Лента: Политика

Смена власти в одной из ведущих мировых держав, каковой несомненно становится Индия, вызывает не праздные вопросы о возможных корректировках её внешнеполитического курса. Если вообще ожидаются некие подвижки в индийской внешней политике, то в чём они будут заключаться? Однако, прежде чем пытаться ответить на подобные вопросы о “будущем”, необходимо определиться с недавними “прошлым” и “настоящим”.

Позиционирование Индии на внешнеполитической арене в последние два-три десятилетия эволюционировало под воздействием внешних и внутренних факторов, носящих фундаментальный и взаимосвязанный характер. Из них основные обусловлены разрушением с окончанием холодной войны прежней внешнеполитической (и отчасти экономической) опоры Индии, то есть СССР, а также началом формирования с середины 90-х годов новой геополитической игры, “центр тяжести” которой стал смещаться из Европы в Азию. Существенным образом это смещение явилось следствием процесса превращения КНР во вторую мировую державу.

В тоже время резкое снижение объёмов экономических связей с бывшим основным союзником, проходившее на фоне дискредитации социализма, целенаправленно проводившейся в 90-е годы в РФ, не могло не подорвать позиции “квази-социализма” в индийской экономике и стимулировало процесс её разворота в сторону западных стран.

В этих условиях в Индии активизировались сторонники Realpolitik, которые стали говорить об исчерпанности политики квази-нейтралитета периода холодной войны, а также “Движения неприсоединениия”, негласным лидером которого остаётся как раз Индия, и необходимости поиска новых значимых союзников. Всё более определённый дрейф от “беспочвенного идеализма”, исповедуемого в рамках концепции “бхай-бхаизма”, к становлению Индии в качестве одного из военно-политических полюсов современного мира и составляет основное содержание эволюции внешнеполитического курса страны последних двадцати лет.

Главной компонентой этого дрейфа стал процесс американо-индийского сближения, начало которому положил визит в Нью-Дели Билла Клинтона, осуществлённый в 2000 г., то есть в конце его 8-летнего пребывания на посту президента США. Курс на всестороннее сближение с Индией был успешно продолжен республиканской администрацией Дж. Буша-младшего, сменившей в 2001 г. демократов.

Вновь пришедшая в 2008 г. к власти демократическая администрация проявила поначалу определённая “вялость” в политике на индийском направлении, которая, однако, в период второго срока президентства Барака Обамы стала приобретать прежнюю динамику. Последняя стимулировалась несомненным фактом усиления роли Китая в мировых делах, что оценивается как в США, так и в Индии в качестве главного источника угроз национальным интересам.

Что касается Индии, то объективный характер этого сближения также проявляется в том, что оно не зависит от партийной принадлежности руководства страны. Начатый в период правления правительства Атал Бихари Ваджпайи (1998-2004 гг.), представлявшего партию “Бхаратия Джаната”, в последующие десять лет он был продолжен “конгрессистским” правительством Манмохана Сингха.

Следует отметить, что процесс американо-индийского сближения протекает отнюдь не гладко. Стороны продолжают разделять серьёзные проблемы в сферах как экономики, так и политики. В Индии недовольны, например, американскими ограничениями на закупку индийских IT-технологий и на въезд в США индийских программистов, а также неопределённостью позиции Вашингтона по кашмирской проблеме и перспективой (якобы) военного ухода США из Афганистана. В то же время США указывают на “недостаточную открытость” индийской экономики для внешних инвестиций.

Как показали недавние события, сохраняющиеся в Индии с периода холодной войны рудименты антиамериканских настроений всё ещё чувствительны к относительно малозначимым событиям, которые с помощью умелой пропагандистской компании можно преподнести индийской общественности в качестве “оскорбления национальных чувств”.

Таковым явился известный инцидент с индийской женщиной-дипломатом Девияне Хобрагаде, произошедший в США в декабре 2013 г. То, что “копеечное” происшествие едва не привёло к катастрофическим последствиям для всей системы двусторонних отношений, столь трудно и долго выстраивавшейся, стало шоком для руководства обеих стран.

С началом последней компании по выборам в парламент Индии, когда перспектива победы БДП стала вполне реальной, обозначилась ещё одна и уже гораздо более серьёзная для американо-индийских отношений проблема. Речь идёт об обвинении Н. Моди “по крайней мере, в бездействии” в ходе так называемого “гуджаратского погрома” 2002 г. На этом основании в 2005 г. ему был запрещён въезд в США.

Но сразу после объявления результатов голосования, Б. Обама по телефону поздравил Н. Моди с победой его партии и напомнил о стратегическом партнёрстве, связывающем обе страны. Он подчеркнул значимость в современном мире того факта, что США и Индия являются “крупнейшими демократиями”. Американский президент выразил надежду, что «под руководством Н. Моди Индия будет играть существенную роль в решении глобальных проблем».

