Лента: Политика

В нынешней политике западных держав по отношению к арабо-персидскому миру есть немало удивительных моментов. Сегодня, после нескольких десятилетий (более или менее) прямой поддержки милитаристских и авторитарных правительств, США и их союзники оказывают поддержку формированию режимов, которые, хотя и говорят о демократии, испытывают немалую тягу к самому что ни на есть радикальному исламизму.

При всем этом, вряд ли кому-то неизвестно, что утверждение духа демократии – это не мгновенный процесс, который к тому же не может осуществляться под внешним давлением. Горький опыт прошлого позволил нам наглядно в том убедиться. Кроме того, нельзя отрицать, что западные правительства в своем большинстве никак не ожидали возникновения этих арабских революций, которые смели с карты режимы, идущие корнями в ушедшую эпоху, когда крупнейшие гегемонические идеологии пытались привести своих последователей в светлое будущее. Наконец, сложно найти что-то общее (за исключением разве что их деспотической сущности) в режимах, которые держали в ежовых рукавицах народы Ирака, Туниса, Египта и Ливии и до сих пор притесняют население в Алжире или ведут по сути настоящую гражданскую войну в Сирии.

Авторитарные режимы без угрозы для Запада

Дело в том, что нассеризм и панарабизм, которых некоторое время назад придерживались большинство диктаторов арабского мира, дал осечку: прошел уже слишком долгий срок для того, чтобы все эти разнообразные (теоретически прогрессивные и светские) группы в арабском мире оказались в силах перешагнуть через существующие противоречия (или даже конфликты) и воссоздать аббасидский халифат, которому смысл в прошлом придавала одна лишь религиозная умма. В этой связи подписанный в 1978 году в Кэмп-Дэвиде сепаратный мир между Египтом и Израилем отнюдь не стал катализатором изменений, а лишь подтвердил положение дел: светский панарабизм – это утопия, а Федерация Арабских Республик оказалась мертворожденной. С тех пор баасизм в Сирии и Ираке, Джамахирия в Ливии (за ней последовал опереточный панафриканизм) и алжирский социализм стали служить ширмой для зачастую коррумпированных, иногда нефтеносных, но неизменно авторитарных режимов, с которыми Запад мог легко найти общий язык и которых мог запросто обвести вокруг пальца.

Так как тогда воспринимать столь странное изменение позиции Запада по отношению к режимам, к стабильности которых мы, кажется, неплохо приспособились? Первая возможная интерпретация сводится попросту ко все растущей неспособности оказать влияние на ход событий в многополярном мире, в котором появляются новые региональные (или даже международные) игроки с противоположными интересами. Один из множества симптомов (причем далеко не последний) этого бессилия заключается в значительном сокращении возможностей для проведения дорогостоящих внешних военных операций. Прозаические финансовые соображения, которые поставили на колени Римскую империю, сыграли не последнюю роль в выводе американских войск из Ирака и Афганистана. Кроме того, как нам известно, ливийская авантюра французской и британской армии окончилась бы плачевно без логистической поддержки США и финансовой помощи Катара.

Подчинение масс – общий замысел Сунны и либерализма?

Тем не менее, хотя эти объяснения отчасти и имеют под собой основание, самих по себе их явно не достаточно. Складывается впечатление, что несмотря на растущие ограничения доминирующие в настоящий момент на Западе силы сделали выбор в пользу поддержки суннитского ислама в его наиболее жесткой и ретроградной форме, которая исходит с Аравийского полуострова. Такая индульгенция уже сама по себе вызывает вопросы, потому что по сути противоречит заявлениям об исламистской угрозе и опасности, которую представляет «Аль-Каида».

Нужно быть по-детски наивным или, наоборот, полным пройдохой, чтобы найти хоть какие-то существенные отличия между режимом, который хотят установить афганские талибы, и идеями Партии возрождения в Тунисе или «Братьев-мусульман» в Египте и Ливии. Независимо от их успехов на выборах эти радикальные силы религиозного толка ставят во главе угла ниспосланную свыше истину (ислам), которой следует подчиняться буквально и беспрекословно, и преподносят шариат как средство регуляции общества с коллективной и индивидуальной точек зрения. Кроме того, вполне вероятно, что озвучиваемые тут и там изменения этого имманентного исламского принципа являются тактическими шагами и проявлениями предвыборного оппортунизма, а не признаком стремления к какой-либо умеренности.

Таким образом, априори нам стоило бы ждать яростного идеологического противостояния между подобным отчуждающим прочтением ислама и доминирующей сейчас на Западе либеральной мыслью, как это было во времена большевизма. Тем не менее, в действительности ничего подобного не происходит: трения с суннитским радикализмом возникают лишь там, где этого требуют геостратегические интересы, как, например, это было в Афганистане. В то же время мы своими глазами видели (не так давно в Ираке, сегодня в Сирии и Тунисе), как Запад если и не открыто поддерживает, то уж точно позволяет свободно действовать даже самым радикальным салафитским или ваххабитским движениям.

