Лента: Политика

США с годами все меньше и меньше склонны искать компромиссы

Армен Оганесян, главный редактор журнала «Международная жизнь»: Сергей Алексеевич, в последнее время активно обсуждается антироссийский закон, принятый Конгрессом США и подписанный Президентом Д.Трампом. Означает ли сам факт подписания данного закона начало длительного периода, когда США в отношении нашей страны разворачиваются к полити-ческой и экономической конфронтации, или все-таки это документ об ограничении возможностей Президента Д.Трампа в большей степени является фактором внутриполитической борьбы в США?

Сергей Рябков, заместитель министра иностранных дел России: И то и другое. То, что Президент Д.Трамп, подписывая закон, сказал относительно неприятия попыток обеих палат Конгресса посягнуть на конституционные полномочия президента, говорит само за себя.

Но что касается конфронтации между нашими государствами, то я бы не стал заходить так далеко в обобщениях. Надеюсь, до конфронтации не дойдет. Мы будем работать в пользу того, чтобы если не полностью преодолеть разрушительный эффект закона, то хотя бы найти пути, как минимизировать ущерб.

Однако проблема в том, что без нового решения обеих палат Конгресса, которое законодательным порядком отменит все то, что они сейчас наворотили в российско-американских отношениях, избавиться от этого будет очень трудно и усилий уйдет немало. Таковы факты. Речь идет о действии членов Конгресса США, которое будет иметь долгосрочные последствия. Спрогнозировать, сколько времени потребуется, чтобы хотя бы выработать более или менее нормальный модус операнди с США, сейчас сложно. Будем к этому стремиться.

А.Оганесян: Насколько Президент США может проводить собственную внешнюю и внутреннюю политическую линию и готов к этому в нынешних условиях?

С.Рябков: Я бы не сказал, что администрация Трампа во многих отношениях уже проявляет себя как определяющая внешнеполитическую повестку дня. Да, действительно у президента привлекательная внутриполитическая программа, и она, как я понимаю, остается востребованной у значительной части американцев. Но с точки зрения ее воплощения в конкретных делах все движется, насколько можно судить, не так успешно, как хотелось бы Белому дому, исполнительной власти в целом.

Что касается внешней политики – по крайней мере ее «российской составляющей», – пока можно испытывать только разочарование. Вынужден констатировать, что во многом это все еще продолжение худшего из наследия Обамы. Даже наблюдается некоторое ужесточение в риторике, по ряду аспектов политической линии, которая вызывала проблемы в отношениях США с нами, да и рядом других стран, на завершающем отрезке пребывания у власти предыдущей администрации. То есть «на круг» получается, что мы имеем дело с «негативной преемственностью» в американской политике в отношении России и некоторой пробуксовкой, как это видится с позиции стороннего наблюдателя, реализации тех лозунгов, идей, предложений, которые озвучивались в Вашингтоне ранее. Посмотрим, что будет дальше.

Конечно, Д.Трамп – человек волевой, настолько умудренный жизненным опытом, что внутриполитические штормы для него, наверное, не помеха. Однако мы видим, что по некоторым сюжетам «дрейф» администрации в сторону доминирующих в Конгрессе настроений происходит. Пока еще можно сказать, что администрация Трампа находится в стадии поиска и становления своих подходов. Но весьма печально, что отношения с Россией не прошли испытание на прочность с точки зрения устойчивости к нападкам, которые в последние месяцы шли по нарастающей. В конечном итоге большинство и в Палате представителей, и в Сенате, по сути, навязало свою волю администрации.

А.Оганесян: История, безусловно, не знает сослагательного наклонения. Но если бы к власти пришла Хиллари Клинтон? Думаю, что мы переживаем времена, которые были бы лучше при демократах.

С.Рябков: Допускаю, что вы правы. Могло бы быть драматическое ухудшение, но мы не можем это проверить, мы можем рассуждать абстрактно и гипотетически. Вместе с тем фактом, который для меня имеет в данной ситуации очень существенное значение, является то, что именно из недр Демократической партии, той партии, кандидат которой проиграл, был выпущен антироссийский джинн, родился
призрак погони за внешним врагом. В результате возникли те эффекты, что мы видим сейчас в форме нового закона, в виде общей параноидальной обстановки вокруг России в США, абсолютно необъяснимых в рациональных категориях вспышек обвинений нас во всех «смертных грехах» и определенной мании преследования, которой оказались охвачены очень многие политики и функционеры в Вашингтоне.

