Лента: Политика

В Соединенных Штатах вчера прошли выборы, и ничего не изменилось. Барак Обама остается президентом. Демократы сохраняют свой контроль над Сенатом, имея там большинство, не обеспечивающее защиту от обструкции в принятии законов. А республиканцы сохраняют контроль над Палатой представителей.

Динамика национальной политики вызвала длительный паралич государственной власти. Поскольку нижняя палата, где партийная дисциплина является нормой, находится в руках у республиканцев, принимать законы будет трудно, и для этого потребуются компромиссы. А Сенат находится под властью демократов, и вероятность того, что он будет отменять действие любых административных акций, очень невелика. Тем не менее, у Обамы нет достаточной поддержки в Конгрессе, чтобы реализовывать новые крупные инициативы, а получать ассигнования через Сенат будет трудно, если против этого выступят республиканцы.

Есть цитата, авторство которой часто приписывают Томасу Джефферсону: «Лучше всего то государство, которое руководит меньше всего, потому что его народ сам себя дисциплинирует». Я не уверен, что нынешний политический климат способствует самодисциплине людей, однако понятно, что люди накладывают колоссальные ограничения на государство. Его способность продолжать делать то, что уже делается, никем не ограничивается, однако его способность делать что-то новое заблокирована.

План для американской мощи

Такая патовая ситуация создает предпосылки для смены направления во внешней политике, что уже делается с 2011 года после интервенции под руководством США в Ливии. Я уже заявлял, что не президенты формируют стратегию, стратегию им навязывает действительность. Однако очень неплохо, когда субъективные пожелания президента и объективная необходимость совпадают, пусть даже намерения при этом неодинаковы.

В своих предыдущих статьях и книгах я писал, что в 1991 году, когда распался Советский Союз, Соединенные Штаты стали единственной в мире мировой державой. Америка была не готова к такой роли и не знала, как ее играть. Для осуществления власти требуются навыки и опыт, а у США не было плана действий в мире, в котором у них нет соперников. У Америки были глобальные интересы, но отсутствовала глобальная стратегия.

Этот период начался в 1991 году, и сейчас он находится в стадии завершения. Первая стадия была счастливым, но иллюзорным периодом, когда считалось, что никаких серьезных угроз США не существует. 11 сентября ей на смену пришла стадия срочного реагирования, за которой последовало убеждение в том, что единственный интерес США заключается в войне с радикальными исламистами.

Обе стадии были частью процесса фантазирования. Американская мощь просто в силу своего существования являлась угрозой и вызовом для других, и мир, как и прежде, был наполнен опасностями. С другой стороны, не менее опасной была маниакальная одержимость одним делом с исключением из сферы внимания всех остальных дел. Американская внешняя политика была непропорциональной, что вполне понятно. Никто не был готов к власти США.

Во второй половине прошедшего десятилетия из-за неспособности США завершить войны в Ираке и Афганистане, а также из-за экономических проблем многие здравомыслящие люди пришли к убеждению в том, что Соединенные Штаты вступили в эпоху перманентного упадка. Но та власть и мощь, которыми обладают США, рассеиваются не так быстро. Ослабление европейского единства, а также угрожающий Китаю финансовый кризис весьма ожидаемо превратили Соединенные Штаты в непревзойденную мировую державу, могущество которой не может оспорить никто. Но вопрос в том, что делать с этим могуществом.

Потерпевший поражение на президентских выборах Митт Ромни произнес одну запоминающуюся и важную фразу, когда сказал, что убийствами выход из проблем Ближнего Востока не найдешь. Но ни Ромни, ни Обама не указали на то, что вместо этого надо делать на Ближнем Востоке и в других местах.

Постоянное применение военной силы – это не выход. Пример тому – Британская империя. Военную силу она использовала рассудительно и благоразумно, однако предпочтительным курсом для нее всегда был отказ от войны в пользу политических договоренностей, а также политическая, экономическая и военная поддержка врагов британских врагов. За этим следовало направление советников и инструкторов, которые занимались обучением местных армий. А когда сохранить равновесие было невозможно, и вопрос представлял достаточно серьезный интерес, Британия при помощи подавляющей военной силы громила врага. Пока, как бывает со всеми империями, ее силы не истощились.

Но американская стратегия последних лет заключалась в следующем: ввести войска, недостаточные для разгрома врага, которого можно укротить иными средствами, и который неспособен нанести существенный вред США. Такая политика для Британской империи была неприемлема. Да и для США она неприемлема тоже. Когда начинается война, в бой надо бросать всесокрушающую военную мощь, чтобы окончательно и бесповоротно разгромить врага. Поэтому война должна быть редким явлением, ибо создать такую всесокрушающую силу трудно, а побить противника – не всегда просто. Постоянная война, ставшая характерной чертой начала нового века, неприемлема с точки зрения стратегии.

Ливия и Сирия

На мой взгляд, последним "вздохом" такой стратегии стала Ливия. Интервенция в этой стране была плохо продумана. Последствия свержения Муаммара Каддафи никто не предусмотрел, да и непонятно было, почему будущее Ливии так важно для США. Ситуация в этой стране вышла из-под контроля еще задолго до атаки на Бенгази 11 сентября. Это был тот самый случай, когда недостаточная сила применялась против неопределенного противника в войне, не доросшей до достаточного уровня актуальности и необходимости.