Либералы и исламисты похожи на ярмарочных жуликов

Как мне кажется, подобная толерантность доминирующих сейчас либеральных сил объясняется в первую очередь тем, что они забыли (или же презирают) принципы некогда породившей их политической философии. Негласный пакт с суннитским радикализмом ссылается на более-менее подтвержденную мысль о том, что контроль над массами может быть целью некоего либерально-исламского кондоминиума. Два возможных вида воздействия на население в рамках этого кондоминиума (жесткий раздел сфер влияния и контроль над обществом с помощью обоюдной демонизации или же формирование некоего общего Востока, где либерализм правит телами и кошельками, а ислам – умами и душами) в целом не меняют сути дела.

В конце концов, разве формирование подлинных теократий, подобных тем, что мы видим в Персидском заливе, когда-либо мешало бизнесу? Это напрямую касается христианских США и Европы, которая борется с «паранджизацией» умов в исламских общинах и во всем обществе в целом. Кого, например, хоть как-то волнуют массовые закупки Катара, Саудовской Аравии или Кувейта во Франции? Точно не либералов и даже не социалистов и не увлекшихся культурным релятивизмом «зеленых». Беспокойство проявляют лишь консервативные и в первую очередь ультраправые силы, которых подобное развитие событий подталкивает ко все большей радикализации. Короче говоря, такая схема предполагает появление нового (делового) дворянства с новым (мусульманским) духовенством у руля системы доминирования в ущерб третьим (прежде всего европейским) странам и народам, которые по своей сути не приемлют ни тех, ни других.

Другие виды ислама возможны… и желательны

Существует мнение, что такой выбор (осознанный или нет) оказался далеко не лучшим, и что у Запада гораздо больше общего с шиизмом. С этой точки зрения уготованная Ирану участь выглядит не только несправедливой, но и ошибочной. Разумеется, нельзя не учитывать постоянные провокации Ахмадинежада или в своей основе консервативную концепцию, которой придерживаются большинство нынешних руководителей страны. Однако останавливаться на этом было бы глупо. Дело в том, что хотя Иран явно не более демократичен, чем другие мусульманские теократии (об этом свидетельствуют печальные результаты в сфере свободы прессы), менее демократичным его тоже не назвать. При всем этом Тегеран хотя бы проявляет больше внимания к судьбе своих немусульманских меньшинств: 20 000 ассиро-халдейцев, 200 000 армян, 40 000 зороастрийцев и даже 20 000 евреев страны имеют своих представителей в парламенте и пользуются настоящей культурной свободой. Подобная ситуация может показаться утопией в большинстве других мусульманских стран, даже самых «продвинутых», к которым, например, относится Турция. Хотя репрессии против бахаи в Иране, бесспорно, достойны осуждения, нельзя не поразиться контрасту с той же Турцией, когда узнаешь, что Иранское правительство внесло несколько армянских исторических памятников в список культурного наследия ЮНЕСКО и даже за свой счет перенесло и отреставрировало один из них, который находился под угрозой затопления.

Что касается неприкрыто антисемитской позиции президента Ахмадинежада, она, несмотря на всю свою непростительность, объясняется не реальным стремлением к конфликту, а желанием использовать палестино-израильское противостояние и поднять свой престиж в глазах арабских народов, которые, как предполагается, ищут себе регионального защитника. Кроме того, нельзя не отметить, что нынешний президент Ирана далеко не вечен и что он отнюдь не пользуется единогласной поддержкой в стране. Вообще, у реального политического ислама мало общего с настоящей природой шиизма. Как бы то ни было, в этих условиях усилия Ирана по созданию ядерного оружия нужно воспринимать скорее как (похожую на французскую) систему сдерживания перед лицом настоящей внешней угрозы, а не реальную опасность для Израиля или Запада.

Шиизм – теология сопротивления?

Тем не менее, давайте отойдем от Ирана, прозаических политических позиций и даже чисто религиозных аспектов: нужно четко понимать, что шиизм – это диссидентское движение, которое позволило критической мысли выжить в гегемонической Сунне. Ведь не случаен тот факт, что в процессе исламизации народы с древней и устоявшейся культурой делали выбор в пользу шиизма: иранцы, ставшие алавитами армяне и греки или же алавиты в Сирии. Дело в том, что, как недавно напомнил признанный эксперт по Ближнему Востоку Антуан Сфейр (Antoine Sfeir) во время конференции в армянском центре, там, где Сунна требует слепого подчинения неизменной продиктованной Всевышним книге, сунниты допускают основанное на разуме толкование (калам) и выступают за куда более западную концепцию правосудия, нежели их собратья-сунниты.

Таким образом, несмотря на внешний облик, характер нынешней иранской власти и ее поведение, всем тем, кто выступает за эмансипацию мусульман и развитие светского общества в исламских странах, стоит скорее поддержать шиитов, а не суннитских фундаменталистов, которые сегодня стоят у власти на Аравийском полуострове, а завтра, возможно, утвердятся во всем Магрибе и Машрике. Европейской и западной мысли будет гораздо проще найти общий язык именно с первыми, а не со вторыми. Остается лишь понять, действительно ли человеческая эмансипация и гуманистическое развитие общества ближневосточных и даже европейских стран легли в основу реализуемого в настоящий момент ультралиберального проекта. Пока что, с учетом всех предыдущих соображений, насчет этого существуют самые серьезные сомнения.


Лоран Лейлекян (Laurent Leylekian)
Источник: "ИноСМИ "
Оригинал публикации: "Le fondamentalisme sunnite, mauvais cheval du libéralisme occidental "