Лента: Политика

Резюме: На Западе мысль о возможности создания Китаем альтернативной системы ценностей не принимают всерьез. России следует смотреть на это более трезво. Пекин всерьез собирается претендовать на ценностное влияние, как минимум на собственную периферию.

Возрастающая решительность Китая раздражает Запад, однако шансы на появление китайского «альтернативного мирового порядка» оцениваются невысоко. Чтобы создать другой мировой порядок, нужно иметь иной набор политических ценностей. Если исходить из того, что Китай не обладает идеологией и ценностями, привлекательными для других стран, нетрудно сделать вывод, что у него нет возможности претендовать на собственную международную повестку дня.

Однако Пекин извлек уроки из западной концепции «мягкой силы». После прихода к власти Си Цзиньпина ведущее место в официальной идеологии заняла работа по систематизации и пропаганде китайских ценностей.

Дерево хочет покоя, но ветер не стихает

Китайские аналитики исходят из того, что экономическое и международно-политическое возвышение страны происходит в условиях глобального доминирования западной дискурсивной системы, построенной на либерализме. Китай отвергает претензии этой системы на универсальность и не собирается быть ее наследником и защитником. Президент Академии общественных наук Китая Ван Вэйгуан уверен, что все ценностные концепции носят исторический и конкретный характер. Вечных, неизменных и абстрактных ценностей нет. Понятия свободы, демократии, прав человека, справедливости имеют конкретное социально-политическое содержание, которое изменяется вслед за экономическими и общественными условиями.

Ван Вэйгуан подчеркнул, что Запад собственные ценности выдает за «всеобщие», называет свою трактовку свободы, демократии и прав человека универсальной, продвигает ее повсюду, устраивает из-за кулис «цветные революции», стремится подорвать и свергнуть политическую власть в других государствах. По мнению высокопоставленного эксперта, в Китае и за его пределами есть враждебные силы, которые под вывеской «всеобщих ценностей» очерняют КПК, социализм с китайской спецификой и доминирующую идеологию. Эти силы хотят с помощью западных ценностных воззрений изменить Китай, чтобы китайский народ «вновь превратился в колонию некоторых развитых стран». Последнее замечание напоминает о том, что проблема защиты от западного давления возникла для Китая в середине XIX века после поражений в «опиумных войнах».

Воспоминания о колониальной политике империалистических держав переплетаются с тезисом о противостоянии двух систем. Главный редактор журнала «Хунци вэньгао» Чжан Сили полагает, что идеологическая борьба с приходящей в упадок западной гегемонией будет обостряться. По его мнению, между Китаем и Западом развернется соперничество за дискурсивную власть на мировой арене.

«Дерево хочет покоя, но ветер не стихает», – говорит Чжан Сили, подчеркивая, что после завершения холодной войны Запад во главе с США нацелил оружие на социалистический Китай. С опорой на военную мощь и «мягкую силу» они создают «идеологическую дымовую завесу», выстраивают «дискурсивную ловушку», продвигают свои ценности, побуждают Китай к отказу от своего пути, строя и идеологии: «Можно ожидать, что вслед за новыми победами социализма в Китае, вслед за ростом его международного влияния западные гегемонистские силы сами не откажутся от руководящего места. Соперничество социализма и капитализма не исчезло, напротив, оно становится острее».

Широкую известность получил «документ № 9», выпущенный Канцелярией ЦК КПК в апреле 2013 года. Текст не предназначался для открытой публикации, однако о документе стало известно из-за утечки в гонконгские СМИ. В сжатой форме в нем указывается на самые чувствительные для китайских властей идеологические проблемы.

В тексте выделены семь вопросов, требующих приоритетного внимания. На первом месте «пропаганда западной конституционной демократии», включая идеи разделения трех властей, многопартийности, всеобщих выборов, независимости суда, подчинения армии государству (в Китае «партия командует винтовкой»). Эти идеи нацелены на «отрицание политического строя социализма с китайской спецификой». На втором месте – «пропаганда всеобщих ценностей». Их сторонники утверждают, что западные свобода, демократия и права человека являются всеобщими и вечными, искажая китайскую трактовку таких ценностей и расшатывая «идейно-теоретическую основу правления КПК». Третья проблема – пропаганда гражданского общества, утверждения, что права человека выше всего и государство не может вмешиваться в общественное управление.