Отношение к Сирии у США – совсем другое. Нежелание США втягиваться в этот конфликт напрямую в качестве главной военной силы, несмотря на призывы и требования с разных сторон, – это пример того, когда достижение важной стратегической цели – подрыв иранского влияния в Сирии – можно обеспечить за счет привлечения региональных держав с расчетом на то, что они решат эту проблему или будут жить с ней – в зависимости от того, что предпочтут. Предоставив необходимую, но ограниченную помощь для дестабилизации сирийского государства, Соединенные Штаты решили, что местный баланс сил должен складываться и развиваться своим чередом.

Непонятно, усвоил ли Обама ту доктрину, о которой я сейчас пишу – в Ливии он ее определенно не усвоил. А его политика в отношении Сирии может просто быть реакцией на ливийские просчеты. Но субъективные намерения руководителя важны не так, как те реалии, на которые он реагирует – вдумчиво или бездумно. Понятно, что Соединенные Штаты не могут продолжать интервенции с недостаточными силами для достижения неясных целей в странах, которые Америка не в состоянии подчинить.

Американский доллар

Но Соединенные Штаты также не могут уйти с мировой арены. Они производят почти четверть общемирового ВВП. Как в таких условиях уходить? Ответ истории заключается не в постоянном темпе интервенций, а в постоянной угрозе интервенции, которая редко осуществляется, а также в умелом регулировании баланса сил в регионе. Еще более оптимальной является политика отказа даже от угрозы интервенции и даже от претензий на регулирование – и пусть основные проблемы решают те люди, которых эти проблемы касаются.

Это в большей степени даже не политика, а реальность. Соединенные Штаты не могут быть мировым полицейским или мировым социальным работником. Соединенные Штаты несут ответственность за отстаивание собственных интересов с наименьшими затратами. Если уход с мировой сцены невозможен, то отказ от конфликтов, не затрагивающих коренные американские интересы, становится необходимостью, ибо гарнизонным государствам, то есть, странам, постоянно находящимся в состоянии войны, трудно удерживаться у власти. Знать, когда начать войну – это искусство, в основе которого лежит знание того, когда не надо начинать войну.

Самое трудное для молодой империи – это усвоить принцип, заключающийся в том, что в основном делать ничего не надо. Именно на таком этапе находятся сейчас Соединенные Штаты. Страна сейчас в большей мере осознает не границы своей власти, а ее природу. Великая держава возникает с осознанием различий между важными и неважными вещами, и с появлением у нее беспощадного безразличия к таким неважным вещам. Уяснить это трудно, но история сегодня преподает этот урок Соединенным Штатам.

Внутренний тупик

Патовая ситуация, в которой американское правительство оказалось после выборов, – это подходящее обрамление для такого урока. Возможно, Обама и хочет запустить в дело крупные внутриполитические инициативы, но не может. В то же время, похоже, что он не испытывает жажды зарубежных авантюр. Непонятно, что это – просто реакция на просчеты или истинное понимание стратегии, однако в любом случае более осторожная внешняя политика придет к нему вполне естественно. И она создаст механизм закрепления двух уроков. Урок первый: война редко становится необходимостью. Урок второй: если начинаешь войну, веди ее всеми имеющимися силами и средствами. Обама будет следовать первому уроку, а у остальных есть время для усвоения второго урока. Он будет практиковать продуманное безразличие, с которым Соединенным Штатам следует относиться к большинству внешнеполитических проблем.

За границей вторым сроком Обамы будут очень недовольны. Хотя мир осуждает Соединенные Штаты, когда они начинают что-то делать, какая-то часть этого мира обычно требует неких действий. Обама их разочарует, но он в этом не виноват. Выборы парализуют его на внутреннем фронте, а действительность наложит ограничения на его внешнюю политику. Крайний консерватизм и сопротивление переменам – это то, чем были бы довольны отцы-основатели как во внутренней, так и во внешней политике. Избиратели дали стране такое правительство, которое даст им и то, и другое.


Джордж Фридман (George Friedman)
Источник: "ИноСМИ "
Оригинал публикации:"The Elections, Gridlock and Foreign Policy "

---

Провальная формула всемирной войны (Tom Dispatch, США)

Как империя меняет облик, но не свою натуру (фрагмент)

Военные США поглощают деньги, но мало что отдают в виде побед. Личный состав, может быть, и самый талантливый и подготовленный на планете, вооружение и технологии – самые сложные и передовые. А когда дело доходит до военного бюджета, то он превосходит в несколько раз суммарный бюджет девяти крупнейших стран (большая часть которых – наши союзники), не говоря уж о врагах вроде Талибана, аль-Шабааб, или аль-Каиды на Аравийском полуострове, но в реальном мире боевых действий всё это мало что значит.

В правительстве, где полным-полно ведомств, регулярно высмеиваемых за расточительство, неэффективность и низкие результаты, такая характеристика, может быть, и не имеет себе равных по показателям убытков и крайних неудач, однако, кажется, в Вашингтоне это никого не волнует. Более десятилетия военные США с треском попадали из одной провальной доктрины в другую. Была "военная лёгкость" Дональда Рамсфельда, за ней последовало то, что можно назвать военной тяжестью (хотя названия так и не появилось), заменённое "противо-повстанческими операциями" генерала Дэвида Петреуса (известными также как COIN).

Затем, в свою очередь, последовала претензия администрации Обамы на будущий военный триумф: комбинация сил специального назначения, дронов, шпионов, штатских солдат, кибервойна и и местные бойцы – "лёгкий след". Но какой бы метод не использовался, одно оставалось неизменным: успехи мимолётны, множественные неудачи, и самое главное – чувство разочарования, а победа – пропала без вести.

Ник Тёрс
Источник: "Полюс Мира "
Оригинал публикации:"Tom Dispatch "