Лента: Политика

Сначала была Фаллуджа, потом Мосул, дальше – Рамади в Ираке. Теперь – это Кундуз, центр провинции на севере Афганистана. Во всех четырёх местах разыгралась одна и та же история: в городах, которые газетные репортёры любят называть «стратегически важными», вооружённые и обученные американскими военными, силы безопасности побросали свои позиции (а многие из них и предоставленное им американское оружие) даже не оказав серьёзного сопротивления. Призванные сражаться, они бежали. Всякий раз обороняющиеся стороны отступали перед численно уступающим противником, превратив конечный результат в ещё более позорный.

Вместе взятые, эти неудачи позволили вынести вердикт нынешней, в некоторой степени безымянной Глобальной войне с террором (ГВТ). Успешные блицкриги в исполнении ИГИЛ и Талибана не просто пробили бреши в обороне Ирака и Афганистана, соответственно. Они также проделали зияющие дыры в стратегии, к которой обратились США в надежде остановить дальнейшее разрушение своих позиций на этом Большом Ближнем Востоке.

Вспомните, когда Соединённые Штаты вскоре после 9/11 запустили свою Глобальную войну с террором, они сделали это в соответствии с грандиозной программой действий. Вооружённые силы США собирались донести до остальных специфический и возвышенный набор ценностей. Во время первого срока правления президента Джорджа У. Буша эта «программа свободы» сформировала основу или как минимум обоснование американской политики.

Стрельба должна была закончиться, как торжественно обещал Буш, только когда такие страны как Афганистан прекратят служить прибежищем антиамериканских террористов, а такие страны как Ирак прекратят поддерживать их. За афганцами и иракцами в надлежащий срок должны были последовать – или пенять на себя – сирийцы, ливийцы, иранцы. Посредством согласованного приложения американской мощи они должны были измениться – стать более похожими на нас и, таким образом, более склонными ладить с нами. Поменьше Мекки и Медины, побольше «мы исходим из самоочевидной истины» и «люди правят во имя людей» (Выдержки из Декларации о независимости и определения демократии Линкольном, соответственно. Прим. перев.).

О вере в это заявляли Буш и другие из его ближнего окружения. По крайней мере, некоторые из них, возможно включая самого Буша, на самом деле так считали.

История, как минимум те её ошмётки, которыми привыкли пользоваться американцы, казалось бы, обеспечивала такие ожидания толикой правдоподобия. Разве не произошло подобной переоценки ценностей после Второй мировой войны, когда разгромленные державы Оси поспешно разделили участь победившей стороны? Разве это не повторилось после спуска на тормозах Холодной войны, когда прежде идейные коммунисты поддались очарованию ширпотреба и ежеквартальных отчётов о получении выгоды?

Если бы соответствующая смесь обучения и принуждения была осуществлена, афганцы и иракцы, несомненно, так же избрали бы путь, по которому однажды уже проследовали умелые немцы и ловкие японцы, а в дальнейшем усталые от репрессий чехи и от нужды китайцы. Однажды освобождённые благодарные афганцы и иракцы стройными рядами приняли бы концепцию современности, у истоков которой стояли, а теперь усиленно её продвигают, Соединённые Штаты. Однако, для того чтобы возникла подобная трансформация, необходимо было выгрести накопленный мусор ретроградных общественных договоров и политических соглашений, долгое время тормозивших прогресс. Вот для чего задумывалось вторжение в Афганистан (операция «Несокрушимая Свобода»!) и в Ирак (операция «иракская Свобода»!): одним сокрушающим военным ударом, примеров которому (если послушать, как об этом рассказывает Вашингтон) не видела история, осуществить задуманное. Вау!

Поднимая их – опускаемся сами

За этой часто цитируемой «свободой» – универсальным оправданием развёртывания войск – скрывались несколько смысловых оттенков. В действительности этот термин требует расшифровки. Внутри верхних ветвей американского аппарата национальной безопасности до сих пор одно определение имело преимущество над всеми другими. В Вашингтоне свобода превратилась в эвфемизм господства. Распространение свободы означает позиционировать США так, чтобы заказывать музыку. Если рассматривать в этом контексте, ожидаемые победы Вашингтона – как в Афганистане, так и в Ираке – должны были означать закрепление и расширение их превосходства при помощи включения больших кусков исламского мира в американскую империю. Они, безусловно, должны были извлечь выгоду, но, в ещё большей мере, это должны были сделать мы.

Увы, освобождение афганцев и иракцев оказалось немного более сложным, чем предвкушали архитекторы бушевской свободы (сиречь господства).

Задолго до того как Обама сменил Буша в январе 2009 года, некоторые обозреватели – небольшая горстка идеологов и милитаристов – вцепились в волшебную сказку о том, как американская военная мощь приводит в божеский вид Большой Ближний восток. Жестоко, но эффективно война обучила тех, кто поддавался обучению. Что касается неподдающихся – они продолжили упорно принимать свои таблетки от Fox News и Weekly Standard.