«Пропаганда неолиберализма» истолкована в документе как стремление «изменить базовый экономический строй Китая» в направлении тотальной маркетизации и приватизации с помощью теории «всемогущества рынка», отрицания государственной политики экономического макроконтроля, борьбы с госпредприятиями под предлогом их «монополизма» и «неэффективности». «Пропаганда западного взгляда на СМИ» с использованием лозунгов «свободы информации», «общественного инструмента» и «четвертой власти» бросает вызов «принципам партийного управления СМИ, издательским и новостным делом». «Пропаганда исторического нигилизма» нацелена на искажение истории КПК и КНР. Выразители этой точки зрения видят в революции только разрушение, называют социалистический путь движением в «ошибочном направлении», переходят от коренного отрицания исторической роли КПК к отрицанию «легитимности ее долгосрочного правления».

Еще одна проблема связана с сомнениями в политике реформ и открытости. Преобразования называют «чрезмерными», «оторванными от социалистического направления», утверждают, что в результате реформ получился «капиталистический социализм», «государственный социализм», «новый бюрократический капитализм» (во второй половине 1940-х гг. КПК боролась за власть под лозунгами критики гоминьдановского «бюрократического капитализма»). Хотя эти формулировки указывают на критику развития Китая с позиции левой идеологии, здесь же упомянуто использование западных критериев при оценке связи политической и экономической реформы, которое ведет к полному отрицанию реформаторского курса и социализма с китайской спецификой.

Палитра тревожащих власти идей – конституционная демократия, «всеобщие ценности», гражданское общество, экономический неолиберализм, отмена контроля над СМИ, критическое переосмысление истории партии и государства, сомнения в приверженности верхов идеалам социализма – во многом напоминает советские общественно-политические дискуссии второй половины 1980-х годов. Не желая повторить судьбу СССР, китайское руководство вводит ограничения на распространение «западных ценностей».

Этот список появился через полгода после прихода к власти Си Цзиньпина. Большинство перечисленных воззрений присутствуют в китайском интеллектуальном пространстве с 1990-х гг., по отдельности они и прежде становились объектом критики. Новшеством стала попытка выработать целостное представление о том, что происходит в идейно-теоретическом пространстве Китая с точки зрения стабильности политической системы.

Не говорите так о Китае

Возможность конфликта между активизацией идеологической работы и продолжением политики открытости получила подтверждение в начале 2015 года. 29 января агентство «Синьхуа» передало слова министра образования КНР Юань Гуйжэня: «Следует укрепить контроль за использованием западных оригинальных учебных пособий, нельзя позволить учебным пособиям, пропагандирующим западные ценностные воззрения, входить в наши аудитории».

Китайский Интернет отреагировал бурно. Влиятельные блогеры предупреждали, что отказ от современных западных учебников плохо скажется на качестве образования. Не без издевки они призывали оградить от «западных ценностей» детей китайской элиты, обучающихся за рубежом. На Западе выступление министра восприняли как признак возвращения Китая к интеллектуальной самоизоляции.

2 февраля 2015 г. в газете «Чжунго цзяоюй бао» заявление министра было изложено по-иному – «решительно сдерживать проникновение в наши университеты учебных пособий, пропагандирующих ошибочные западные воззрения». Речь уже шла не обо всех западных учебниках, а лишь о тех, где присутствуют «ошибочные воззрения».

Попыток ограничить продажу или использование западных учебников после выступления министра не было. Однако в середине марта многие китайские вузы получили специальные уведомления. Преподавателям предписано в кратчайшие сроки заполнить опросные листы, поведав о том, какие зарубежные пособия они используют, какое место они занимают в учебном процессе, откуда были получены и каким образом вуз санкционировал их применение.

