Лента: Политика

Китайский национализм как можно скорее должен быть поставлен в рамки закона, иначе он может нанести серьезный урон общественному строю.

Попытка японского правительства национализировать острова Дяоюйдао вызвала в Китае новую волну антияпонских выступлений. Нетрудно понять, что это очередной виток развития ситуации с взрывным национализмом, характерным для Китая в современный период его истории. Однако сейчас демонстрации протеста как способ донести свое мнение до властей начинают сопровождаться в Китае тем, что в последние годы стало ключевой особенностью массовых выступлений во всем мире, а именно – агрессией. Неважно, в какой стране или при каком политическом строе, любые массовые действия неизбежно так или иначе приводят людей к иррациональным действиям, порождая тот самый “эффект толпы”, о котором писали ранние социологи. Сейчас примеры такого иррационального поведения мы могли наблюдать и в Англии во время массовых беспорядков, и в арабских странах в ходе Арабской весны; такого рода поведение мы видим сейчас и в Китае.

Однако китайский национализм дополняет эти умонастроения, распространившиеся по всему земному шару, новым содержанием, вводит в игру новый фактор – чувство морального превосходства. Речь идет о том, что прибегающие к агрессии люди теперь не считают свои действия ошибочными или антисоциальными. Напротив, они убеждены в том, что поступают нравственно, по справедливости. И это чувство собственной правоты, моральной обоснованности своих действий придает им невероятной смелости и в конечном итоге оборачивается уроном, который несут другие люди или их имущество. В любой стране, при любом строе, став эталоном добродетели, такие воззрения неизбежно скатываются к экстремизму.

Ихэтуаньский национализм

Точнее всего подобное явление можно обозначить термином «ихэтуаньский национализм». Ихэтуаньское восстание (второе название – «боксерское восстание», 1898 – 1901 гг. – прим. пер.) – одно из наиболее ярких проявлений крайнего национализма в современной китайской истории. Взгляды ихэтуаней находили выражение, по большей части, в убийствах и погромах, а также в вере в то, что моральная правота толпы делает их неуязвимыми и неподсудными. И больше всего огорчает сейчас тот факт, что в определенной мере фанатичные современные националисты – даже не ихэтуани. Несмотря на очевидную иррациональность своих действий, ихэтуани выше всего ставили народное единство; их врагами были лишь иностранцы и отступники, перешедшие в христианство. Только когда движение разрослось и контроль над ситуацией был потерян, «отряды гармонии и справедливости» стали истреблять и простых китайцев. Современные ярые националисты (большинство которых получило отличное образование) придерживаются другой веры и потому с самого начала атакуют, уничтожают и грабят своих же сограждан и их имущество. И неважно, насколько сложными причинами вызваны подобные действия. Пока китайский национализм застыл на уровне ихэтуаней, Китаю ни за что не выработать здорового, укрепляющего интересы страны, современного национализма. А если его нет, то и величие, к которому страна могли бы прийти, опираясь на такого рода национализм, остается пока несбыточной мечтой.

В новейшей истории человечества национализм во всем мире был как движущей силой, ускорявшей процесс построения и модернизации государства, так и причиной войн и бедствий. Воплощая в себе сильнейшее чувство национальной идентичности, национализм незаменим тогда, когда надо сплотить народ, справиться с внешним врагом или отстоять государственную независимость. Но в это же время националистические идеи приводили (и продолжают приводить) к неутихающим конфликтам и войнам. Большая часть военных столкновений так или иначе связана с национализмом.

Если мы признаем существование национализма свершившимся фактом, то уже не стоит вопрос, нужен он или нет, возникает вопрос «какой именно национализм нам нужен?», и неважно, о какой стране речь. О каком бы государстве мы бы не говорили, нам требуется такой национализм, чьи положительные стороны будут максимально усилены, а скрытые негативные эффекты – сведены к минимуму. Основной подход здесь таков: ограничивать национализм, питаемый чувством моральной правоты, и всесторонне развивать осознанный, рациональный национализм, направленный на защиту интересов страны. Национализм, представляющий из себя систему моральных ценностей, в конечном итоге неизбежно превратится в орудие экстремистов. Некоторые американские исследователи относят к проявлениям национализма и события, подобные терактам 11 сентября. И в самом деле, если бы за спинами террористов не стояло бы учение (пусть темное и невежественное), объясняющее, что хорошо, а что плохо, и помогающее справляться со страхом смерти, разве смогли бы они становиться смертниками? Очевидно, однако, что подобный экстремизм только уводит нас от первоначальной цели.