Беспрецедентным образом демократы, используя Россию как жупел, используя отношения с Россией как инструмент, как кувалду, которой они хотели разбить президентство Трампа, подорвали на долгие годы возможность выстраивания с нами разумных отношений. К сожалению, это так. И кто бы ни был Президентом США, кто бы ни победил на следующих выборах, он или она в условиях введенного в действие закона, принятого обеими палатами Конгресса, будет чувствовать себя крайне связанным с точки зрения проведения более разумной политики в отношении России. Это большая проблема, которой не было раньше. В определенном смысле – новая реальность.

А.Оганесян: Масштаб торгово-экономических связей России и США невелик, и американские санкции не могут повлиять на эту сторону наших отношений. Значит, и нечего их опасаться?

С.Рябков: Мы действительно научились жить в условиях санкций. С 2014 года прошло три с половиной десятка санкционных волн, почти 400 российских организаций и около 200 наших граждан находятся под санкциями. Новый закон добавляет ограничения на покупки российских ценных бумаг, ограничения по объему инвестиций в российские проекты, ограничения доступа к технологиям нетрадиционной добычи углеводородов. Есть и другие моменты, помимо политической составляющей этого закона, которая сама по себе возмутительна. Она просто вызывающая во многих аспектах. В общем, в картину добавлено немало мрачных красок. Тем не менее мы считаем, что работать можно и в этой ситуации.

Небольшой товарооборот – это скорее плохо, чем хорошо. Будь товарооборот выше, то, может быть, и интересы американского бизнеса звучали бы более определенно и не получилось бы у группы наиболее отъявленных, действующих по принципу «чем хуже, чем лучше» политиков, у которых совсем не осталось никаких тормозов, продиктовать свою волю остальным и повести за собой людей, которые, допускаю, не так интересуются отношениями с Россией, но на искусственно поднятой русофобами волне тоже оказались втянутыми в разрушительные процессы.

Экономика будет напоминать о себе и в хорошем, и в плохом смысле. Мы, конечно, активизируем работу, связанную с импортозамещением, сокращением зависимости от американских платежных систем, от доллара как расчетной валюты и т. д. Это теперь становится насущной необходимостью.

А.Оганесян: Какие ограничения еще прописаны в законе?

С.Рябков: Помимо того, о чем я упомянул, есть дальнейшие ограничения в отношении российских финансово-кредитных учреждений в плане доступа к ресурсам на международном рынке. Есть целая серия предписаний Министерству финансов, что называется, «копать» источники доходов, с помощью которых были осуществлены те или иные инвестиции из России в недвижимость в США.

Есть абсолютно беспрецедентный по своей политической наглости блок, касающийся ограничения возможностей для исполнительной власти США проводить самостоятельную внешнюю политику. По «российской тематике» руки у американской исполнительной власти отныне в значительной степени связаны. Любая администрация независимо от того, какая фамилия у президента, теперь имеет минимальное пространство для маневра и собственных действий. Ликвидация всего этого нагромождения антироссийских приемов потребует двухпартийной и двухпалатной совместной резолюции в Конгрессе, которую с учетом доминирующих сейчас настроений принять и провести через обе палаты, как я понимаю, будет очень сложно. И вообще непонятно, когда это в принципе может случиться.

В законе предусмотрена объемная отчетность, которая в обязательном порядке должна обеспечиваться администрацией по «российской тематике». С разной периодичностью различные аспекты выполнения этого закона и то, что делает Россия в международном плане, будут выноситься на слушания в Конгресс, будут писаться доклады. То есть тема не просто станет искусственно подогреваться, она будет поддерживаться в воспаленном состоянии, чтобы группа русофобов, которая сейчас задает тон, могла «удерживать на коротком поводке» всех тех, кто способен в США думать альтернативно.

А.Оганесян: Почище маккартизма.

С.Рябков: Похоже на то.

А.Оганесян: Складывается такое впечатление, что санкции, давление на Россию делают ее сильнее.