Получать такие разрешения было несложно. Преподаватели широко пользовались предоставленной свободой, выбирая понравившиеся им западные учебники на языке оригинала или в переводе. В прошлом десятилетии Минобраз КНР настойчиво требовал расширять двуязычное образование с опорой на передовые иностранные учебники. Под вывеской «интернационализации» и «стыковки с внешним миром» флагманы китайской высшей школы создавали лекционные курсы на основе западных пособий (по данным на 2007 г., в Университете Цинхуа таких курсов было около 500, в Пекинском университете – 30). Чаще всего используются иностранные учебники по экономике, социологии, теории управления, политологии, психологии, теории СМИ.

Внутри Китая призывы к ограничению преподавания «западных политических ценностных воззрений» объясняют несоответствием китайской реальности и тем, что их распространение способно спровоцировать общественные потрясения. Заместитель директора Центра исследований культурной безопасности государства и строительства идеологии Академии общественных наук Чжу Цзидун пояснил, что «западные ценностные воззрения» не включают в себя «правильные знания западных общественных наук». Речь идет об «ошибочных» идейных течениях и ценностях – конституционной демократии, «всеобщих ценностях», гражданском обществе, неолиберализме, историческом нигилизме.

Власти намерены ограничить масштабы вестернизации высшего образования, чтобы студенты не считали западную модель единственно возможной для развития страны. Один из комментаторов откровенно заявил: «Китайские вузы решительно не позволят появиться второму или третьему Университету Гонконга, Китай категорически не позволит сделать из него бывший СССР». Инициатива по укреплению идеологической работы в вузах возникла в 2014 г. на фоне протестных акций гонконгского студенчества. Перспектива распространения этой волны в материковой части Китая воспринимается как серьезная угроза дестабилизации с дальнейшей возможностью развала по советскому образцу.

Заслуживает внимания открытое письмо преподавателям философии и общественных наук «Учитель, пожалуйста, не говорите так о Китае», опубликованное в ноябре 2014 г. в газете «Ляонин жибао» (орган комитета КПК северо-восточной провинции Ляонин). Газета организовала в Интернете опрос «Каким должен быть Китай в аудитории», собрав более трехсот историй о том, как преподаватели ругают Китай и превозносят западные страны. Свыше 80% принявших участие в опросе студентов заявили, что сталкивались с «любящими поворчать» профессорами, которые преподносят китайское государство и общество в черном цвете, это особенно заметно в курсах по праву, административному управлению, экономике.

Чтобы лучше понять проблему, журналисты «Ляонин жибао» прослушали лекции в двух десятках вузов в пяти разных городах и пришли к заключению, что преподавателям в первую очередь недостает теоретических убеждений. Некоторые из них в «игривой манере» читают идейно-теоретические предметы, разоблачают «личные тайны» Маркса и Энгельса, сравнивают Мао Цзэдуна с древними императорами, игнорируют теоретические инновации КПК, приравнивают конкретные практические проблемы к теоретическим просчетам. Во-вторых, им недостает политической убежденности. Некоторые демонстрируют «чувства учившихся за рубежом» – они поклоняются западному «разделению трех властей», считают, что Китаю нужно идти западным путем, открыто критикуют политику ЦК, преувеличивают проблемы коррупции, социального равенства и социальной справедливости. В-третьих, им недостает контроля над эмоциями. Некоторые преподаватели жалуются на собственные трудности, кичатся своим нежеланием вступать в партию, используют в лекциях сомнительную информацию из Интернета, пугают студентов «злом общества» и рекомендуют им беречь себя. Журналисты заявили, что так быть не должно, в вузовской аудитории следует показывать «четкий путь», «целостную модель» и «светлое будущее» Китая.

Китайское руководство озабочено негативным влиянием на молодежь подобных настроений профессорско-преподавательского состава. На совещании по претворению в жизнь выпущенного в октябре 2014 г. совместного документа ЦК КПК и Госсовета КНР «Мнения по дальнейшему укреплению и продвижению пропагандистской идейной работы в вузах в новой ситуации» глава Минобраза Юань Гуйжэнь запретил преподавателям вузов выступать с нападками на партию, очернять социализм, выплескивать на студентов личные жалобы и обиды.