Для современных государств наиболее эффективным способом управлять националистскими настроениями становится их урегулирование с помощью закона. Закон для любого члена общества равно устанавливает то, что тот может делать, и то, чего тот делать не может. Как только поведение человека выходит за законные рамки, он тут же должен быть наказан. В нашем случае, приверженность букве закона оказывается нам полезной по, как минимум, двум причинам. Во-первых, закон решает проблему с «морализацией» экстремизма. Любой поступок, нарушающий закон, становится преступлением, какие бы высокие моральные принципы за ним не стояли; таким образом, мораль перестает служить экстремизму оправданием. Во-вторых, он приучает к осознанности в действиях. Любое действие несет в себе социальную ответственность; перед тем, как сделать что-либо, человеку приходится задумываться о последствиях.

Даже после провозглашения о создании КНР в 1949 году появление то тут, то там социальных течений, члены которых были полны чувства собственной правоты, привело к тому, что множество людей испытало страшные лишения – что уж говорить о периоде китайской истории до 1949 года, о революции и гражданской войне. На новейшем этапе истории Китая идея классовой борьбы, изначально имевшая чисто экономическое приложение, пришла сюда из Европы, и, превратившись сначала в политическую концепцию, вслед за тем легла в основу нового морального кодекса. По новой классовой морали выходило, что одна часть общества должна убивать и истреблять другую его часть, и безумие это достигло своего апогея в годы культурной революции. Преданность Мао Цзэдуну и его идеям превратилась в наивысшее достоинство. В это время многие китайцы, начиная от лидеров страны, таких как Лю Шаоци и Пэн Дэхуай, или интеллектуалов, таких как Чжан Чжисинь, и вплоть до обычных людей из народа, не смогли избежать «истребления во имя высоких идеалов».

Смешавшись с националистическими идеями, подобная мораль тут же обнаруживает себя в форме напыщенного патриотизма. И тогда такой «патриотизм» становится моральным оправданием для действий, направленных против других людей или их имущества.

Почему государство остается в стороне?

В любом случае, неизбежно возникает следующий вопрос: в Китае, в конце концов, есть правительство, почему же оно не оправдывает свое назначение? Почему не наказывает тех, кто преступил закон, будь это отдельный человек или группа людей? В действительности, несмотря на то, что волна антияпонских выступлений – реакция простых людей на попытку японского правительства национализировать острова Дяоюйдао, надо понимать, что ответственность за то, что протест принял именно такую форму, равно лежит как на участниках демонстраций, так и на соответствующих правительственных органах. Правительство могло бы сказать народным массам: “Устраивать демонстрации – можно. Громить, уничтожать и грабить – нельзя.” А потом вмешиваться тут же, как только кто-то, угрожая другим людям или их имуществу, преступит закон. Так и должно работать гражданское общество. Неважно, какие моральные принципы оправдывают твое поведение; если ты преступил закон, то должен понести наказание.

Почему же соответствующие органы предпочли остаться в стороне? Во-первых, потому, что правительство само в большой мере подвержено влиянию националистических идей. Тут надо принять во внимание по крайней мере два обстоятельства. Во-первых, националистические убеждения ряда политиков, ответственных за принятие решений, мало чем отличаются от взглядов фанатиков, буйствующих на улицах. В целом понятно, что тяжело полностью избежать влияния националистических взглядов, но став государственным должностным лицом, необходимо уметь разделять личные убеждения и свою работу в качестве чиновника; только так можно принимать взвешенные, объективные решения. Очевидно, что многие правительственные чиновники неспособны проводить эту черту. Во-вторых, некоторые политики, принимая во внимание размах националистических настроений, осознанно позволяют массам «выпустить пар». Это тоже своего рода способ контролировать настроения масс.

Но в конечном итоге неважно, какие психологические факторы сыграли свою роль. Тот факт, что правительство не пыталось противодействовать насильственным действиям демонстрантов или пыталось, но недостаточно усердно – полностью лежит на совести самого правительства. В действительности, некоторые департаменты и отдельные чиновники должны взять на себя ответственность и за сам факт, что демонстрации приобрели насильственный характер. В Китае все СМИ, и центральные, и местные, контролируются государством. Почему же они с самого начала освещали конфликт в эмоциональном, неразумном ключе, распаляя массы? Как только во главе угла встали эмоции, для гласа рассудка не осталось никакого места. И почему китайские СМИ говорят об одном и том же, только на разные лады? Очевидно, что в этом случае СМИ представляют позицию государства. Еще труднее понять то, почему СМИ позволяют высказываться военным, чьи слова представляют только их личную позицию, не поддержанную какими-либо разумными доводами. То, что в государстве с развитым государственным строем возможно такое положение вещей – это нонсенс.

Складывается абсурдная ситуация. Если под моральным давлением «патриотизма» государство будет смотреть на противоправные действия сквозь пальцы, если закон для действий, продиктованных чувством моральной правоты, будет допускать послабления, тогда, в конце концов, может оказаться так, что теми, кто понесет урон, будут не только простые члены общества и их имущество, но и само государство. И такое положение вещей обусловлено сложным и противоречивым характером современного китайского национализма.

