Лента: Политика

Перед лицом надвигающейся опасности
нельзя придерживаться политики страуса…
Гейнц Гудериан

Общаясь с западными экспертами и топ-менеджерами на протяжении многих лет, можно наблюдать удивительные изменения в их аргументации. До 2008 года в большинстве своем они убеждали всех в принципиальной невозможности кризиса. То, что его не может быть никогда, доказывали и на экономическом, и на социальном, и на цивилизационном уровнях. Верхом ноналармизма была господствовавшая тогда концепция устойчивого развития. Когда же они слышали возражение о том, что грядущий кризис Запада наступит по тем же причинам, что и кризис постсоветского пространства, но будет существенно более острым, то впадали в ступор и быстро завершали разговор.

Локомотив еврозоны

В первый год после начала кризиса ситуация мало изменилась. И западные, и местные эксперты предпочитали обсуждать, когда кризис достигнет своего дна, каким будет последующее восстановление и посткризисная экономика. Вариант того, что он имеет цивилизационные причины и вообще является не кризисом, а прелюдией к гораздо более острому и длительному Смутному времени, практически не рассматривался. Убедиться в этом может любой, прочитав статьи большинства экономических экспертов 2008–2009 гг. Переломный момент наступил летом 2011 года. От былого ноналармизма тех, кто так убедительно доказывал невозможность кризиса, не осталось и следа. Оптимизм тех, кто писал об исключительно финансовых или экономических его причинах, также испарился. Эффективность концепции устойчивого развития описывать происходящие процессы, а также ее способность к научному предвидению оказалась вполне сравнимой с концепцией развитого социализма застойных времен.

В речах и публикациях западных интеллектуалов уже нет былой искры, как будто людей лишили мечты, а старые идеалы оказались банальной утопией. Одни вместо анализа объективных процессов опускаются до разбора действий отдельных руководителей, другие уходят в эзотерику и мистицизм, третьи — в ксенофобию и теории заговоров, четвертые продолжают копаться в финансовых показателях, не замечая нарастающего влияния нефинансовых процессов. Но все это похоже на реакцию страуса, когда люди, не понимая происходящего, пытаются спрятаться за пока еще не разрушенными стереотипами. Один из них — тезис о высокой конкурентоспособности и благоприятных среднесрочных перспективах Германии, согласно которому все проблемы еврозоны сосредоточены в странах PIIGS, а немецкая экономика является передовым локомотивом ядра еврозоны.

Перечислим ключевые составляющие высокой конкурентоспособности немецкой экономики за прошедшие 40 лет по сравнению с другими странами:

•доступ к дешевым советским, а затем российским энергоресурсам, расширение рынков, связанное с объединением Германии, распадом социалистического лагеря и расширением Евросоюза;

•специализация в мировом масштабе на производстве товаров статусного и функционально-статусного спроса позволила избежать деиндустриализации, связанной с выносом производств в Азию;

•приоритет безопасности (как для потребителя, так и для окружающей среды), экономичности, дизайна и эргономики как основных направлений технологического развития;

•существенный запас национального богатства и нереализованных научно-технологических открытий и инноваций, накопленных к началу рассматриваемого периода.

Экономические «тормоза»

Легко заметить, что перечисленные долговременные конкурентные преимущества или полностью, или в значительной мере уже исчерпаны. Даже, казалось бы, вечные темы повышения безопасности для потребителей и окружающей среды в условиях кризиса во многом теряют свою привлекательность в глазах потребителей. Другие же процессы вообще превратились из двигателя немецкой экономики в ее тормоз. Например, расширение рынка вызвало вторичные модерны в ряде азиатских стран. В начале 70-х по данному пути быстро продвигалась Япония, затем Корея, сейчас Китай. В настоящее время японская экономика также сосредоточилась на функционально-статусном и статусном сегменте. Качество, техническое совершенство и дизайн японских товаров не уступают немецким. Туда же, очевидно, стремится и Корея, где вторичный модерн также завершается.