Власти взялись за «воспитание воспитателей». Высокий спрос на квалифицированных преподавателей с докторскими степенями именитых западных университетов сохраняется. Однако навязчивое стремление рассказать студентам о том, что за границей все хорошо, а в Китае все плохо, способно стать серьезным препятствием для карьерного роста.

Государству нужна китайская добродетель

Китай заявляет не только о том, какие ценности для него неприемлемы, но и о том, какие являются для него базовыми. Конструирование собственного дискурса строится на широкой основе, идеологическую дилемму «капитализм-социализм» рассматривают в контексте давнего спора о соотношении культур Китая и Запада.

У Сюэцинь из Центра изучения социализма с китайской спецификой провинции Аньхуэй отметил, что силой оружия и денег Запад создал «неразумный мировой политико-экономический и культурный порядок». Западная дискурсивная система «свободы и демократии» господствует в мире и стремится подчинить себе незападные цивилизации. Однако некритичное восприятие западной системы неизбежно придает научному языку воспринимающей культуры «вестернизированный, пустой и абстрактный беспорядочный облик».

Требования модернизации и развития не являются достаточным основанием для восприятия западных ценностей. Нужна альтернативная дискурсивная система для обоснования легитимности ценностей китайского социализма. Необходимо также выявить несостоятельность трактовки традиционных китайских ценностей как источника экономической неразвитости и авторитаризма.

Профессор Национального университета Сингапура Чжэн Юннянь считает, что западные мыслители долго и целенаправленно искали подтверждения существования «восточного деспотизма». Запад развивал и совершенствовал свою интерпретацию «азиатских ценностей» как синонима отсталости. Примерами таких концепций могут служить «азиатский способ производства» Карла Маркса, сопоставление религиозных культур Макса Вебера, «ирригационное общество» Карла Виттфогеля. Первая позитивная трактовка «азиатских ценностей» появилась в Азии в 1980-е гг. на волне экономических успехов Японии и «четырех маленьких драконов» (Тайвань, Южная Корея, Гонконг, Сингапур). После финансового кризиса 1998 г., обнажившего слабости «азиатского чуда», обсуждение «азиатских ценностей» прервалось. Интерес к этой теме возобновился после мирового финансового кризиса 2008 г., когда в центре внимания оказалась «китайская модель».

По мнению Чжэн Юнняня, если возвышение Китая приведет к возрождению «азиатских ценностей», Запад начнет идейный «карательный поход» против Пекина. «Поскольку полем битвы в спорах стал Китай, другие азиатские страны не чувствуют прямой связи с происходящим. Однако вслед за возвышением Китая и расширением его геополитического влияния эта дискуссия распространится на другие азиатские общества».

Поворот к поиску «китайских ценностей» начался еще в 1990-е гг., когда китайское интеллектуальное сообщество взялось за попытки восстановить «национальное учение» (госюэ) как традиционную систему знания, существовавшую до заимствования западных наук. На страницах главной партийной газеты «Жэньминь жибао» директор Института национального учения при Университете Цинхуа профессор Чэнь Лай выделил четыре основных различия китайских и западных ценностей – в Китае ответственность предшествует свободе, долг предшествует правам, коллектив стоит выше индивида, гармония – выше конфликта. А западной культуре присуще стремление к конфликту, эгоцентричное желание покорять и подчинять себе других. «По этой причине в истории Запада религиозные войны были очень жестоки, в Китае таких религиозных войн не было. Можно сказать, что в ХХ веке было две большие мировые войны, их культурный источник находился не на Востоке».

Официальный список «сердцевинных социалистических ценностных воззрений» впервые был представлен в ноябре 2012 г. в отчетном докладе ЦК на XVIII съезде КПК. Набор из 12 ценностей состоит из трех групп. Ценности государства – богатство и сила, демократия, цивилизация, гармония. Ценности общества – свобода, равенство, справедливость, правовое правление. Ценности индивида – патриотизм, преданность делу, честность, дружественность.