Тем не менее, если стратегия преобразования путём вторжения и «построения государства» провалилась, оставалась запасная позиция, которая, казалось бы, была продиктована логикой событий. Совместными усилиями Буш и Обама должны были понизить ожидания того, каких целей собирались достичь США – даже если при этом и возлагали на вооружённые силы США новые надежды – чтобы продолжить работу. Этакий дежурный американский прикид во внешней политике.

Вместо того, чтобы способствовать появлению фундаментальных политических и культурных перемен, Пентагону было приказано активизировать и без того гигантские усилия по образованию местной военщины (и полицейских сил), способных поддержать порядок. Президент Буш снабдил новую стратегию выразительной формулировкой: «По мере того как иракцы поднимаются, мы будем освобождать место». При президенте Обаме, после его собственной попытки сделать «рывок», это изречение стало одинаково применимо и к Афганистану. Построение государства провалилось. Строительство армий и полицейских сил, способных удерживать в узде положение дел, теперь превратилось в превалирующее определение успеха.

Соединённые Штаты, однако, однажды уже применяли этот подход, с печальным результатом. Это было во Вьетнаме. Тогда попытки разрушить вооружённые силы Северного Вьетнама и Вьетконга, намеренных воссоединить свою разделённую страну, истощили как американскую военщину, так и терпение американского народа. Реагируя на логику событий, президенты Линдон Джонсон и Ричард Никсон молча согласились отступить на приготовленные позиции. По мере того, как возможности американских войск успешно устранять угрозы Южному Вьетнаму угасали, приоритетом номер один стали обучение и снабжение армии Южного Вьетнама.

Усиленная «вьетнамизация» – это предприятие закончилось полным провалом с падением Сайгона в 1975 году. Тем не менее, это поражение подняло важные вопросы, которым представители элиты национальной безопасности могли бы уделить внимание: если имеется слабое государство с вызывающей сомнения легитимностью, насколько оправдано ожидать, чтобы посторонние наделяли местные вооружённые формирования подлинно боевой мощью? Каким образом культурные, исторические или религиозные различия влияют на перспективы такого подхода? Может ли вообще мастерство заменить дефицит воли?

Можно ли материальным обеспечением заменить слаженность? И, самое главное, если бы пришлось повторить «вьетнамизацию» заново, что было бы необходимо сделать вооружённым силам США для того, чтобы обеспечить отличный (от предыдущего) результат?

В то же время, ввиду того что высший генералитет и гражданские представители власти склонны скорее забыть Вьетнам, чем поразмыслить над его сущностью, эти вопросы привлекают не много внимания. Вместо этого профессиональные военные целиком отдались подготовке к следующей схватке, которая, как они решили, будет иной. Больше никаких Вьетнамов – и потому больше никакой «вьетнамизации».

После войны 1991 года в Заливе, нежась в лучах мнимого успеха операции «Буря в пустыне», командный состав уговаривал сам себя, что они раз и навсегда изгнали вызванные Вьетнамом дурные воспоминания. Как верховный главнокомандующий Джордж Буш-старший так достопамятно высказался об этом: «Клянусь Богом, мы отбросили Вьетнамский синдром раз и навсегда».

Короче говоря, теперь Пентагон постиг тонкости войны. Победа стала предрешённым результатом. Таким образом, эта самодовольная оценка оставила американских солдат слабо подготовленными к ожидавшим их после 9/11 трудностям, когда вторжения в Афганистан и Ирак отклонились от ожидаемого сценария, который был заложен в основу скоротечных войн с применением мощи, вне всякого сомнения, приводящей к полной победе. Что получили военные – так это две очень длинные войны, без какого бы то ни было решения. Это был вновь Вьетнам в меньших масштабах … но помноженный на два.

Вьетнамизация 2.0

Для Буша в Ираке и Обамы после короткого, половинчатого флирта с противниками повстанцев в Афганистане, выбор в пользу варианта «вьетнамизации» оказался очевидным. Такой подход позволял избежать всяческих осложнений. Всё верно, «план А» – мы экспортируем свободу и демократию – потерпел неудачу. Но «план Б» – они (с нашей помощью) восстанавливают некую видимость стабильности – мог вознаградить Вашингтон как минимум частичным успехом в том и другом местах. По мере того, как эта планка снижалась, вариант «Миссия выполнена» мог по-прежнему оставаться в пределах досягаемости.

Если «план А» был рассчитан на то, что американские войска сразят своих противников наповал, то «план Б» сосредотачивался на практической подготовке осаждённых союзников к перехвату борьбы. Победа напрямую уже не была целью – учитывая неспособность американских войск – само собой разумеется, вероятность этого отсутствовала – но целью стало удержание врага на расстоянии.

