Лента: Политика

Ниже приведено выступление, подготовленное для круглого стола по теме «Россия в глобальном контексте», проведённом в Университете Нью-Йорка и организованной совместно Йордановским центром русистики Нью-Йоркского университета и Советом по этническим и международным исследованиям центра Карнеги, 1 декабря 2014 г.

* * *

Я полностью разделяю мнения Джека Мэтлока, нашего первого посла в Российской Федерации, Тони Брентона, бывшего посла Великобритании в России, и Криса Уэстдала, бывшего посла Канады в России и Украине, а также бывших канцлеров Германии Герхарда Шрёдера и Гельмута Шмидта и Вацлава Клауса, бывшего президента Чешской Республики.

Конфликт на Украине – это конфликт между общинами местного населения, имеющего совершенно разные представления о том, что значит быть украинцами. Это битва за украинскую идентичность.

Для самых западных областей (Галиции) быть украинцем значит подавлять русскую культуру, так, чтобы на её месте могла процветать украинская культура. Здесь создание Украины, совершенно отличной от России, принято называть «цивилизационным выбором» в пользу Европы.

Для восьми русскоговорящих областей на востоке и юге Украины (которые я называю «Другая Украина») быть украинцами значит быть самостоятельной нацией, которая, тем не менее, очень близка к России. Эти украинцы не хотят войти в состав России, но при этом они не хотят быть принуждёнными отказаться от русской культуры, для того, чтобы считаться лояльными украинцами. Они не приемлют идею о том, что есть какой-то цивилизационный выбор, но если их заставят выбирать между Украиной в НАТО или ЕС и Украине в союзе с Россией, они выберут Россию с преимуществом 2 к 1.

Следовательно, в своей основе это конфликт вокруг того, должны ли Украина быть монокультурной или многокультурной страной, и мир маловероятен до тех пор, пока украинские политики не придут в соответствие с культурными реалиями страны.

Почему сейчас?

Между двумя версиям национальной идентичности, базирующихся на географии, больше двадцати лет напряжённого сосуществования, чередование президентства и срывы работы парламента, для того, чтобы не дать другой стороне реализовать свою политическую программу-максимум.

Эта тупиковая ситуация не давала проводить реформы, что правда, но это также был и украинский способ избежать гражданской войны, которая, как были убеждены многие, вспыхнула бы, если бы одна из сторон добилась бы полного доминирования, и, следовательно, превратила своё определение украинской идентичности в тест на гражданскую лояльность.

Вот почему многие украинцы считают, что произошедшее 22 февраля 2014 года свержение Януковича рассматривалось как нарушение хрупкого политического равновесия между Галицией и Донбассом и, следовательно, как прямая угроза коренным интересам русскоязычных украинцев. Две трети жителей Донбасса, опрошенные в начале мая, сказали, что они считают Майдан «вооружённым свержением правительства, организованным оппозицией при поддержке Запада».

В тот же день три тысячи представителей местной власти из восточных и южных областей собрались в Харькове и проголосовали за то, чтобы взять на себя политическую власть в своих областях до восстановления «конституционного порядка» в Киеве.

В Крыму региональный парламент пошёл даже дальше и попытался исправить старую обиду, – нарушение его Конституции 1992 года, призвав к референдуму по вопросу о большей автономии в составе Украины. Киев отреагировал, уволив министра обороны Украины и отдав армию под прямое командование нового исполняющего обязанности спикера и президента, Александра Турчинова, который попытался заменить местных военных командиров и руководителей силовых служб в Крыму.

Жители Крыма обратились за помощью в обеспечении безопасности к Российскому Черноморскому флоту, базирующемуся в Крыму. Ссылаясь на угрозу российским гражданам, военнослужащим и соотечественникам в Крыму, Путин разрешил использовать российские войска на территории Украины. Неделей позже крымский референдум поднял ставки, вопрос изменился от автономии в границах Украины до отделения с намерением войти в состав России, и остальное – уже история.

Тот же сценарий начинает разворачиваться на Донбассе, но здесь Россия реагирует совершенно иначе.

Во-первых, она дистанцируется от повстанцев и противится их референдуму о большей автономии в составе Украины (не отделении) – который повстанцы всё равно проводят.

Во-вторых, проведя в феврале военные учения, в конце апреля Россия объявляет о возвращении войск в казармы, после начала Киевом военной кампании на Востоке.

Наконец, после избрания Пётра Порошенко и как раз тогда, когда украинская военная кампания на Востоке расширяется, Путин просит российский парламент отозвать полномочия на использование вооружённых сил за пределами России.

Поэтому я не верю, что стратегия России направлена на дестабилизацию Украины. Ей уже приходится справляться с полумиллионом беженцев. Ещё большая нестабильность приведёт только к экономической катастрофе, несостоявшемуся государству и миллионам беженцев. Чего она хочет, по моему убеждению, это стабильной Украины, способной заплатить 30 миллиардов долларов, которые она сейчас должна России в виде частного, корпоративного и государственного долга.

Но она совершенно не согласна с Западом о том, как может быть достигнута эта стабильность.