Хотя здесь нет идеологически окрашенных лозунгов, бросается в глаза непривычная для западной культуры иерархия ценностей. Она построена «сверху вниз» – от государства к обществу и далее к человеку. Главенствующее положение занимает богатое и сильное государство, а не свобода личности. Присутствие в списке свободы, демократии и правового правления показалось многим наблюдателям проявлением эклектики. Но в китайских комментариях подчеркивается, что речь идет о трактовке свободы и демократии в русле марксизма и китайской традиции, а не об их абстрактном понимании в западной идеологии.

12 ценностей были названы в докладе Ху Цзиньтао, они вошли в оборот непосредственно перед сменой партийного руководства. После прихода к власти Си Цзиньпина с ноября 2012 г. и до весны 2014 г. главной темой в пропаганде была провозглашенная новым лидером «китайская мечта о великом возрождении китайской нации». Быстрое возвышение статуса «сердцевинных ценностных воззрений» произошло после 13-й коллективной учебы Политбюро ЦК КПК 18-го созыва, состоявшейся в феврале 2014 года. На этом мероприятии Си Цзиньпин заявил, что распространение «ценностных воззрений» должно опираться на лучшие традиции китайской культуры. Он обозначил ценности традиционной культуры, которые нужно выявлять и развивать в современных условиях – «учить гуманности и человеколюбию», «внимательно относиться к народу как основе», «соблюдать доверие», «почитать справедливость», «возвышать гармонию», «стремиться к Великому единению». Это узнаваемый набор моральных и социальных ценностей раннего конфуцианства. В него вошли идея «народа как основы», ставшая древнекитайским прототипом демократии, а также утопический идеал общества Великого единения (датун), когда «Поднебесная принадлежит всем».

Си Цзиньпин последовательно облекает «ценностные воззрения» в традиционную оболочку. На встрече с преподавателями и студентами Пекинского университета 4 мая 2014 г. он провозгласил: «Сердцевинные ценностные воззрения – это добродетель. Есть добродетель одного человека, есть также большая добродетель, то есть добродетель государства, добродетель общества. Государство без добродетели не процветает, человек без добродетели не установится». Партийный лидер назвал «ценностные воззрения» «самым большим общим знаменателем» китайской нации, предупредив, что без них нация и государство лишатся опоры и не смогут двигаться вперед.

Ключом к пониманию китайских ценностей как добродетели-дэ выступают уже не труды Маркса и Ленина, а трактаты древних философов. Предшественники Си Цзиньпина охотно использовали компоненты конфуцианства для воспитания народа. При Цзян Цзэмине пропагандировали «создание гражданской морали», Ху Цзиньтао говорил о строительстве «гармоничного общества» и воспитании у людей понимания того, какие поступки «почетны» и какие – «позорны». Но Си Цзиньпин стал первым руководителем КПК, заявившим о необходимости использовать конфуцианство для государственного управления. Одну из причин можно увидеть в том, что заимствование западной концепции государственного управления натолкнулось на невозможность перенести в Китай подход к социальному управлению на основе «гражданского общества».

На 18-й коллективной учебе Политбюро ЦК КПК 13 октября 2014 г. Си Цзиньпин заметил: «Чтобы хорошо управлять сегодняшним Китаем, нужно глубоко понимать историю и традиционную культуру нашей страны, также нужно провести активное обобщение поисков и мудрости в древнем управлении государством в нашей стране». Он перечислил десять идей государственного управления, сохраняющих актуальность: «народ является корнем царства», «правление должно получить поддержку народа», «ритуал и законы соединяются для управления», «добродетель – главное, наказания – дополнительное», «в правлении нет ничего более первостепенного, чем добиться расположения людей», «при управлении государством следует сперва управлять чиновниками», «заниматься управлением с помощью добродетели», стоящим у власти нужно «выпрямлять и исправлять самих себя», «находясь в спокойствии, думать об опасности», «осуществлять перемены и изменения». В китайской культуре эти поучения были обращены не к подданным, а к правителям, которым следовало заботиться о народе, проявлять высокие моральные качества и держать в узде бюрократический аппарат.

