Лента: Политика

Итак, новый пакет санкции принят нижней палатой Конгресса, принят подавляющим большинством голосов (только 3 конгрессмена проголосовали против), и у меня нет больших сомнений в том, что этот законопроект без больших помех и затруднений пройдет через Сенат и будет подписан Президентом США. У Президента по большому счету сейчас уже нет другого выхода – за ним неусыпно следит враждебная пресса, питающаяся сливами из компетентных источников, «российские связи» его штаба в ходе избирательной кампании расследует Роберт Мюллер, и пока неясно, к каким выводам придет расследование. Ясно пока только одно – Трампа защищает от импичмента исключительно республиканское большинство в Конгрессе, то самое, что только что в согласии с демократами проголосовало за лишение Президента полномочий самочинно «улучшать отношения с Россией».

Конечно, это не просто унижение для Президента, подписание этого акта означает для него роспись под заявлением о безоговорочной капитуляции перед республиканским истеблишментом. Перед теми, кому он бросил вызов в начале 2016 года, когда выщелкивал одного за другим кандидатов своей партии: Джеба Буша, Марко Рубио, Теда Круза. Объединение России с Ираном и Северной Кореей в одном документе – это помимо всего прочего дополнительный фактор давления на Президента. Трампу как бы намекают: от мер против этих двух стран Вы ведь не сможете отказаться, принимайте в пакете и Россию, которая пока не слишком проявляет лояльность к вашей внешней политике.

Итак, перспектива улучшения отношений с Америкой при Трампе похоронена окончательно, и прежде чем понять, что в этой ситуации следует делать, как поступать, нужно провести серьезную работу над ошибками тем, кто делал на эту перспективу ставку

Ошибались ли мы, видя в Трампе надежду, и оправдал ли Трамп наши надежды? Оказался ли он просто в безвыходном положении, или просто не смог, не захотел, поленился найти выход?

Прежде всего, о собственных ошибках. Виноваты ли мы, российские консерваторы в чрезмерной «трампомании»? Ну, конечно, некоторых громких акций, получивших к тому же международный резонанс, лучше было бы не проводить. Но, с другой стороны, я не вижу особенных причин каяться в недавнем искреннем «трампизме». Когда появляется политик, который говорит в общем то, что ты думаешь, и при этом выступает против политиков, которые в открытую ненавидят твою страну, было бы нелепо стесняться высказывать ему свои симпатии.

Конечно, мы сочувствовали Трампу и желали ему победы. Видели ли мы темные стороны этого кандидата? Разумеется, видели. В хоре с другими кандидатами он подверг резкой критике иранскую сделку Обамы, его симпатии к России с самого начала казались немного конъюнктурными, его окружали и ему выражали поддержку самые неприятные персонажи американской политики – от Ньюта Гингрича до Дика Чейни. Была надежда только на то, что конфликт Трампа с неоконами настолько глубок, что внешнеполитическую команду он создаст из людей другого образа мыслей. Частично эта надежда оправдалась, когда мы увидели в кресле советника по национальной безопасности генерала Майкла Флинна, а на посту госсекретаря Рекса Тиллерсона.

Не прошло и двух месяцев, как стало ясно, что Флинн и Тиллерсон для политической элиты – это более менее случайные люди, и рулить Америкой им никто не позволит

Мог ли Трамп что-то предпринять, чтобы закрепить свой успех и не дать республиканским элитам диктовать ему свою волю? Я думаю, мог, и, кажется, даже начал предпринимать успешные шаги в этом направлении. Ему надо было создать особое движение внутри Республиканской партии, чтобы продемонстрировать ее зависимость от его поддержки. К этому его призвал главный советник Стивен Бэннон, и это был действительно единственный шанс на спасение. Причем это движение могло бы иметь глобальный размах, объединяя потенциальных сторонников Трампа в Европе и Азии, тех, кто бы хотел вернуть понятию «национальный интерес» более современное, антиглобалистское, звучание. Кстати, ничего плохого не было бы в том, если бы такие же «трамписты» появились и в России – пусть бы даже они занимали более проамериканскую позицию по корейскому и иранскому вопросу. Коли у нас в любом случае существует проамериканское лобби, лучше все-таки если бы оно было по-трампистски консервативным, а не либеральным, а еще лучше, чтобы два таких лобби конфликтовали между собой, взаимно друг друга ослабляя.

