания – в пользу экономики, основанной на централизованном контроле, предположительно получившей моральное обоснование.
Подлинное значение этого вопроса становится более ясным, когда мы включаем в рассмотрение третий элемент экономических и теоретических рассуждений, касающихся сегодняшней ситуации: марксистский мир. С точки зрения структуры экономической теории и практики, марксистская система, как централизовано управляемое хозяйство, выступает радикальным антитезисом рыночному хозяйству.(4) Спасение ожидается, так как в ней нет частного контроля над средствами производства, так как предложение и спрос не приводятся в соответствие посредством рыночной конкуренции, так как в ней нет места частному стремлению к прибыли, так как все регулирование проистекает из центрального хозяйственного органа. И все же, несмотря на радикальную противоположность конкретных экономических механизмов, на более глубоком уровне философских предпосылок существуют также и точки соприкосновения. Первая из них состоит в том факте, что марксизм также содержит детерминизм в своей основе и также обещает полное освобождение как результат этого детерминизма. По этой причине фундаментально ошибочным является предположение о том, что централизованная экономическая система является моральной в противоположность механистической рыночной системе. Это становится четко видно, например, в принятии Лениным тезиса Зомбарта о том, что в марксизме нет ни грана этики, а лишь экономические законы.(5) В самом деле, детерминизм здесь проявляется более радикально и фундаментально, чем в случае либерализма: последний хотя бы признает сферу субъективного и рассматривает ее как место для этического. Марксизм же, с другой стороны, полностью обуславливает становление и историю – экономикой. Проявление субъективного начала рассматривается в нем как сопротивление законам истории, которые одни представляют значение; как реакция против прогресса, которая не может быть допустима. Этика сводится к философии истории, а философия истории вырождается в партийную стратегию.
Но давайте еще раз вернемся к точкам соприкосновения в философских основаниях марксизма и капитализма, рассматриваемых строго. Вторая точка соприкосновения – как станет ясно в дальнейшем – состоит в том факте, что детерминизм ведет к отказу от рассмотрения этики как независимого начала, имеющего значение для экономики. Особенно драматично это проявляется в марксизме. Религия выводится из экономики как отражение определенной хозяйственной системы и, таким образом, выступает как препятствие на пути к точному знанию, к точным действиям – как препятствие для прогресса, пути которого направляют естественные законы истории. Также предполагается, что история, которая движется диалектикой противоречий – от отрицания к утверждению, – должна, без какого-либо дополнительного объяснения, закончиться тотальным утверждением [снятием противоречий]. То, что Церковь не может предложить ничего позитивного мировой экономике с этой точки зрения очевидно; ее единственное значение для экономики состоит в том, что она должна быть преодолена. То, что она может быть временно используема для собственного самоуничтожения и, поэтому, как инструмент для "положительных сил истории", стало лишь позднейшей "догадкой". Очевидно, это новшество не вносит изменений в фундаментальные положения.
В остальном, вся система базируется, фактически, на апофеозе централизованного управления, в котором видится проявление мирового духа. То, что это миф в худшем смысле этого слова – лишь эмпирическое утверждение, находящее все новые и новые подтверждения. И именно поэтому радикальный отказ от реального диалога между Церковью и экономикой, который предполагается в указанном подходе, становится подтверждением необходимости такого диалога.
Пытаясь описать пути диалога между Церковью и экономикой, я обнаружил еще один, четвертый, аспект. Он может быть проиллюстрирован известным высказыванием Теодора Рузвельта, сделанным в 1912 году: "Я убежден, что включение Латинской Америки в Соединенные Штаты будет длительным и трудным, до тех пор, пока эти страны остаются католическими". Подобным же образом, на лекции в Риме в 1969 году, Рокфеллер порекомендовал заменить там католиков другими христианами(6) – предприятие, которое, как хорошо известно, находится в полном разгаре. В обоих высказываниях религия – в данном случае, одна из христианских конфессий – рассматривается как социально политический и, потому, как политико-экономический фактор, имеющий фундаментальное значение для развития политических структур и экономических возможностей. Это напоминает один из тезисов Макса Вебера о внутренней связи между капитализмом и кальвинизмом, между становлением экономического строя и определяющим влиянием религиозной идеи. Марксов подход представляется полностью перевернутым: теперь не экономика производит религиозные верования, а базовая религиозная ориентация определяет, какой тип экономической системы может развиваться. Представление о том, что только протестантизм может привести к свободной экономике – тогда как католицизм не содержит в себе возможностей по воспитанию свободы и самодисциплины, необходимых для нее, благоприятствуя, напротив, появлению авторитарных систем, – несомненно весьма широко распространено и сегодня, многое в недавней истории рассматривается как его подтверждение. С другой стороны, мы не можем более столь наивно рассматривать либерально-капиталистическую систему (даже со всеми исправлениями, внесенными в нее недавно) как спасение для всего мира. Мы не живем более в эру Кеннеди с ее оптимизмом [характерным для проектов типа] Корпуса мира [независимое федеральное агентство США, учрежденное в 1961 г. для оказания помощи другим странам в подготовке квалифицированных специалистов и распространения американских ценностей посредством посылки добровольцев. – Прим. пер.]; сомнения Третьего в мира в этой системе могут быть лишь частично оправданы, но они не являются полностью безосновательными. Самокритика со стороны христианских конфессий по отношению к их политической и экономической этике является первейшим условием.