В результате, в самом выгодном сегменте спроса, там, где можно конкурировать не издержками, а качеством и дизайном, уровень конкуренции резко возрос. Если долговой кризис каким-то чудесным образом вдруг будет смягчен, то главные проблемы начнутся тогда, когда Китай сможет освоить практически все технологии, определяющие технологическое лидерство Германии (с таким же качеством, но меньшими затратами будет воспроизводить все, что выпускается в Германии). А таких продуктов с каждым годом становится все больше, поскольку замедление общемировых темпов научно-технологического развития настолько серьезное, что скоро станет очевидно обывателям. В качестве иллюстрации приведем несколько локальных, но очень показательных примеров.

В течение двух десятилетий Германия активно стимулирует развитие солнечной энергетики. В поддержку исследований, на стимулирование собственного производства фотоэлементов и солнечных батарей, а также на компенсацию дорогого «зеленого тарифа» были направлены огромные средства.

Однако, несмотря на определенный научно-технологический прогресс, кардинального скачка ключевых показателей фотоэлементов не произошло. За пару десятилетий их массовое производство перестало быть высокотехнологичным настолько, что можно было не опасаться конкурентов с меньшими издержками. В связи с этим, за последние два года китайские производители фотоэлементов и солнечных батарей настолько снизили цены, что обвалили рынок, сделав неконкурентной продукцию немцев. Защитить свой рынок последним весьма сложно.

Во-первых, это будет противоречить нормам ВТО.

Во-вторых, протекционизм не поможет удержать внешние рынки сбыта.

В-третьих, в процессе набирающего обороты финансового кризиса еврозоны, она становится все более зависимой от китайских заимствований и инвестиций, что противодействует росту протекционизма в отношении китайских товаров.

В-четвертых, на любые заградительные меры Китай ответит тем же, вследствие чего пострадает немецкий экспорт на самый емкий и быстро растущий рынок.

В итоге, немецкие чиновники не смогли придумать ничего лучше сокращения дотаций, входящих в «зеленый тариф» электроэнергии. Что это, как не позиция страуса?

Другой пример — системная неконкурентоспособность немецкого сельского хозяйства. По традиционным биржевым культурам (пшеница, кукуруза, соя), а также по мясу крупного рогатого скота оно не конкурентно в сравнении с Канадой, Австралией, США, Аргентиной по причине малого количества земли, приходящейся на одного фермера; по культурам с высокими трудозатратами — не конкурентно по издержкам по сравнению со странами Юго-Восточной Азии.

Еще одним фактором, снижающим конкурентоспособность всей немецкой сельхозпродукции, являются непомерно высокие санитарные и экологические требования. Немецкая сельхозпродукция слишком дорогостоящая, несмотря на огромные дотации фермерам. С одной стороны, в процессе разворачивания системного кризиса дотации постепенно становятся неподъемной ношей для бюджета. С другой — по мере поляризации доходов и «размывания» среднего класса, роста безработицы и сокращения социальных программ, все большему числу потребителей становится не по карману и этот уровень цен на продукты питания.

Неконкурентность экономики

За счет чего в таком случае будет конкурентна экономика Германии? Конкурировать по издержкам, т. е. в сегменте массового спроса, она не может по определению. Вернуть вывезенные в Азию производства ей не под силу, даже при большом желании. Конкурировать в сегментах функционально-статусного и статусного спроса с каждым годом все сложнее. Надежды на резкий научно-технологический скачок становятся все более призрачными, поскольку темпы научно-технологического развития начали «тормозиться» не сегодня и не вчера, а в период примерно с 1955 по 1970 гг., причем это торможение наблюдается не на проценты, а в разы, даже несмотря на взрывной рост технологий обработки и передачи информации. К этому следует добавить нарастающий как лавина комплекс проблем, связанных с завершением глобализации и раскруткой обратного ей процесса — регионализации, к чему высокоспециализированная немецкая экономика не готова.

Таким образом, можно сделать вывод о ее долгосрочной и прогрессирующей неконкурентоспособности в целом, что намного серьезнее, чем долговой кризис. Простым сокращением доли заработной платы в продукте и, соответственно, сокращением, даже существенным, социальных расходов в бюджете здесь не обойтись. Увы… Европейские политики и чиновники, как мантру, повторяющие слова о необходимости структурных реформ, реальных путей по повышению конкурентоспособности экономик стран, составляющих ядро ЕС, не предлагают. Не предлагают их и интеллектуалы, т. е., скорее всего, мы наблюдаем объективный процесс заката Германии, как части заката Запада. Его можно несколько отсрочить, но нельзя отменить. Поэтому, кстати, выдающихся европейских политиков сейчас быть не может: их качества просто не востребованы.

