Лента: Политика

Рауль Иларджи Майер, довольно давно комментирующий экономические реалии, выразился и лаконично, и провокационно:

«Всё кончено! Вся модель, на которых базировалось наше общество по крайней мере сколько мы себя помним, приказала долго жить. Вот почему появился Трамп».

«Роста нет. Реального роста нет уже несколько лет. Всё, что осталось это пустые сияющие циферки показателей фондового рынка S&P, подпираемые сверх-дешёвым кредитом и обратными выкупами акций, и показатели безработицы, которые скрывают неизвестно сколько миллионов человек, не включённых в число рабочей силы. И львиная часть этого — долги, как государственные, так и частные, которые поддерживали иллюзию роста, а сейчас всё больше и больше не способные этого делать.

…Фальшивые показатели роста работали только на одно: на публику, чтобы власть имущие могли удерживаться в своих тёплых креслах. Но всё, что им всегда удавалось, это всего лишь натягивать занавес Волшебника Страны Оз перед глазами людей какое-то время, и это время уже проходит.

…Вот что означает возвышение Трампа, Брексит, Ле Пен, и всё остальное. Это конец. Всё, что двигало нами на протяжении всей нашей жизни, потеряло и направление, и энергию».

Майер продолжает:

«Мы находимся прямо посреди самого важного глобального поворота за последние десятилетия, а в некоторых отношениях, возможно и за столетия, в начале подлинной революции, которая будет оставаться самым важным фактором, определяющим мироустройство в предстоящие годы, но почему-то никто об этом не говорит. Для меня это совершенно непонятно.

…Глобальный поворот, который мы имеем в виду — это конец глобального экономического роста, который неумолимо приведёт к концу централизации (включая и глобализацию). Это будет означать также конец существования большинства международных институтов, и особенно самых влиятельных.

…Точно так же это будет концом — почти — всех традиционных политических партий, которые правили своими странами на протяжении десятилетий, и уже сегодня имеют почти рекордно или рекордно низкую поддержку (если вам не совсем ясно, что происходит, взгляните-ка на Европу!).

…Дело вовсе не в желании или намерении какого-то человека или группы людей, дело в «силах», которые находятся вне нашей власти, которые могущественнее и действие которых оказывают всё большее влияние, чем наши жалкие мнения, даже несмотря на то, что силы эти могут быть делом рук человеческих.

…«Масса умных и (не очень умных) людей ломает головы над тем, откуда взялись Трамп, и Брексит, и Ле Пен, и все эти «новые» и ужасные явления, и люди, и партии, — но так ни к чему и не приходят, кроме шатких теорий о том, что всё дело в стариках, или в более бедных, расистки настроенных фанатиках, в людях одураченных, в людях, которые никогда не голосовали, и ещё каких угодно.

…Но, похоже, причин не знает и не понимает никто. Что странно, поскольку понять их не так уж сложно. А именно, всё это происходит, потому что прекратился рост. А если рост прекращается, то же происходит и с экспансией и централизацией во всех бесчисленных видах и формах, в которых они проявляются».

Далее Мейер пишет:

«Глобализация как главная движущая сила, уже в прошлом, панъевропейство в прошлом, и вопрос о том, останутся ли Соединённые Штаты соединёнными, далеко не решён. Мы движемся к массовым движениям десятков отдельных стран, и штатов, и обществ, взор которых обращён внутрь себя. И всё это в некотором роде те или иные «нарастающие признаки проблем».

…Что делает ситуацию в целом настолько трудной для общего понимания, это то, что никто не хочет ничего из этого признавать. Несмотря даже на то, что рассказы об углубляющемся сплошь и рядом неблагополучии опираются на те же причины, что породили и Трампа, и Брексит, и Ле Пен.

…То, что политико-экономико-медийная машина круглосуточно, и без перерыва штампует сообщения о положительном росте, может отчасти объяснить нежелание признать реальность и трезво посмотреть на себя — но только отчасти. Остальное объясняется тем, что именно все мы из себя представляем. Мы полагаем, что мы достойны вечного роста».

