Лента: Политика

«На нашей первой встрече с Владимиром Путиным весной 2001 года он жаловался, что Россия обременена долгами советских времен. Тогда нефть продавалась по 26 долларов за баррель. Когда мы увиделись на саммите АПЕКа в Сиднее в сентябре 2007 года, нефть достигла цены 71 доллар – а к лету 2008 г. стоила уже 137 долларов. Президент России откинулся на стуле и спросил о российских ипотечных ценных бумагах».

Джордж Уокер Буш, «Ключевые решения»

Оружие холодной войны

Если попытаться взглянуть на историю XX века с точки зрения историка, родившегося, например, в 2100 году, главное ее составляющей будет глобальное противостояние двух сверхдержав – США и СССР – поделивших мир на свои зоны влияния и опиравшихся на огромные ядерные арсеналы. Лишь чудом может такой историк назвать тот факт, что это противостояние не завершилось тотальным уничтожением, и уж совсем невероятным покажется ему исход сорокалетней борьбы: капитуляция и самороспуск одного из противников. И даже если он поймет, что за оружие принесло победу Америке, то механизмы этой победы, вероятнее всего, останутся для него тайной. Для нас они более очевидны. Мы понимаем, что инструменты, позволившие США восторжествовать над своим коммунистическим соперником, сохраняются и по сей день, более того – играют важную роль во взаимоотношениях Америки и России. Однако общество в целом довольно редко размышляет о подобных неявных факторах внешней политики.

Между тем речь идет о вполне конкретных вещах, описываемых в терминах реальной дипломатии. После крушения Советского Союза отношения между его основной наследницей – Российской Федерацией – и его победителем, США, перешли на иной уровень. И то оружие, которое было использовано Америкой и ее союзниками в борьбе против коммунистического колосса, стало инструментом внешней политики обеих стран. Вероятно, теперь оно используется чаще не для уничтожения геополитических противников, а для решения иных задач, как правило, не очевидных для широкой публики.

Это оружие – цены на нефть.

Черная кровь России

Нефть в Российской империи стали добывать еще в первой половине XVIII века, при императрице Елизавете Петровне. А в 1748 году ученые Санкт-Петербургской Берг-коллегии успешно осуществили перегонку нефти, и в Ухте был построен первый в мире нефтеперерабатывающий завод. Технология была простой, но эффективной – в печь ставили котел со стальной трубкой, которая проходила через бочку с холодной водой. Так, с помощью охлаждения горячей нефти, из нее удаляли примеси, получая очищенный продукт[1].

Позже именно в Российской империи была построена первая в мире нефтяная вышка, первая в мире крекинговая установка, первый в мире нефтепровод (сама идея трубы для транспортировки нефти принадлежит Дмитрию Менделееву). А также изобретен первый центробежный насос для добычи нефти, чей создатель Арутюнов впоследствии эмигрировал в США и организовал там компанию Russian Electrical Dynamo of Arutunoff (REDA Pump)[2]. Да и дизельное топливо для мотора, изобретенного Рудольфом Дизелем, стали впервые использовать на российских автомобилях[3].

На протяжении всего XX века фактор нефти определял судьбы России.

Черная кровь нефтяных полей Кавказа, Поволжья и Средней Азии спасла СССР в годы Великой Отечественной войны. С экономической точки зрения, великие сражения 1942-43 годов были в первую очередь борьбой за энергоресурсы, и в этой жестокой борьбе энергетическая мощь Советского Союза преодолела опирающийся на румынские месторождения Плоешти Третий Рейх[4].

Согласно распространенному в среде либеральных экономистов мнению, открытие в середине 60-х годов Самотлора и других месторождений Западной Сибири удержало страну от серьезного экономического кризиса, вызванного общими структурными проблемами советской системы народного хозяйства, в частности, драматическим уменьшением занятого в сельскохозяйственном секторе населения[5].