Запад ни в малейшей степени не заботят культурные различия на Украине и то, как они влияют на политику. Он предполагает, что если уменьшить коррупцию, экономика будет расти, а культурные различия просто исчезнут.

Россия, напротив, воспринимает Украину как культурно расколотое общество. Коррупция питается этой разобщённостью и ведёт в политический тупик. Мир и стабильность, следовательно, требуют легитимации этих культурных различий.

Это слегка отличается от утверждения, которое я сделал в начале, что мир и стабильность зависят от приведения украинской политики в соответствие с культурной реальностью. На самом деле есть два способа это сделать.

Первый заключается в формировании многокультурной Украины, в которой общинам меньшинств даны равные права в рамках украинской политической идентичности. Это на самом деле предпочтительное решение для России и русскоязычной общины.

Второй заключается в формировании культурно однородной Украины, в которой меньшинствам отводится подчинённое положение, и они бессильны политически его изменить.

Вариант многокультурности отвергается президентом Порошенко и большинством новоизбранного украинского парламента. Но, из-за событий этого года, монокультурный вариант обрёл новую жизнь.

Причины очевидны. Сейчас под контролем украинского правительства на шесть миллионов русскоязычных украинцев меньше. Это сокращение на 28% русскоязычного населения Украины (не считая беженцев).

Более того, из-за вооружённого в конфликта в настолько локализованной, по сравнению с 2012-м годом русскоязычной Украине, она потеряла 43% своего ВВП и 46% экспортных мощностей. Когда-то доминирующие русскоязычные области больше не имеют богатства или политического влияния, чтобы повлиять на национальную политику в свою пользу.

Последние парламентские выборы демонстрируют новое соотношение сил. Потеря населения Донбасса и Крыма в сочетании с 17% падением явки избирателей в остальной русскоязычной Украине, и увеличением на 3% явки избирателей в галицийских областях, привели к тому, что 90% мест по партийным спискам отошло к партиям, выступающим за украинское культурное превосходство.

Сможет или нет монокультурный подход в украинской политике иметь успех, будет, похоже, зависеть от того, как это будет угрожать русскоязычному меньшинству, которое, почти по любому сценарию, по-прежнему будет составлять треть населения.

Многие видные интеллектуалы говорят, что русскоязычных нужно будет перевоспитывать в направлении правильного понимания их подавленной украинской идентичности, – процесс, который профессор Донецкого университета Елена Стяжкина называет «позитивной, мирной колонизацией».

Однако чтобы выполнить это, Киев должен будет навязать региону новую политическую и экономическую элиту, точно так же, как Север сделал на Юге после американской Гражданской войны. Действительно, парламентское соглашение, подписанное 21 ноября, содержит, в качестве одного из ключевых положений, образование военных округов для «постоянного присутствия на Востоке».

И, точно так же, как это делалось на американском Юге, институализированное подчинение большинства, вероятно, породит субкультуру возмущения «оккупантами» и приведёт к нелиберальной демократии.

Что сейчас?

Наше сегодняшнее отношение к Украине напоминает мне суд Соломона. Только вместо того, чтобы быть похожими на мать, которая отказывается от своего требования, чтобы спасти ребёнка, Запад и Россия похожи на ту женщину, которая предпочла, чтобы ребёнка разорвали, только чтобы он не достался другой.

В реальности, однако, наш интерес к Украине двоякий. Во-первых, достижение жизнеспособной Украины. Во-вторых, исключение Украины как источника раздоров между Россией и Западом.

Лучшим шансом сохранить Украину в сегодняшних границах было бы программа реконструкции, превосходящая самые смелые мечты Джорджа Маршалла. Программа такого масштаба потребовала бы объединения ресурсов России, Европейского союза и Соединённых Штатов, а также других международных организаций, и заставило бы их работать вместе на протяжении многих лет.

К сожалению, у такой программы нет шансов быть осуществлённой, в основном потому, что это было бы признанием очевидного – важности России для сохранения мирового порядка, что многими сейчас приравнивается к «награждению России», а не просто к здравому смыслу.

Подозреваю, что мы будем расплачиваться за отсутствие дальновидности остальную часть столетия. На ум приходят два вероятных последствия.

Первое – кончина Украины, какой мы её сейчас знаем, когда страна распадётся на те самые сферы влияния, против чего политические лидеры так горячо выступают, если судить по их утверждениям.

Второе следствие – то, что я называю «Великим разворотом на Восток», под которым я понимаю овладение Россией своим до сих пор недостаточно используемым азиатским наследием. Можно привести длинный список экспертов по геостратегии, которые убеждали западных лидеров делать всё возможное, чтобы предотвратить такое развитие событий, привязав российские интересы к Европе. Без сомнения, многие из них вспоминают известную сентецию, повторённую Дмитрием Медведевым – «мощь России прирастёт Сибирью».

Учитывая сегодняшний курс Запада, я боюсь, что его непреходящим наследием в двадцать первом веке может быть то, что он исполнил это предназначение.


Николаи Петро
Источник: "ПолиСМИ "
Оригинал публикации: "The Real War in Ukraine: The Battle over Ukrainian Identity "