Конец «роста»

Итак, на самом ли деле «рост закончился»? Конечно, Рауль Иларджи говорит о «совокупности» (и здесь будут примеры роста в виде отдельных колебаний). Но ясно то, что политика инвестирования на основе заимствований и низких процентных ставок дают всё меньший и меньший эффект на рост производства — или вообще не оказывают влияния — даже если говорить о росте ВВП или росте торговли, как пишет Тайлер Дёрден на ZeroHedge:

«После почти двух лет программы количественного смягчения в зоне евро экономические показатели остаются весьма слабыми. Как уточняет GEFIRA (Global Analysis from the European Perspective), инфляция по-прежнему колеблется около нуля, в то время как рост ВВП в регионе вместо того, чтобы ускориться, начал замедляться. По данным ЕЦБ, чтобы генерировать 1 евро роста ВВП, нужно напечатать 18.5 евро в виде QE,…. В этом году ЕЦБ напечатал почти 600 миллиардов евро в рамках программы покупки активов (QE)».

Центробанки могут создавать и действительно создают деньги, но это не то же самое, что создавать богатство или покупательную способность. Передавая созданный кредит через посредство банков, выдающих займы привилегированным клиентам, центробанки предоставляют покупательную способность одному набору экономических субъектов — покупательную способность, которая неизбежно должна отбираться от другого набора экономических субъектов внутри Европы (то есть отбираться у рядовых европейцев в случае ЕЦБ), которые, естественно, будут иметь меньше покупательной способности, меньше располагаемого свободного дохода.

Снижение покупательной способности не так очевидно (нет безудержной инфляции), потому что все основные валюты девальвируются в равной мере — и потому что власти периодически искусственно снижают цену на золото, так что отсутствует очевидный стандарт, по которому люди сами могут «увидеть» степень совместного снижения курса своих валют.

И мировая торговля тоже мельчает, как довольно изящно объясняет Ламберт Стрезер из Corrente:

«Вернёмся к грузоперевозкам: я начал с отслеживания грузоперевозок… отчасти потому, что это интересно, но больше потому, что перевозка грузов касается чего-то материального, а отслеживание чего-то материального — это намного более привлекательный способ получить какое-то понимание об «экономике», чем экономическая статистика, не говоря уж о книгах, о которых толковали каждый божий день уолл-стритовцы. И лучше не говорите мне о Ларри Саммерсе.

Так вот, что я заметил — это спад, и не временные коррекции, за которыми следуют отскоки, но спад, на протяжении нескольких месяцев, а потом и года. Спад в железнодорожных перевозках, даже если не учитывать уголь и зерно, и спад в спросе на грузовые вагоны. Спад в перевозках на грузовиках, и спад на грузовые автомобили. Грузоперевозки воздушным транспортом еле дышит. Никакого отскока на Рождество в тихоокеанских портах. А сейчас мы имеем и крах компании Hanjin Shipping — весь её капитал завяз в застрявших судах, хотя ей и предоставлено только 12 миллиардов долларов или около того, — и всеобщее признание, что каким-то образом «мы» инвестировали «ва-а-а-у! какую кучу денег» в большие корабли и суда, подразумевает (я думаю), что нам нужно перевозить намного меньше грузов, чем мы думали, по крайней мере через океаны.

Между тем, в кажущемся противоречии не только с постепенным коллапсом глобальной торговли, но и с сопротивлением «торговым соглашениям», находится складская деятельность — одно из немногих светлых пятен на рынке недвижимости, а управление цепочками поставок это поле возбуждения. Здесь непропорционально много психопатов, а поэтому есть рост и динамика!

А экономическая статистика, казалось бы, говорит, что ничего плохого не происходит. Потребители — это мотор экономики, и они испытывают уверенность. Но, в конце концов, людям нужны вещи; человек живёт в материальном мире, даже если ему кажется, что он живёт в своём девайсе. Загадка, однако! Поэтому то, что я наблюдаю, это противоречие: грузов перевозится меньше, но циферки говорят, что «всё хорошо». Я прав или как? Поэтому в дальнейшем я буду считать, что значение имеют не циферки, а вещи материальные».