После того, как арабские страны – экспортеры нефти договорились о сокращении ее добычи и экспорта (17 октября 1973 года), а Саудовская Аравия ввела эмбарго на поставки нефти в США, она начала стремительно дорожать (с $3 до $12 за баррель в ценах 1973 года – сейчас это приблизительно соответствует $8 и $32,4 за баррель). На Советский Союз пролился золотой дождь нефтедолларов. Он стал основой для недолгого периода советского процветания, вторжения в Афганистан и Олимпиады-80.

К началу 80-х годов СССР уже прочно сидел на нефтяной игле. Поэтому резкое снижение цен на нефть в 1985-86 годах пошатнуло всю советскую экономическую систему, и от этого удара вторая сверхдержава мира уже не оправилась.

Цифры – скучные, но необходимые

Советский Союз ушел в прошлое, но нефть продолжала оставаться важнейшим фактором геополитического выживания для его наследников – России и нефтедобывающий стран СНГ.

В частности, сильнейший в постсоветской истории России экономический кризис – дефолт 1998 года – был тесно связан с падением цен на нефть с $18,4 за баррель в 1997 году до $11,9 в 1998.

Однако в 1999 году цены на нефть поднялись до докризисного уровня, а затем начался их непрекращающийся рост. Этот рост опережал расчеты экономистов – так, согласно базовому варианту прогноза Министерства энергетики США (ведущей организации в области анализа и прогнозирования развития мировой энергетики) – мировая цена на нефть, определяемая как средняя цена нефти, импортируемой в США, к концу 1999 года должна была составить $18,67 за баррель, а к концу 2000 – достичь $19 за баррель. В действительности в 2000 года цена за баррель составляла от $26 до $27[6].

В 2001 году цены на нефть несколько понизились – от коридора $22-28 к коридору $17-20 за баррель (среднегодовая цена составила $23), в 2002 отыграла почти доллар ($23,87), в 2003 составила уже 28,48. В апреле 2004 года портал «Нефть России» называл «оптимистическим» прогноз МЭРТ, согласно которому среднегодовая цена на нефть в 2005-2007 годах должна была составить 28 долларов за баррель.

Однако вместо этого средняя цена уже на 2004 год составила $37,7. А дальше цены просто сорвались с поводка:

2005 – $53,6
2006 – $68
2007 – $75
Наконец, в июле 2008 года цены на нефть достигли своего исторического максимума: нефть марки Light Sweet торговалась по $146 за баррель. Затем наступил период спада, вызванного, как принято считать, мировым финансовым кризисом. В настоящий момент цены на нефть стабилизировались на уровне $112 за баррель – существенно ниже предкризисного уровня, но гораздо выше уровня 2007 года.

Широко распространено мнение, что высокие цены на нефть в период двух сроков президентства Владимира Путина были своего рода «подарком судьбы» для России. Именно они послужили финансовым обеспечением того процесса, который в просторечии именуется «подъемом России с колен». Именно они сделали возможным укрепление международных позиций страны, социальной стабильности и роста ВВП на уровне 4-5% в год. В конце концов, именно эти цены позволили сформировать Стабфонд, который сыграл роль «подушки безопасности» во время финансового кризиса 2008-2009 годов[7].

Много говорилось и о том, что средства Стабфонда, полученные от продажи нефти по высоким ценам, хранятся в основном в ценных бумагах США и европейских стран, причем ставки по вложениям в государственные облигации других стран, в первую очередь в США, существенно ниже ставок кредитов, привлекаемых российскими государственными компаниями. Однако обычно из этого делается тривиальный вывод о том, что либеральный блок российского правительства действует в интересах «вашингтонского обкома». Лежащая на поверхности гипотеза о том, что в данном случае могут иметь место взаимовыгодные негласные договоренности, насколько нам известно, большей частью аналитиков не высказывалась.

Можно предположить, что это связано с укоренившейся привычкой рассматривать фактор изменения цен на нефть как нечто не зависящее от политической воли лидеров США и России. Тем более интересно было бы взглянуть на проблему под другим углом зрения, а именно задаться вопросом – зависит ли формирование цен на энергоносители в целом и на нефть, в частности, только от объективных процессов, либо на их динамику могут влиять и субъективные факторы.