И хотя они являются союзниками Соединённых Штатов, только самый затуманенный разум может квалифицировать Ирак и Афганистан национальными государствами. Лишь номинально, время от времени правительства в Багдаде и Кабуле издавали властные распоряжения, с требованиями уважения от людей, называемых иракцами и афганцами. В настоящее время в Вашингтоне Джорджа Буша и Барака Обамы, предрасположенность к вере в невероятное превратилась в основание для политики. В отдалённых землях, где едва ли существовало представление о национальном государстве, Пентагону была поставлена задача сформировать полностью оперившийся аппарат национальной безопасности, способный защитить это стремление, как будто оно представляет реалии. Это предприятие с первого же дня было основано на вере.

Как и в случае с любым решением, предпринятом на основе краха, данный проект поглотил гигантских масштабов ресурсы – $25 миллиардов долларов в Ираке и ещё более ошеломительные $65 миллиардов в Афганистане. «Становление» необходимого количества сил потребовало перемещения громадного количества оборудования и образования тщательно продуманных обучающих программ США. Ирак и Афганистан обзавелись всеми атрибутами современной войны – ударными самолётами, вертолётами, артиллерией и бронеавтомобилями, приборами ночного видения и беспилотными летательными аппаратами. Нет необходимости говорить, что американские подрядчики толпами выстроились в очередь, дабы не упустить прибыль.

По показателям эффективности силы безопасности, на которые Пентагон расточил годы внимания, явно не справляются с работой. В то время как у воинов ИГИЛ (запрещённая в РФ террористическая организация, прим. редакции), не пользующихся преимуществами дорогостоящего наставничества третьей стороны, оказалось достаточно воли сражаться и умирать за свою идеологию. То же касается бойцов Талибана. Бенефициары американской помощи? Не совсем. Исходя из отдельных, но заслуживающих доверия сведений, «вьетнамизация 2.0», похоже, следует по пугающе знакомой траектории, которая должна любому напомнить «вьетнамизацию 1.0». Между тем, проблемы, с которыми следовало бы разобраться, когда южно-вьетнамский союзник докатился до поражения, возвратились сторицей.

Самый важный из этих вопросов вызывает то самое допущение, которое наполняет политику США на Ближнем Востоке с тех пор, как улетучилась программа освобождения: что у Вашингтона есть особенная сноровка в организации, обучении, снабжении и мотивировании зарубежных армий. Основанное на нагромождаемых перед нашими глазами свидетельствах, это допущение оказывается в большой степени ложью. Отставной генерал-полковник Карл Эйкенберри, бывший военный командующий и посол США в Афганистане, вынес на этот счёт авторитетный приговор: «Наши достижения в области строительства [иностранных] сил безопасности за последние 15 лет ничтожны,» – заявил он на днях Нью-Йорк Таймс. Ни дать ни взять.

Сражаясь не на той войне

Можно было бы возразить, что приложение больших усилий, инвестирование миллиардов, отправка ещё большего количества оборудования в течение, может быть, ещё 15-ти лет, может привести к более благоприятному исходу. Но это сродни вере в то, что плоды капитализма, в конечном счёте, просочатся вниз и принесут выгоду самым маленьким из нас или что развитие технологий – это ключ к преумножению человеческого счастья. Вы можете в это верить, но это игра в напёрстки.

В самом деле, для Соединённых Штатов было бы лучше, если бы высокопоставленные политики перестали притворяться, что Пентагон обладает каким бы то ни было даром «поднимать» иностранные вооружённые силы. Вместо этого благоразумнее было бы посоветовать Вашингтону понять: во всём, что касается организации, обучения, оснащения и мотивировании зарубежных армий – США, по сути, невежественны.

Могут быть исключения. Например, усилия США, вероятно, способствовали росту боевой мощи курдских вооружённых формирований пешмерга. Однако такие исключения достаточно редки, чтобы подтвердить правило. Необходимо помнить, что ещё до того как американские инструкторы и снаряжение появились на горизонте, иракские курды уже обладали обязательными атрибутами национального единства. В отличие от афганцев и иракцев, курдам не требовалось обучение настоятельной необходимости коллективной самообороны.

Какие же выводы для экономической политики следуют из отказа от иллюзии, что Пентагон знает как строить зарубежные армии? Самый важный – это: сдача войны в аренду больше не представляет собой приемлемую альтернативу её прямому ведению. Так что там, где интересы США требуют проведения борьбы, нравится нам это или нет, нам придётся бороться самим. Если уж на то пошло, в тех случаях, когда вооружённые силы США демонстративно неспособны одержать победу, или американцы чинят препятствия какому бы то ни было дальнейшему пролитию американской крови – а сегодня на Большом Ближнем Востоке оба эти условия присутствуют – тогда нас, возможно, там не должно быть. Претендовать на иное – означает бросать деньги на ветер или, как однажды высказался один известный американский генерал, вести (даже если не напрямую) «неправильную войну в неправильном месте, в неправильное время и не с тем врагом». Это то, что мы делаем на протяжении нескольких десятилетий по всему исламскому миру.

В американской политике нам необходимо такое высшее должностное лицо или кандидат, которое констатирует этот факт или воспротивится его последствиям.


Источник: "ПолиСМИ "
Оригинал публикации: "On Building Armies (and Watching Them Fail)
"