С.Рябков: Логика правильная. Действительно, под давлением Россия не идет на уступки и вообще под диктовку не делает ничего, что хочется оппонентам и чего они добиваются.

Вопрос о приспособлении наших экономических механизмов к существованию в этой реальности – весьма серьезный. Уверяю вас, мы этим занимаемся, занимается экономический блок нашего правительства. Извлекать плюсы из минусов – это в нашей истории, в общем, довольно обычное дело. Это черта характера. Мы в прошлом не раз прошли этот путь, реализовали такую модель поведения.

Сейчас нам надо думать о том, как обезопасить себя от американского всепроникающего тотального волюнтаризма. Суть закона и его политический смысл вижу по большому счету в том, чтобы если не в заложники взять весь мир, то запугать всех по максимуму. В тексте умышленно гибкие, «резиновые», формулировки. Помимо прямых предписаний, содержится значительное число возможностей «решать по-разному». Решения отданы «на откуп» Министерству финансов США: хочу введу санкции против кого-то, кто сотрудничает с русскими, хочу не введу. Расчет сделан на то, чтобы бизнес третьих стран этого боялся и выбирал действия не в пользу России. Политика наших врагов на Капитолийском холме сводится к тому, чтобы чертить все новые и новые разделительные линии. Они уверовали в то, что Россию можно «изолировать» – если не прямо, то косвенным образом, накинув санкционную петлю на бизнес других стран.

Прекрасно понимаем эти «игры». Нам важно создать работоспособные и эффективные экономические схемы, в рамках которых «завязка» на американскую расчетно-кредитную систему стала бы меньше. Я не экономист, но как человек, работающий в МИД, просто это чувствую. Иначе мы все время будем сидеть у них на крючке, а им это и нужно.

А.Оганесян: Многие задаются вопросом, почему в Конгрессе США, в котором большинство депутатов-республиканцев, начали воевать против своего республиканского президента?

С.Рябков: Конкретно применительно к этому законопроекту верх взяла идея о том, что Россия – источник всех бед. Россия вмешалась-де в американские выборы, Россия ведет себя «неподобающим образом» с соседями, Россия якобы создала ситуацию, когда можно говорить о крушении системы, в которой привыкли комфортно существовать западные страны.

Навешивание ярлыков стало не просто занятием пропагандистов. Это уже «альфа» и «омега» политической линии тех, кто заседает в американском Конгрессе. Для них защита ложно истолкованных американских ценностей и продвижение этих самых ценностей стали выше даже интересов собственной страны. Не хочу углубляться в антироссийскую лихорадку, которой охвачены и СМИ в США, и политики там, и разного рода политологи, с наслаждением придумывающие и «обсасывающие» то, чего не было и в принципе быть не могло. Все это грязно и недостойно такой страны, как США. Но факт есть факт. Они сами себе вредят. То, что творится в последние месяцы в Конгрессе, это само по себе очень серьезный урон имиджу, реноме и авторитету США как ведущей, самой влиятельной во многих отношениях державы мира. Странно, что они не понимают столь очевидных вещей. Мелкотравчатые «игры» американских политиков на пустом месте – одно из удивительных явлений последнего времени.

А.Оганесян: Большая часть граждан Германии, согласно последнему опросу Института социальных исследований и статистического анализа Forsa поддерживает курс немецкого правительства против новых санкций США в отношении России. Не появляется ли у Москвы поле для маневра, чтобы укрепить связи с Берлином? Насколько Европа может оказаться устойчивой по отношению к давлению со стороны США?

С.Рябков: Когда в свое время европейцы заняли жесткую позицию в отношении закона Хелмса – Бертона*, (*В 1996 г. Конгресс США принял закон «За свободу и демократическую солидарность с Кубой», известный как закон Хелмса – Бертона. Закон предусматривал дополнительные санкции против иностранных компаний, торгующих с Кубой. Судам, перевозящим продукцию из Кубы или на Кубу, было запрещено заходить в порты США. США прекращали выделение денег международным финансовым организациям, предоставляющим средства Кубе. В документе зафиксировано «несогласие (США) с присутствием российской разведывательной установки на Кубе (Лурдес)». – Прим. ред.) были найдены правовые инструменты, которые ЕС использовал в практическом плане для ограждения своего бизнеса от экстерриториального применения американских санкций. Тогда по экономическим, политическим и иным мотивам Евросоюзом был построен правовой «забор», найден такой юридический антидот, что американцы оказались вынуждены принять сопротивление европейцев как данность. И продвигавшиеся Вашингтоном многие десятилетия эмбарго и блокада Кубы по большому счету искомого эффекта не дали. В американской блокаде образовалась большая брешь в виде контрмер со стороны ЕС. Но это в прошлом.