С точки зрения цивилизационного анализа, замедление высоких темпов интенсивного научно-технологического развития можно частично компенсировать ускорением экстенсивного развития за счет внешней или внутренней колонизации. Процесс этой компенсации является непростым и достаточно длительным. При этом резко увеличивается доля базовых добывающих отраслей и первичной обработки ресурсов.

Структура экономики возвращается к пирамидальной форме, где сравнительно небольшое количество отраслей с глубокой обработкой ресурсов находится на мощном основании ресурсных отраслей и отраслей первичной обработки сырья.

Но Германия практически лишена этой возможности. Проводить внешнее расширение ЕС уже нельзя. Возможности для внутренней колонизации чрезвычайно ограничены низким уровнем удельных ресурсов, приходящихся на одного человека. Такая частичная компенсация возможна в Канаде или Австралии, но не в Германии или Японии. Также она возможна на севере Европы, в Скандинавских странах. Наличие данного механизма уже можно проверить, ведь перечисленные развитые сырьевые страны с наименьшими потерями пережили кризис 2008 года и сейчас развиваются успешнее других. В Германии же слишком большая численность населения и малое количество базовых ресурсов. В отличие от Канады, Австралии, Новой Зеландии, стран Скандинавии, она не является сырьевым государством. Поэтому остатки некогда высокотехнологичных отраслей, лишенные собственного сырьевого основания в условиях дальнейшего замедления темпов научно-технологического развития, неизбежно рухнут.

В то же время ее площадь, экономика, население и геополитическое положение в мире очень велики, чтобы она могла развиваться как специализированная страна вроде Швейцарии.

Гипотетически есть еще один геополитический вариант — интеграция с РФ. Дело в том, что экономики РФ и ФРГ комплиментарны. Чего не достает одной, то с избытком имеется у другой, и наоборот. Наметившееся сближение Германии и России в экономической и геополитической сферах — следствие этой взаимной дополняемости. Тем не менее, для перспектив обеих стран этого мало — нужна быстрая интеграция с уровнем существенно более высоким, чем в современном ЕС. Однако этот сценарий нереально осуществить по одной ключевой причине: постепенная, но неуклонная раскрутка регионализации делает любые масштабные интеграционные процессы невозможными, по крайней мере, до конца XXI века. Есть и другие причины. Например, гипотетическое быстрое объединение России и Германии должно проходить не как расширение ЕС, а по правилам, разработанным преимущественно в России. Сначала Германия с этим категорически не согласится, а потом, если изменит свое мнение, будет уже поздно.

Выход из ситуации

Как же можно исправить возникшую ситуацию? Кризис Германии по причинам, масштабам и длительности — не экономический, а цивилизационный. На микроуровне он проявляется в том, что традиционная западная инвестиционная модель со ставкой на кардинальные инновации и расширение рынков перестала быть конкурентоспособной. На уровне страны цивилизационный кризис нельзя отменить, в лучшем случае можно немного отсрочить во времени и смягчить. В связи с этим можно сделать ряд пессимистичных прогнозов.

Ожидать значительного ускорения темпов научно-технологического развития в ближайшие десятилетия не имеет смысла. Евросоюз представляется обреченным, попытка его консолидации даже в несколько урезанном виде невозможна в условиях набирающей темпы регионализации. Впрочем, он может сохраниться в ничего не значащем декоративном виде, наподобие СНГ. Однако процесс распада на Евросоюзе не остановится. Практически гарантированно распадется целый ряд стран, ныне входящих в ЕС. В частности, Германии очень повезет, если она «отделается» глубокой внутренней децентрализацией, а не разделится на части во время предстоящей Второй Тридцатилетней войны. Сейчас такой прогноз кажется крайне маловероятным, но он сделан на той же методологической основе — Модели развития технологической цивилизации, которая позволила заранее спрогнозировать кризис, причем не просто экономический, а гораздо более острый и длительный — цивилизационного масштаба.


Владимир СТУС, руководитель группы аналитики и прогнозирования Центра стратегических инициатив
Источник: "Генеральный Директор"