Выражаясь метафорически, мы привыкли воспринимать взлеты и падения нефтяных цен как результат действий пресловутой «невидимой руки рынка». Между тем, кажется вполне вероятным, что в этой внешнеполитической игре действуют и другие руки – тоже вполне невидимые, но принадлежащие вполне конкретным игрокам.

Заговор-1985

Концепция, согласно которой администрация Рональда Рейгана обрушила мировые цены на нефть в 1986 году, договорившись с правящим королевским домом Саудовской Аравии, была впервые изложена в книге консервативного американского политолога Петера Швейцера «Победа» (Peter Schweizer: «Victory: The Reagan Administration's Secret Strategy That Hastened the Collapse of the Soviet Union», 1994). Книга вызвала довольно бурную реакцию в США (интересно, что почти сразу же переведенная на русский язык в России она прошла почти незамеченной) – молодой ученый (Швейцеру было тогда 30 лет) подвергся жесткой и нацеленной критике не только со стороны левых, но и со стороны консервативных публицистов, и больше уже не обращался к этой скользкой теме.

В статье Саида Гафурова «Все, пред чем я полон страхом» кратко излагается основная интрига «Победы» – долгие переговоры американцев с правящей в Эр-Рияде династией, создание US CENTCOM, резкое увеличение производства нефти саудитами, и, как следствие, быстрое сокращение советских валютных резервов и дефицит от торговли с Западом. Однако после прочтения статьи остается легкий привкус недосказанности: как будто автор намекал на что-то важное, однако так и не решился (или не захотел) высказать это вслух.

«Американские консерваторы, одним из способнейших идеологов и пропагандистов которых и является Швейцер, убеждены даже не в собственном предназначении (это не было бы так опасно), а в своей способности быть демиургами, менять мир, делать из него что-то, соответствующее их материальным потребностям или духовным идеалам»,

– пишет Гафуров.

Увы, это замечание – в справедливости которого нет оснований сомневаться – только затеняет основной вывод, который можно сделать из книги Швейцера. В 1986 году для решения геополитической задачи был использован инструмент ценообразования в сырьевой сфере. Использован чрезвычайно эффективно (США в результате без единого выстрела избавились от своего самого грозного соперника), а это означало, что подобная технология может быть использована и в будущем.

И не только США.

Справедливости ради, надо сказать, что существуют и альтернативные трактовки «заговора 1986 года». Так, немецкий историк и политолог Михель Штюрмер, бывший в 80-е годы советником федерального канцлера ФРГ Гельмута Коля, не оспаривая самого факта американо-саудовского заговора, считает, что у саудитов

«не было цели разрушить Советский Союз. Это делалось, чтобы не дать Ирану выиграть войну на Ближнем Востоке, ирано-иракскую войну. Саудовской Аравии не было дела до разрушения Советского Союза, но они были очень заинтересованы в том, чтобы иранцы не победили в войне. Вот почему они увеличили нефтяной поток и сбили цену до 10 долларов или около того, и поддерживали ее долгое время».

Ирано-иракская война, безусловно, являлась чрезвычайно важным фактором мировой повестки в середине 80-х. Однако вряд ли заинтересованность саудитов в поражении Ирана противоречит основной концепции Швейцера – тем более, что в «Победе» подчеркивается озабоченность королевского дома постоянными обвинениями в коррумпированности со стороны аятоллы Хомейни[8].

Не согласен Штюрмер и с тем, что крах СССР был результатом действий Белого дома, просто

«фортуна повернулась в обратную сторону, это случилось в 1985-1986 годах, и это было началом конца Советского Союза. Но это не было генеральным планом Белого Дома. Политика так не работает».

С нашей точки зрения, Штюрмер недооценивает озабоченность Эр-Рияда усилением советского влияния на Ближнем Востоке – в Афганистане и, особенно, в Южном Йемене. А главное, отстаивая тезис о том, что не существует одной страны, которая могла бы реально воздействовать на глобальную цену на нефть он упускает из виду важнейшее обстоятельство: в 1985-86 годах имела место скоординированная акция двух крупных игроков. С технологической точки зрения дело выглядит так: когда политические интересы США и Саудовской Аравии совпали, они смогли сообща «уронить» цены на нефть с $27 за баррель до $10 – то есть почти в три раза.