Си Цзиньпин пояснил: «Для решения китайских проблем подходящие пути и методы можно искать только в Китае. Насчитывающая несколько тысяч лет китайская нация встала на путь цивилизационного развития, отличающегося от других стран и наций. Мы не случайно открыли путь социализма с китайской спецификой, это определено историческим наследием и культурной традицией нашей страны». По его словам, изучать зарубежные достижения нужно, а копировать «политические концепции» и «модели» других государств – нельзя.

На Запад со своими ценностями

Новизна идеологического проекта Си Цзиньпина состоит в том, что к защите от проникновения «западных ценностей», чем с разной степенью интенсивности занимались его предшественники, добавилась работа по созданию системы «китайских ценностей».

Прежде всего власти хотят убедить китайцев в том, что у них есть собственные ценности, не уступающие западным. Некритическое использование западной дискурсивной системы при рассмотрении китайских реалий ведет к искаженному самовосприятию и заниженной самооценке. Признание «китайских ценностей» в качестве причины «замкнутости» и «отсталости» «восточного деспотизма» разрушает устои системы изнутри. По мере осуществления курса на «повышение уверенности в своем пути, теории и строе» пространство для проникновения «западных ценностей» будет сокращаться.

Чтобы не угодить в расставленную иностранцами «дискурсивную ловушку», Китай следует оценивать по китайским критериям. Со временем это поможет стране упрочить международные позиции, когда вслед за экономическим ростом можно будет предъявить мировому сообществу «китайские ценности» – миролюбие, стремление к гармонии, унаследованную из конфуцианства способность ставить «долг-справедливость» выше «пользы-выгоды».

Китай создает собственный дискурс, в очередной раз демонстрируя недюжинную способность к ассимиляции чужого опыта. «Американская мечта» обещает каждому человеку равные шансы на успех? Теперь есть «китайская мечта» о сильном и богатом государстве, расцвете нации и народном счастье. Запад неустанно твердит о превосходстве своих ценностей? Если это обязательный атрибут мирового влияния, Китай будет пропагандировать собственные «сердцевинные ценности». Эта линия не приведет КНР в западную «дискурсивную ловушку», поскольку при конструировании своей «мечты» и своего набора ценностей он не копирует иностранные образцы. Обращение к традиции дает возможность наполнять заимствованные формы собственным содержанием.

Нынешний китайский курс делает все более призрачными ожидания перехода от экономического роста к политической либерализации западного образца. Опираясь на «стержневые ценности» и национальные культурные ресурсы, Китай делает заявку на обретение равного с Западом «права голоса» на мировой арене. Иностранные эксперты сетуют, что Китай становится все более националистическим и авторитарным. Однако в Пекине видят, что пропаганда собственной «исключительности» не только не мешает США претендовать на глобальное лидерство, но и подкрепляет эти претензии. Возникает соблазн использовать сходный прием.

В августе 2014 г. президент Барак Обама в беседе с журналистами Economist заметил, что с китайцами нужно проявлять твердость, ведь они продвигаются вперед до тех пор, пока не встречают сопротивления: «Они не сентиментальны, и они не интересуются абстракциями. Так что простых обращений к международным нормам недостаточно».

Китайцы не скрывают раздражения попытками Соединенных Штатов навязать другим странам «абстрактное» толкование свободы и демократии. Однако это не означает, что Китай не в состоянии развернуть внутри страны и за ее пределами широкую пропаганду собственных «абстракций». Китай сомневается в разумности нынешних международных норм не из-за дефицита «сентиментальности», а из-за того, что эти нормы были созданы без его участия и без учета его интересов. В далекой древности в китайской политической традиции сложилось разделение жесткого формализованного «правления с помощью закона» и «правления с помощью добродетели», построенного на высоких моральных качествах властителя. Введение этих понятий в политический обиход открывает возможности для критики западной правовой системы за отсутствие «добродетели», без которой невозможно полноценное лидерство.

Можно ли назвать Си Цзиньпина конфуцианцем? Его поездка на родину Конфуция в Цюйфу в ноябре 2013 г. и выступление на международной конференции в честь 2565-й годовщины со дня рождения мыслителя в сентябре 2014 г. дают основания полагать, что китайский лидер был бы не против такой оценки. В своих выступлениях он чаще, чем на другие традиционные источники, ссылается на древние конфуцианские тексты – «Беседы и суждения» Конфуция, «Записки о ритуале» (Ли цзи), на высказывания мудрецов Мэн-цзы и Сюнь-цзы. Объявленная Си Цзиньпином борьба за скромность и экономию – попытка повысить моральный авторитет КПК и заявить, что в духе поучений Конфуция основой правления является народ, а не чиновная элита.