Фальшивая панацея

Или, для пущего фальшивого эмпиризма: как отмечает Bloomberg в статье «Ослабление валют больше не панацея, какой оно было когда-то»:

«По данным Bank of America с 2008 года мировые центробанки снижали процентные ставки 667 раз. В течение этого периода 10 валют — главных конкурентов доллара снизились на 14%, и всё же экономики «группы восьми» подросли в среднем на 1%. По данным Goldman Sachs с конца 1990-х годов обесценивание валют 23 развитых экономик с учётом инфляции на 10% увеличило объём чистого экспорта всего на 0.6% ВВП. Это по сравнению с 1.3% роста ВВП за предшествующие двадцать лет. Торговый оборот США со всеми другими странами снизился до 3.7 триллионов долларов в 2015 году с 3.9 триллионов долларов в 2014 году».

С «окончанием роста» то же самое произошло и с глобализацией: даже Financial Times соглашается, как пишет её автор Мартин Вольф в своей колонке, что «Прилив глобализации сменяется отливом»:

«Глобализация, в лучшем случае, буксует. Может она ещё повернуть вспять? Да. Для неё требуется мир между великими державами… Имеет ли значение потеря скорости глобализации? Да».

Глобализация буксует — но не из-за политической напряжённости (полезный «козёл отпущения»), а потому что рост почти замер в результате настоящего стечения факторов, его тормозящих — и потому что мы вступаем в долговую дефляцию, выжимающую то, что ещё осталось от свободно располагаемого, имеющегося в распоряжении потребителей дохода. Но Вольф прав. Разжигание напряжённости с Россией и Китаем никоим образом не спасут от ослабления господство Америки над мировой финансовой системой — даже если бегство капиталов в доллар и смогло бы обеспечить финансовой системе США кратковременный «всплеск».

Так что может означать в действительности «движение вспять» от глобализации? Означает ли это конец неолиберального, финансиализированного мира? Трудно сказать. Но не ожидайте быстрого «разворота на 180 градусов» — и никаких извинений. Великий Финансовый Кризис 2008 года — на то время — как многие считали, отмечал конец неолиберализма. Но его так и не произошло — напротив, был навязан период сокращения бюджетных расходов и режим жёсткой экономии, который способствовал углублению недоверия к существующему порядку вещей, а кризис укоренил в массах широко распространившееся мнение, что «их общества» власти ведут в неправильном направлении.

Неолиберализм создал глубоко эшелонированную оборону — не в последнюю очередь в Европейской «Тройке» и в Еврогруппе, которая приглядывает за соблюдением интересов кредиторов, и которая согласно законам Европейского союза пришла к доминированию в финансовой и налоговой политике ЕС.

Сейчас слишком преждевременно говорить о том, с какой стороны будет брошен вызов господствующей ортодоксии, но в России есть группа видных экономистов, объединившихся в «Столыпинский клуб» и проявляющих повышенный интерес к одному давнему противнику Адама Смита — Фридриху Листу (ум. 1846 г.), который разработал «национальную систему политической экономии». Лист поддерживал (различающиеся интересы) нации перед интересами личности. Он дал известность национальной идее, и настаивал на особых требованиях для каждой нации согласно её обстоятельствам, а также степени её развития. Он блестяще оспаривал искренность призывов развитых наций — в частности Британии — к свободной торговле. Он был своего рода предтечей антиглобалистов.

Пост-глобализм

Понятно, что всё это хорошо укладывается в сегодняшнее пост-глобалистское настроение умов. Признание Листом необходимости в национальной промышленной стратегии и подтверждение роли государства как конечного гаранта социальной сплочённости — это не какая-то блажь, отстаиваемая горсткой российских экономистов. Это уже почти мэйнстрим! В Великобритании правительство Терезы Мэй как раз и порывает с неолиберальной моделью, которой британские политики руководствовались с 1980-х — и порывает, двигаясь в сторону листианского подхода.

Как бы то ни было (войдёт ли опять этот подход в моду более широко), наисовременнейший британский профессор и политический философ Джон Грей полагает, что ключевой момент таков:

«Восстановление роли государства — это один из аспектов, которые отличают нынешнее время от «новых времён», диагностированных Мартином Жаком и другими комментаторами в 1980-х годах. Тогда казалось, что национальные границы исчезают, и наступает царство глобального рынка. Эту перспективу я никогда не считал правдоподобной.