Но как бы то ни было, ничего не произошло, никакого движения не состоялось. При этом падение рейтинга Трампа в Америке привело к тому, что республиканцы, готовящиеся к промежуточным выборам 2018 года, стали более спокойно относиться к поддержке Президента. И, судя по всему, ассоциация с Трампом отнюдь не помогла выиграть выборы, ни Марин Ле Пен, и Терезе Мэй. Трамп очень быстро стал «плохим брэндом» на политическом рынке, и я бы не винил в этом только плохую прессу и deep state. Никакой deep state не заставлял Президента по ночам подобно тинейджеру писать злобные твиты, реагируя на каждый выпад в свой адрес, никакой deep state не создавал в Белом доме тот аппаратный хаос, который царит там сегодня.

В общем, Трамп оказался психологически абсолютно не подготовлен к серьезной войне за политическое лидерство, и он закономерным образом проиграл

Проиграв, он, конечно, свел на нет всю право-националистическую волну, которую волей неволей возглавил. Теперь эту страницу истории можно счесть перевернутой, российским консерваторам и России в целом следует научиться жить в ситуации «после Трампа».

Что мы теперь имеем «после Трампа»? Крах всех идеологических союзников справа, кроме, может быть, некоторых кружков интеллектуалов в США и Европе, кстати, абсолютно не востребованных «трампистами». Некоторый шанс на потепление отношений со Святым престолом – не знаю, что это даст России как государству, но тем не менее, наверное, это плюс. Слабая надежда на левое крыло Демократической партии в США, которое может вынести наверх кого-то типа Берни Сандерса (думаю, в нынешней ситуации и новый Барак Обама был бы шагом вперед). Исключать победы левых в 2018 году в США нельзя, но опять не факт, что эта победа будет на руку России – Европа и США с радостью сольются в трансатлантическом единении против России, и ничего больше.

Поэтому России сейчас следует не мечтать о «Европе наций», а вступить в альянс с той Европой, которая реально существует. Собственно, об этом альянсе уже прямо говорят российские политические деятели. И вот тут нас подстерегает опасность. Если раскол США и Европы произойдет реально, в России немедленно оформятся две партии: представители одной будут говорить о том, что надо оставить мультикультурную и секулярную Европу и дружить с консервативной Америкой, даже за счет внешнеполитических уступок, а представители другой начнут утверждать, что пора ценностно сближаться с Европой и ради этого отказываться от консерватизма, суверенитета, «скреп» и пр. Представители этих партий будут едины в общем неприятии идеи цивилизационной особости России и не исключаю, что они с общих позиций станут критиковать российскую власть за ее фатальную неспособность совершить исторический выбор – в ту или другую сторону.

Мы видели в предыдущие годы, как одни и те же люди занимали попеременно то одну, то другую позицию.

И если выдернуть из идеологии России ее «консервативный стержень» (а он уже практически выдернут – консерватизм как будто передоверен государством структурам Русской православной церкви), то в ближайшее время произойдет раскол всей политической элиты на «русских американцев» и «русских европейцев»

Но в отличие от 2003 года, когда мы имели что-то похожее, российская власть уже не сможет позиционировать себя одновременно как «главного европейца» в стране и «главного» же американца.

Иными словами, чтобы выстраивать новый альянс с Европой и Китаем против американского гегемонизма, а это сейчас не может не стать главным приоритетом российской внешней политики, нужно все-таки четко определить, кто мы такие в этом альянсе. Отдельная цивилизационная общность со своими в том числе и ценностными приоритетами, или же просто «бензоколонка Европы», защищающая приоритетное право обеспечивать просвещенный мир газом? Понимаю, что сейчас не время размахивать плакатами с консервативными лозунгами, как не время было в 1941 году рассуждать о классовой войне в Великобритании. Но и во время войны самое опасное утратить понимание собственной идентичности, оказавшись всецело под влиянием временного союзника. Будем верить в то, что Россия избежит этой опасности.


Борис Межуев
Источник: "УМ+"