После процедуры инаугурации, прошедшей 20 мая с.г., Б. Обама предложил Н. Моди провести двусторонний саммит в конце сентября 2014 г., когда индийский премьер-министр прибудет в США на очередное заседание Генеральной Ассамблеи ООН.

Что касается самого Н. Моди, то, вопреки мнению некоторых экспертов из своего окружения, он не стал посылать в сторону Вашингтона некий сигнал недовольства прежними “дискриминационными” мерами. Более того, ещё в ходе предвыборной компании он подчёркивал, что «не испытывает никакой личной неприязни по отношению к США и намерен выстраивать с Вашингтоном прочные партнёрские отношения на базе равенства и взаимной выгоды».

При этом Н. Моди принимал во внимание тот несомненный факт, что продолжение курса на развитие отношений с США предоставляет Индии необходимое пространство для маневрирования в отношениях с другими ведущими мировыми игроками, а именно: с Китаем, Россией, ЕС и Японией.

Внешняя политика нового правительства Индии будет проводиться в соответствии с “6-ю высшими приоритетами”, опубликованными МИД страны в конце мая с.г. Уже первый пункт этих “приоритетов” указывает на необходимость “вдохнуть в жизнь в тусклые отношения Индии с США”. Вторым пунктом обозначается и причина такой необходимости, которая связывается с “ростом и агрессивным поведением Китая, что является главным вызовом для Индии”. По той же причине Индия намерена развивать всестороннее сотрудничество с Вьетнамом, Индонезией, Сингапуром и Австралией.

Что касается сферы обороны, которая во всё большей степени становится одной из главных опор индийской внешней политики, то она будет реорганизована в соответствие со своими “6-ю высшими приоритетами”. Их общая антикитайская (и антипакистанская) направленность не вызывает сомнений. В частности, предложение увеличить оборонные расходы с 1,7 до 2,5% ВВП мотивируется “необходимостью военной модернизации, а также сдерживания Китая и Пакистана”.

Примечательным представляется решение Н. Моди совместить под единым управлением деятельность министерств обороны и финансов. Одна из основных целей этого мероприятия достаточно очевидна. Она заключается в радикальном решении, обсуждаемой свыше десяти лет, проблемы допустимого уровня “Прямых иностранных инвестиций” (Foreign Direct Investation, FDI), а также в упрощении самой процедуры их привлечения в экономику вообще и в оборонно-промышленный сектор в особенности.

Именно с ограничениями на уровень FDI в оборонных компаниях (а также с коррупцией в крайне сложном бюрократическом аппарате) связываются факты задержек на два-три десятилетия выполнения важнейших программ в области обороны и сохранения 65-процентной доли импорта в технике, закупаемой министерством обороны для вооружённых сил.

Согласно планам министерства финансов, теперь процедура привлечения в ту или иную компанию до 49% FDI будет проходить, минуя госструктуры. Согласования с правительственными органами потребует только превышение этой доли в капитале компаний.

Не уточняется, в каких компаниях доля иностранного капитала может доходить до 100%, но индийские эксперты полагают, что среди главных “выгодополучателей” подобных новаций могут оказаться и оборонные компании.

Возникает вопрос, кто сможет де-факто закупить индийские оборонные компании? Как представляется, покупателями могут быть только финансово-технологически-управленчески дееспособные оборонно-промышленные гиганты. Если у российских компаний появится желание поучаствовать в дележе индийского оборонно-промышленного пирога, то они будут бороться с такими мировыми монстрами, как американские Boing и Lockheed Martin, европейская EADS, японская Mitsubishi. Годовой оборот каждой из них составляет 60-70 млрд дол.

Кстати о Японии. Она (как, впрочем, и Россия) не упоминается в “высших приоритетах” будущей индийской внешней политики. Но в японской прессе за решительность и настойчивость в продвижении к поставленной цели Н. Моди уже назвали “индийским Синдзо Абэ”.

Здесь вспоминают о посещениях Н. Моди Японии в 2007 и 2012 годах, (когда он был “не въездным” в США), в ходе которых были заключены соглашения о сотрудничестве руководимого им штата Гуджарат с одной из ведущих мировых экономик. Н. Моди одним из первых поздравил возвращение в конце 2012 г. С. Абэ на пост премьер-министра Японии. После своей инаугурации на пост премьер-министра Н. Моди заявил, что у него “превосходный опыт работы с Японией… Я уверен, что мы поднимем японо-индийские отношения на небывалую высоту”.

В целом Н. Моди характеризуют как расчётливого прагматика. Таковой, видимо, будет и его внешняя политика на базе известного принципа “только бизнес и ничего личного ”. Успех в развитии сотрудничества с Индией при новом премьер-министре будет сопутствовать тем, кто сможет предложить ей этот взаимовыгодный “бизнес” в сферах международной политики, экономики и обороны.


Владимир Терехов, ведущий научный сотрудник Центра Азии и Ближнего Востока Российского института стратегических исследований
Источник: «Новое Восточное Обозрение»