Глобализированная экономика существовала до 1914 года, но базировалась на отсутствии демократии. Неконтролируемая мобильность капитала и рабочей силы могли повышать производительность и создавать богатство невиданных масштабов, но также и весьма разрушительно воздействовали на жизнь трудящихся — особенно когда капитализм впадал в один из своих периодических кризисов. Когда глобальный рынок сталкивается с серьёзными трудностями, неолиберализмом жертвуют, чтобы удовлетворить общественный запрос на безопасность. Вот это и происходит сегодня.

Если конфликт между глобальным капитализмом и национальным государством был одним из противоречий тэтчеризма, то конфликт между глобализацией и демократией отменил левых. От Билла Клинтона и Тони Блэра и далее, левоцентристы приветствовали проект глобального свободного рынка с таким же пылким энтузиазмом, как и любой из правых. Если глобализация шла вразрез со сплочённостью общества, общество нужно было перестроить, чтобы оно стало придатком рынка. Результатом стали обширные слои населения, брошенные гнить в стагнации или нищете, некоторые без какой-либо надежды найти какое-то продуктивное место в обществе»

Если Грей прав в том, что при столкновении глобализированных экономик с проблемами люди начинают требовать, чтобы государство уделяло больше внимания собственной местнической, национальной экономической ситуации (а не утопическим проблемам централизованной элиты), это предполагает, что как только заканчивается глобализация — точно то же происходит и с централизацией (во всех её многочисленных проявлениях).

Само собой, в Евросоюзе, как иконе обращённой внутрь централизации, должны призадуматься и обратить на это пристальное внимание. Джейсон Коули, издатель (левого) «New Statesman» говорит:

«В любом случае… как бы вы это ни назвали, [наступление «новых времён»] не приведёт к социал-демократическому возрождению: похоже на то, что мы, во многих западных странах, вступаем в эпоху, когда левоцентристские партии не могут сформировать правящее большинство, поскольку симпатии их сторонников перетекли к националистам, популистам и более радикальным альтернативам».

Проблема самообмана

Итак, возвращаясь к словам Иларджи о том, что «мы находимся прямо посреди самого важного глобального поворота за последние десятилетия…. и почему-то никто об этом не говорит. Для меня это совершенно непонятно», на которые он отвечает что, в конечном счете, причина этого «молчания» — в нас самих: «Мы считаем, что мы достойны вечного роста».

Он, несомненно, прав в том, что это каким-то образом отвечает христианской идее о линейном прогрессе (тут материальном смысле, а не духовном); но, с более прагматичной точки зрения, не подпирает ли «рост» западную, финансиализированную, глобальную систему Запада в целом: «речь о том, чтобы вытащить «других» из их нищеты»?

Напомним, Стивен Хэдли, бывший советник по национальной безопасности президента Джорджа У.Буша, прямо предупреждает, что экспертам по внешней политике лучше бы обратить пристальное внимание на растущее общественное недовольство: что «глобализация была ошибкой» и что «элиты постепенно довели США до беды».

«В эти выборы дело не только в Трампе, — утверждает Хэдли. — Дело в недовольстве нашей демократией, и что мы собираемся с этим делать… кого бы ни избрали, он будет вынужден иметь дело с этим недовольством».

Короче говоря, если глобализация уступает место недовольству, отсутствие роста может подорвать весь финансиализированный глобальный проект в целом. Джозеф Стиглиц говорит нам, что это было очевидным уже последние 15 лет — в прошлом месяце он отметил, что предупреждал о том, что «в развивающемся мире растёт сопротивление глобалистским реформам:

«Это кажется загадкой: людям в развивающихся странах внушают, что глобализация повысит общее благосостояние. Почему же тогда так много людей стало настолько враждебно к ней относиться? Как может нечто, о чём наши политические лидеры — а также многие экономисты — говорили, что это улучшит жизнь для всех, быть настолько ненавидимым? Один ответ, который я время от времени слышу от неолиберальных экономистов, защищающих эту политику, что «люди стали жить лучше. Просто они об этом не знают. Их недовольство — это вопрос к психиатрам, а не к экономистам».

Это «новое» недовольство, говорит Стиглиц, теперь распространяется на развитые страны. Может быть, это и имеет в виду Хэдли, когда утверждает: «глобализация была ошибкой». Сейчас она угрожает американской финансовой гегемонии, а, следовательно, и гегемонии политической.


Алистер Крук
Источник: "ПолиСМИ"
Оригинал публикации: "End of Growth’ Sparks Wide Discontent "