Если мы проведем предметный анализ существующего в массах националистического движения, то нам сразу бросится в глаза пестрота его участников. Внутри движения мы можем выделить, как минимум, три разные группы людей. Первая группа представлена собственно националистами, чьим врагом является Япония. Конечно, помимо вышеописанных националистов, не слышащих голоса разума, в их рядах есть и те, кто делает свой выбор достаточно осознанно. Вторая группа – люди, которым просто нужно выместить свою злость; вероятно, их даже больше, чем чисто националистов. В Китае сейчас существует довольно много людей, недовольных социальной, политической или экономической ситуацией в стране, и многие из них готовы использовать любую подвернувшуюся возможность, чтобы высказать свою позицию или выплеснуть недовольство. Внутри этой группы мы тоже выделяем два типа людей: обычных представителей народа и людей, получивших высшее образование. Люди из народа стремятся в первую очередь сорвать злость, и их поведение, выражаясь в глухой к доводам рассудка агрессии, ничем не отличается от поведения фанатичных националистов. Что касается интеллектуальной прослойки, то для них протесты вольно или невольно создали удобную площадку для высказывания политических взглядов. Какой город не возьми, плакаты и лозунги демонстрантов сразу дают понять, насколько глубоко в это движение вовлечены левые (включая маоистов) и либералы. И все вышеперечисленные группы оправдывают свои действия “патриотическими” ценностями. Неважно, борются ли они против Японии или же за социальную справедливость (левые) и демократические свободы (либералы), все они – органическая часть патриотического движения. Таким образом, весьма однородное на первый взгляд противояпонское движение включает в себя совершенно разные политические силы. В значительной степени это движение наглядно демонстрирует настроения всего китайского общества.

Национализм как источник доходов?

Необходимо сказать несколько слов и о третьей группе, представленной людьми, получающими от протестов выгоду. Сюда же входят различные неправительственные и коммерческие организации. Эта группа занимается своего рода коммерческим национализмом; для них националистическое движение – возможность получить прибыль. Начиная с 90-х годов, вслед за бурным ростом национализма все более явной становилась и его коммерческая составляющая. Некоторые СМИ не только внесли свой вклад в формирование современного национализма, но и сумели извлечь из этих настроений или самого националистического движения огромную экономическую выгоду, примером может быть деятельность некоторых сайтов и неправительственных организаций. Есть люди, которые с самого начала рассматривали националистическое движение в качестве источника доходов, и это не лишено смысла. Именно поэтому представители третьей группы столь активно продвигают националистические идеи. Такое положение дел ясно показывает, насколько движущие силы и особенности современного китайского национализма отстоят от национализма традиционного. До введения политики реформ и открытости национализм был частью правительственной программы, и продвигало его именно правительство. Однако продвижение современного национализма в наши дни все больше оказывается задачей именно людей и организаций третьего типа. В это же время подобная ситуация иллюстрирует противоречие, существующее сейчас между национализмом и правительством. (Необходимо пояснить, что любое политическое движение может рассматриваться как своего рода предприятие и развиваться в соответствующем направлении. На пример, и левое движение, и либерализм со всеми их идеалами и политическими установками имеют в многонаселенном Китае свою цену. В других странах ситуация обстоит точно так же.)

Мощное взаимодействие этих групп создает ситуацию, в которой формы, принимаемые националистическим движением, могут меняться почти мгновенно. Несмотря на то, что каждая из названных групп преследует свои собственные цели, всем им одинаково выгодны расширение и рост националистического движения. Такой национализм, защищенный щитом идеалов и чувством собственной правоты, может с одинаковой легкостью как атаковать другую страну, так и обернуться против своего же правительства. Для людей, составляющих это движение, нет особой разницы в том, чтобы громить японские машины и японские заводы или же нападать на правительственных чиновников и государственные учреждения. По существу, основными особенностями китайского национализма с самого момента его зарождения были его безграничность и всеохватность. Он может развиваться в любой социальной группе, в любой части политической сферы, вспыхивать вокруг любой проблемы.

Национализм уже стал для нынешнего Китая свершившимся фактом. Он – часть китайской жизни, нравится это людям или нет. В условиях стабильного развития и эффективного управления национализм даже может стать для государства стимулом роста, но если ситуация не будет столь безоблачной, то засилье националистических взглядов неизбежно ударит по развитию страны. Говоря с позиции правительства, в долгосрочной перспективе следует активно принимать участие в формировании и развитии националистического движения; нейтрализуя его негативные эффекты, в то же время использовать его изменчивость в качестве движущей силы дальнейшего развития. Однако в краткосрочной перспективе необходимо как можно скорее поставить национализм в рамки закона, иначе он может нанести серьезный урон общественному строю.



Чжэн Юннянь – директор института изучения стран Восточной Азии Сингапурского университета
Перевод выполнил Федор Кокорев
Источник: " "
Оригинал публикации:газета «Ляньхэ цзаобао»