Что касается настоящего, то мы слышим заявления, которые отражают настроения значительной части населения европейских стран, особенно тех, кто в большей степени, чем другие, заинтересован в нормальных отношениях с нами, в том числе экономических. Но за заявлениями, наверное, должны последовать те или иные действия. Если я сейчас начну спекулировать на эту тему, нельзя исключать, что кто-то из посольств соответствующих стран, работающих в Москве, отследив такие мои высказывания, напишет в столицу, что русские в очередной раз пытаются «вбивать клинья», «ослабляют трансатлантическую сцепку». Как мы знаем, это прямой повод для консолидации того или тех, кому или среди кого «клинья» пытаются вбивать.

По большому счету не верю в самостоятельность нынешней Европы как игрока, особенно на российском направлении. К сожалению, они тоже за последние годы нагромоздили столько всего негативного и создали такой балласт в отношениях с нашей страной, что им сложно будет от него отказаться. Посмотрим, как пойдет. Но лоббизм бизнеса, экономика – конечно, факторы. Тем не менее я не преувеличивал бы его значение в новой обстановке.

А.Оганесян: Сергей Алексеевич, давайте перейдем к «печальной» конкретике. Имею в виду арест российской недвижимости в Америке, высылку дипломатов и наш ответ. Как вы думаете, американская сторона адекватно восприняла наше решение и может ли это привести к какому-то конструктивному диалогу хотя бы о нашей собственности в США?

С.Рябков: Очень надеюсь, что ситуация воспринимается именно так, как вы это сейчас обрисовали. Мы не сделали ничего того, о чем, во-первых, американцы не знали, потому что мы их предупреждали – и публично, и за закрытыми дверями. Во-вторых, они не могут не понимать, что наши меры – это своего рода оплата отложенного их долга нам. 29 декабря прошлого года, когда произошло незаконное изъятие российских объектов, защищенных дипломатическим иммунитетом, и случилась высылка американскими властями наших дипломатов из Вашингтона и Сан-Франциско, мы предупредили, что отсутствие немедленной и резкой реакции не означает, что ее не будет в принципе. Сейчас произошло то, что количество нашего персонала, работающего в США, доведено до американцев в качестве лимита, в соответствии с которым к 1 сентября должно быть сокращено количество их персонала, работающего в посольстве в Москве и трех генеральных консульствах (в Санкт-Петербурге, Екатеринбурге, Владивостоке). Посмотрим, как они выполнят данное неукоснительное требование. В дальнейшем мы собираемся поддерживать паритет.

Не думаю, что у американцев сложилось какое-то иное понимание наших действий, но можно предположить, что они сейчас придумают очередной повод для следующей стадии обострения, для новых негативных шагов в сфере обеспечения деятельности дипучреждений России в США. Если это действительно произойдет, они пошлют нам явный сигнал о своей готовности идти на дальнейшее нагнетание. Мы их предостерегали от подобных действий тоже неоднократно.

Хочу воспользоваться возможностью, чтобы сделать это еще раз: не приведи Господь, если в Вашингтоне решатся на что-то подобное. В этом случае последует зеркальная реакция с нашей стороны. В итоге мы получим новое существенное ухудшение условий нормального функционирования дипучреждений, работа которых, собственно, является первейшей предпосылкой для любого диалога и выстраивания здоровых отношений.

Замечу, что мы всегда идем с точки зрения мер – контрмер за американцами. Они делают шаг вниз, мы – следом. Мы никогда ничего негативного не инициируем и в более широком политическом плане ничего не рушим из того, что имеется. Механизмы диалога, которые сейчас не работают, были закрыты и демонтированы американской стороной. Мы предлагаем начать восстанавливать ряд направлений. Пока нет ответа. Готовы продолжать диалог по Сирии, по Украине, по контролю над вооружениями, по вопросу о нераспространении оружия массового уничтожения. Нет ни одной темы, где бы мы сказали: «Все, поезд ушел – вы приняли этот закон, и мы теперь не будем ничем с вами заниматься».