Но процесс не может идти в направлении исключительно диалога внутри Церкви. Плодотворные результаты может принести лишь диалог с участием тех христиан, которые выполняют функции по управлению экономикой. Длительная традиция привела их к рассмотрению своей принадлежности к христианству как частного дела, тогда как в своей деятельности в качестве членов делового сообщества они подчиняются экономическими законами.
Эти две области стали представляться взаимоисключающими в современных условиях разделения субъективного и объективного начал. Но суть именно в том, что они должны быть соединены, сохраняя свою внутреннюю целостность, но будучи нераздельными. Все более очевидным фактом экономической истории становится то, что
развитие экономических систем, нацеленных на достижение общего блага, возможно лишь на основе соответствующих этических систем, которые, в свою очередь, могут возникать и сохраняться только при наличии устойчивых религиозных убеждений.(9) Равным образом, становится очевидным то, что
разрушение этих оснований может в действительности привести рынок к коллапсу. Экономическая политика, направленная не только на благо отдельной группы – и даже не только на общее благо в границах проводящего ее государства, – но на общее благ всего человеческого сообщества, требует максимума этической дисциплины и, потому, максимума религиозной силы. Политическое оформление той силы, которая будет направлять внутренние экономические законы к реализации данной цели представляется, несмотря на все гуманитарные протесты, практически невозможным сегодня. Она сможет быть реализована только в случае полного высвобождения новых этических сил. Те моральные убеждения, которые считаются способными обходиться без учета технического знания экономических законов, являются не моралью, а морализаторством. Как таковые, они противостоят морали. Те научные подходы, которые считаются способными обходиться без учета этики, основаны на непонимании природы человека. Поэтому они не являются научными. Сегодня нам необходим максимум специализированного понимания экономики, но также и максимум этических убеждений с тем, чтобы специализированное понимание экономики могло послужить реализации правильных целей. Только в этом случае знания об экономике будут как политически возможными, так и социально приемлемыми.
перевод с английского: Денис Мельник
Источник: "Ратцингер-Информ"
[*] Статья первоначально была представлена в виде доклада на немецком языке на конгрессе "Церковь и экономика в ответственности за будущее мировой экономики", состоявшемся в ноябре 1985 г. в Риме. По его итогам издательством Ordo Socialis был опубликован сборник "Церковь и экономика в диалоге" на немецком, а затем и на английском языке. Английское издание включало статью кард. Й. Ратцингера "Market economy and ethics", переведенную ранее С.У. Арндтом (Stephen Wentworth Arndt) и опубликованную в осеннем выпуске журнала Communio за 1986 г. Перевод подготовлен по английскому изданию. – Прим. пер.
[1] См.: Peter Koslowski, "Uber Notwendigkeit und Moglichkeit einer Wirtschaftsethik," Scheidewege. Jahresschrift fur skeptisches Denken 15 (1985/86): 301, 204-305. Это фундаментальное исследование дало мне важные указания по подготовке мой собственной статьи. [Идеи данной статьи легли в основу одной из глав книги П. Козловски, переведенной, в том числе, и на русский язык. См.: П. Козловски. Принципы этической экономии. СПб. Экономическая школа, 1999. – Прим. пер.]
[2] Koslowski, Указ. соч. 294.
[3] Koslowski, Указ. соч. 304; см. Также: 301.
[4] См.: Card. J. Hoffner, Wirtschaftsordnung und Wirtschaftsethik. Richtlinien der katholischen Soziallehre, ed. Sekretariat der Deutschen Bischofskonferenz (Bonn, 1985), 34-44. Английский перевод данной статьи был опубликован Ordo socialis: Economic Systems and Economic Ethics-Guidelines in Catholic Social Teaching (Association for the Advancement of Christian Social Sciences, 1986).
[5] Koslowski, Указ. соч. 296, с ссылкой на Ленина: Werke (Berlin, 1971), I 436.
[6] Я обнаружил эти рассуждения в работе A. Metalli, "La grande epopea degli evangelici," Trenta giorni 3, no. 8 (1984): 9, 8-20.
[7] Для более детальной информации см.: P. Koslowsky "Religion, Okonomie, Ethik. Eine sozialtheoretische und ontologische Analyse ihres Zusammenhangs," in Die religiose Dimension der Gesellschaft, Religion und ihre Theorien, ed. P. Koslowski (Tubingen, 1985), 76-96.