Однако исследователь современной истории Китая Джонатан Фенби считает, что «Си Цзиньпин принадлежит к иному философскому течению – к легизму, которое восходит к Первому Императору, жившему 2200 лет назад. Легисты верят в автократическое правление сверху вниз, запугивание граждан для приведения их в повиновение с помощью законов». В обоснование своей позиции Фенби напомнил об арестах диссидентов и широком размахе борьбы с коррупцией.

Рекитаизация китайского дискурса делает его все более сложным и все менее понятным для внешних наблюдателей. В политической лексике заметно расширилось использование категорий древней мысли, которые зачастую не поддаются однозначному переводу на европейские языки. Для их прояснения нужны толкования, и тогда к одной фразе Си Цзиньпина придется добавлять комментарий на пару абзацев. В описании китайских проблем для иностранной аудитории отсутствуют сложные культурно-исторические нюансы, но без них рождаются умозрительные схемы, лишенные китайского содержания.

На первый взгляд, перенасыщение древними цитатами и квазиклассическими формулировками не позволяет китайскому дискурсу обрести мировое влияние, поскольку его категории непонятны и чужды носителям других культур. Вместе с тем древние формулировки менее уязвимы для западной критики. Аргументы против «коммунистического тоталитаризма» были отшлифованы и заучены до автоматизма в годы холодной войны. Но как вести спор, когда две системы говорят на разных концептуальных языках?

К примеру, Си Цзиньпин в октябре 2013 г. провозгласил политику «родственности», «искренности», «благодеяния» и «инклюзивности» в отношениях с соседями. Западные политологи часто критикуют действия Пекина в Южно-Китайском море, но если слова непонятны, оценить их соответствие делам непросто. Четыре иероглифа, описывающие политику Китая на сопредельных территориях, обладают богатой смысловой нагрузкой, их трактовка неразрывно связана с древнекитайским наследием. Китайская этика издревле подчеркивала отношения взаимности, включая проявление лояльности в обмен на милости. Если соседи отказываются от этики взаимных обязательств и обращаются за помощью к США в надежде выбить у Китая уступки, они ведут себя как лишенные моральных ориентиров «мелкие людишки», а не как конфуцианские «благородные мужи». И никакие ссылки на формальные нормы международного права не перечеркнут этой оценки, основанной на традиции.

На Западе мысль о возможности создания Китаем жизнеспособной альтернативной системы ценностей стараются не принимать всерьез. России следует смотреть на эту проблему более трезво и объективно. Уже ставший второй экономикой мира Китай собирается претендовать на ценностное влияние, которое будет проецироваться прежде всего на китайской периферии.

В октябре 2013 г. на рабочем совещании по дипломатии с сопредельными странами Си Цзиньпин призвал «усилить пропаганду и разъяснение, сделав акцент на взаимном соединении китайской мечты с надеждами на лучшую жизнь народов всех сопредельных стран, с перспективами развития региона, чтобы сознание общности судьбы пустило корни в сопредельных странах». Реализация проекта «Экономический пояс Шелкового пути» создаст дополнительные предпосылки для расширения нематериального влияния Китая на евразийском пространстве.

Можно предположить, что расцвет «китайских ценностей» станет катализатором дискуссий о пути развития России. Сторонники «европейского выбора», скорее всего, будут критиковать «китайские ценности». Оппоненты, напротив, начнут искать в китайском дискурсе обнадеживающие параллели с «русскими идеями» патриотизма, коллективизма, государственничества и цивилизационной самодостаточности. Желательно, чтобы подобным спорам предшествовало адекватное и непредвзятое понимание китайского материала.


А.В. Ломанов – доктор исторических наук, главный научный сотрудник Института Дальнего Востока РАН
Источник: "Россия в глобальной политике"