Так кто идет на обострение? Кто позволяет себе выходки, которым не должно быть места в межгосударственных отношениях? Кто не проявляет выдержку? Кто не думает о последствиях?

Действия США – это во многом признак недобросовестной конкуренции. Америка использует свое доминирование в международной финансовой системе, системе международных расчетов и специфику своей правовой системы, где «экстерриториальность» возведена во главу угла, для давления на бизнес в любой части света – Китае, Европе, России – в интересах получения преимуществ нечестным путем. Мы с этой прак-тикой сталкиваемся во многих сферах. США пытаются вытеснить нас с рынков военно-технической продукции. Их официальные лица открыто заявляют, что Америка будет бороться против «Северного потока – 2», против «Турецкого потока» и т. д. Это произносится без стеснения. Это грязная, нечистоплотная, недостойная практика, которая сейчас стала сутью «российской политики» великой страны. Но подобное может продолжаться лишь до каких-то пределов, хотя мы не хотим дальнейшего обострения, не хотим конфронтационной спирали.

А.Оганесян: В качестве ответных экономических действий некоторыми экспертами предлагаются ответные санкции из категории критического импорта в США из России: поставки титана американскому авиапрому, уранового концентрата для АЭС, техники для космической отрасли. Возможен такой вариант развития?

С.Рябков: Во главу угла наших действий и в экономической, и в политической сферах мы должны ставить и ставим наши национальные интересы. Это именно тот случай, когда «своя рубашка ближе к телу». Нельзя действовать, исходя из принципа любой ценой сделать побольнее кому-то. Такое поведение неправильно, да и, вообще, оно стало бы отражением некоей политической неуверенности или
нервозности, которых у нас нет. Если бы мы стали действовать подобным образом, то, наверное, нашлось бы немало тех в Конгрессе, кто с удовлетворением для себя отметил бы: вот как мы правильно поступили, русских это все-таки задело.

Мое личное мнение: нам нужно проявлять выдержку и терпение, если хотите – стратегическое терпение, не суетиться. Давайте вспомним «доклад Армеля» 1967 года, где было сформулировано, как НАТО следовало вести себя по отношению к Москве в тот период. Много поучительного. Давайте теперь применим подход Пьера Армеля к сегодняшнему Вашингтону: России, на мой взгляд, нужен двухтрековый подход к отношениям с США. Во-первых, сдерживание (deterrence) там, где мы видим агрессивные действия американцев, нападки, нескончаемые попытки ослабить нас, которыми официальные лица США просто бравируют, стремление насытить сопредельные нам страны натовскими военными объектами, военной инфраструктурой, массированным развертыванием хорошо оснащенных контингентов вооруженных сил.

А вторая часть двухтрекового подхода – это вовлечение (engagement). Вовлечение США в диалог, но только по тем направлениям, которые выгодны и нужны нам. Утром начинать думать, что нам нужно сделать, чтобы себя укрепить, обезопасить от американского нажима, и ложиться спать с этой же мыслью. Соотносить свои действия, политику на американском направлении только с этими задачами, действовать строго в этой шкале координат. Дальше посмотрим. И давайте положим эту матрицу двухтрекового подхода на «подкладку» стратегического терпения. Однако повторяю, это только мое сугубо личное мнение. Внешнюю политику определяет Президент России.

А.Оганесян: Кстати, в законе, который утвердил г-н Трамп, тоже сказано, что санкции не должны противоречить национальным интересам США, поэтому они не выходят из сотрудничества по космосу, например, не прекращают с нами сотрудничество в космической сфере?

С.Рябков: Они прекрасно знают свои интересы, они никогда не стесняются заложить в свои документы один абзац, что США будут, исходя из принципиальных соображений, громить страну Икс. А буквально в следующем абзаце без тени смущения написать: но если страна Икс нам, то есть Америке, как-то поможет в сфере Игрек, то мы будем эту страну поддерживать или, по крайней мере, в данной сфере она избежит санкций. Это нормально. Вот с чего надо брать пример.

А.Оганесян: Какие окна возможностей остаются для российско-американского сотрудничества и каким будет будущее наших договоренностей по ядерному разоружению?

С.Рябков: Очень серьезная тема. Данное направление требует соответствующего глубокого анализа и планирования на годы вперед. К сожалению, нам не совсем понятно, в чем будет состоять линия Вашингтона на этом направлении. Время идет, и близится контрольный срок, записанный в Договоре по СНВ 2010 года, 5 февраля 2018 года. Много спекуляций, недостойной политической возни вокруг Договора по РСМД. Вопросы стратегической стабильности давно не обсуждались. Мы готовы к диалогу по всем этим направлениям, но нужно понять, кто с американской стороны будет партнером в данном диалоге, в чем суть их подходов. Там до конца года должен завершиться обзор ядерной политики. Это важный документ, он будет о многом говорить с точки зрения предпочтений и ориентиров американцев в сфере контроля над вооружениями.

Космос должен остаться мирным. Тенденции последнего времени в американской военно-политической элите, в их мышлении, в американском военном планировании настраивают на очень тревожный лад. У них все больше «позывов» двинуться в направлении размещения ударных средств в космосе, расширения военного применения космических объектов и т. д.

Есть вопросы в прямом смысле более приземленные, но от этого не менее значимые, например необходимость, по нашему убеждению, разработать международную конвенцию по борьбе с актами химического и биологического терроризма. Тема суперактуальная, в том числе «в привязке» к ситуации на Ближнем Востоке. Тоже нет отклика до сих пор с той стороны на это предложение. Такое впечатление, что все в Вашингтоне поглощены бесконечной борьбой с ветряными мельницами в виде тех или иных информационных вбросов о «российском влиянии», «российском вмешательстве», которого нет и быть не может.

Не получится реально укрепить международную безопасность, если американцы будут и дальше медлить с работой по совместным приоритетам. Это контртерроризм, нераспространение, региональные конфликты и многое другое. Раз за разом возникают ситуации, когда происходят события, после которых все как бы вспоминают: ах, надо было этим раньше заняться. Не нужно ждать повода, надо просто вопросы системно отрабатывать. Мы призываем к этому и в двустороннем плане, и на международных площадках.

А.Оганесян: Сергей Алексеевич, как вы считаете, может ли быть продуктивным при нынешних обстоятельствах взаимодействие России, Китая и США по северокорейскому ядерному вопросу?

С.Рябков: Обстановка в Северо-Восточной Азии взрывоопасна, и непонятно, как она разовьется. Вопрос ведь в том, как найти точку, где сойдутся интересы и возможности Пхеньяна и Вашингтона. При противоположности политических культур и подходов к ситуации у этих двух «игроков» без их взаимного согласия найти конструктивное решение проблемы не получится. Посредничество возможно. Были шестисторонние переговоры, которые показали свою эффективность на определенном этапе. Они позволяли удерживать ситуацию в приемлемых рамках. Был небезызвестный документ 1995 года и многое другое. Но сейчас США, как я понимаю, к прямому диалогу готовы чисто теоретически. Они выдвигают нереальные для другой стороны условия. Соответственно, другая сторона, видимо, делает для себя вывод, что остановить такой нажим можно только противопоставив ему некий силовой фактор. Это опасная игра на повышение ставок и тупиковый путь.

Мы предлагаем определенные схемы. Китайцы делают то же самое. По сути дела, эти схемы сводятся к тому, что нужно заморозить ситуацию и хотя бы на время обеспечить статус-кво. Потом начинать понемногу откручивать, опускать эту планку ниже и фиксировать. Это естественно. В этом нет ничего такого, чего не было бы придумано до нас и многократно использовано в разных ситуациях дипломатического свойства. Но пока, к сожалению, эта схема не работает.

И параллельно в Совете Безопасности ООН мы сталкиваемся раз за разом с ситуациями, когда объем и характер требований, которые предъявляют США к содержанию санкционных документов, не реалистичны, уходят далеко за все возможные «красные линии». И представители США с годами все меньше и меньше склонны искать компромиссы. Они на международных площадках все чаще руководствуются принципом «кто не с нами, тот против нас», а значит, кто не с ними, того надо «ломать через колено», никаких разговоров ни о каких компромиссах, никакого поиска решений на основе баланса интересов. Они, похоже, даже разучились вести обычное редактирование текстов, совместно на двусторонней основе и коллективно искать с карандашом в руках взаимоприемлемые формулировки. Иногда кажется, что они просто не умеют это делать. В результате все больше проблем. Среди прочего, наносится удар по авторитету международных организаций. Встает вопрос: как нам себя дальше надо вести?

А.Оганесян: Какие все же есть окна возможностей для сотрудничества?

С.Рябков: Если мы берем так называемые глобальные вызовы – это, в частности, безопасность информационно-коммуникационных технологий. До сих пор профессиональный диалог с США в этой области вперед не движется, хотя мы неоднократно посылали американцам развернутые сигналы о том, что считаем правильным и нужным осуществлять совместно в этой сфере.

Есть множество других проблем, которые необходимо и дальше решать вместе: урегулирование ряда конфликтов, незаконная миграция, вопросы, касающиеся условий функционирования международного и национального бизнеса, в том числе с учетом тенденций к протекционизму, искусственно навязанных антидемпинговых расследований, с которыми мы сталкиваемся. Это все требует обсуждения в конструктивном ключе.

Мы не догматики, мы знаем, что у США свои интересы, понимаем, что с появлением каждой новой администрации в Вашингтоне происходит переосмысление подходов, начинается новая расстановка акцентов, внедряются новые приоритеты. Но вместе с тем нельзя перечеркивать все, что было накоплено до сих пор, нельзя многое приносить, как в ситуации с американо-российскими отношениями, в жертву политической конъюнктуре и собственным искаженным представлениям об окружающем мире. Но эти наши призывы пока так и остаются призывами. Мы с трудом ведем диалог, в том числе и по такой теме, которая, как заявляют сами американцы, для них важна, – по урегулированию на Украине. Они назначили своего спецпредставителя, но диалог с ним пока не стартовал.

А.Оганесян: Американцы сказали, что Россия попросила назначить спецпредставителя Президента США по Украине. Что это означает и будет ли назначение способствовать выполнению Минских соглашений?

С.Рябков: Президент России неоднократно говорил, как я понимаю, американским лидерам, что мы готовы к диалогу с американской стороной по украинским делам, по ситуации на Юго-Востоке Украины, по ходу выполнения, прежде всего Киевом, обязательств в рамках «Минского пакета».

Мы не «просили» ни о каком назначении американского спецпреда. Говорилось о том, что в отсутствие такого визави довольно странно слышать от американской стороны постоянные рассуждения о том, что нужен диалог. При Обаме соответствующие обязанности выполняла заместитель государственного секретаря В.Нуланд. Г-н Волкер получил титул «спецпредставителя США на переговорах по Украине». Честно говоря, не очень понимаю, что значат эти «переговоры по Украине»? Кто и с кем эти переговоры ведет? Такой вопрос, думаю, можно было бы задать самому г-ну Волкеру, если и когда он появится в Москве и вообще в России.

А.Оганесян: Сейчас много говорится о возможности поставок Америкой «летального вооружения» на Украину…

С.Рябков: Администрацию Трампа усиленно толкают в этом направлении. Упомянутый г-н Волкер в ходе своих поездок на Украину и в другие страны тоже высказывался на публику в пользу этого.

Замечу, военное оборудование и те средства, которые сами по себе не могут нанести смертельное поражение ополченцам, уже давно бурным потоком в огромных объемах поставляются на Украину, причем не только из США, но из многих других стран НАТО, и не только НАТО. Военные инструкторы из США, Канады, других государств усиленно тренируют украинских военных, учат их пользоваться этим снаряжением и спецсредствами.

Гипотетическая поставка «летального оружия» стала бы качественно новым шагом. Будет ли он сделан? В последнее время отмечаем некий «дрейф» Вашингтона в этом направлении. Соответствующее решение привело бы к крайне опасному развитию событий. Ясно, что политически это было бы воспринято «партией войны» в Киеве как мощный сигнал поддержки. В практическом плане это означало бы существенную дестабилизацию обстановки на Юго-Востоке Украины. Здесь мы тоже подходим к анализу всех обстоятельств трезво, взвешенно, без эмоций и предостерегаем Вашингтон от очередных ошибок.


Источник: Журнал "Международная жизнь"