Из книги Швейцера со всей очевидностью следует: один игрок, даже самый влиятельный, не способен в одиночку использовать этот механизм для решения текущих политических проблем. Хотя Саудовская Аравия, как страна, обладавшая самыми большими запасами нефти в мире, играла ключевую роль в этой партии, без игроков-партнеров задуманный план вряд ли сработал. В 1981-1985 годах, когда Эр-Рияд стал главным оператором нефтяного рынка, он играл на повышение цен, или, во всяком случае, всеми силами противодействовал их снижению: сокращал производство, компенсируя превышение квот другими членами ОПЕК и снижение мирового спроса, и т.п. Тем не менее, цены на нефть с начала 1981 года хотя и медленно, но снижались ($31,76 в 1982, $28,67 в 1983, $27 в 1985). Вероятно, речь шла об объективном макроэкономическом процессе, который, однако, после заключения закулисного соглашения с США превратился в процесс субъективный и управляемый. Участие США было значительным. Как пишет Швейцер:

«Было опробовано все, что могло изменить цены на нефть. Самый легкий способ — уменьшить закупки в Стратегический резерв нефти (SPR). Резерв этот возник после арабского эмбарго на нефть в 1973–1974 годах, он должен был составлять необходимый запас на случай нового кризиса. В подземных соляных гротах вдоль побережья Луизианы и Техаса были накоплены миллионы баррелей. Конгресс поручил, чтобы в 1990 году запасы SPR составили 750 миллионов баррелей. Однако в начале 1983 года правительство проинформировало, что намерено резко уменьшить закупку нефти. Вместо ежедневной закупки 220.000 баррелей, производимой по поручению конгресса, бюджет администрации предвидел закупку лишь 145.000 баррелей. Билл Шнэйдер, который, прежде чем стать помощником в Государственном департаменте, занимался финансированием резерва нефти в отделе управления и бюджета и теперь утверждал, что уменьшение закупок должно было укрепить бюджет, но также уменьшить и заявки на нефть в надежде, что это приведет к снижению цен»[9].

Скоординированные действия Вашингтона и Эр-Рияда дали свои плоды. Ситуация на нефтяных рынках драматически изменилась. Началось соревнование нефтедобывающих стран – кто быстрее снизит цены, чтобы сохранить свою долю на рынке. Для Советского Союза этот демпинг стал началом конца.

Клуб нефтяных игроков

Идеи, высказанные Швейцером в 1994 году не потеряли своей актуальности и до сих пор. В интервью Terra America Швейцер подтвердил, что остается приверженцем концепции о политическом регулировании нефтяных цен, хотя и признал, что сейчас политическим лидерам гораздо сложнее координировать свои усилия в этом направлении, чем в 1986 году. Однако, несмотря на изменившиеся реалии, Швейцер не отрицает возможности некоторых стран серьезно влиять на цены на нефть. К числу этих стран Швейцер относит и Россию.

«многие на Западе считают, что Россия может влиять на {нефтяные} цены... В целом признается, что если государство доминирует над энергетическим сектором промышленности, то велик соблазн использовать энергоресурсы в качестве политического инструмента. В странах, где энергетические компании пользуются большей независимостью, это сделать гораздо труднее, так как компании имеют обязательства перед акционерами».

К подобным странам Швейцер относит также Китай и Саудовскую Аравию. С точки зрения автора «Победы», эти страны в значительной степени ориентируются на российскую стратегию накопления ресурсов и преобразования их в инструмент политического влияния, «ведь России в целом сопутствовал успех за счет сектора энергоресурсов».

Итак, Россия является авторитетным (ее стратегии пытаются подражать другие страны) членом клуба нефтяных игроков. Кто же другие члены клуба?

Очевидно, что членство в этом условном клубе принадлежит далеко не всем странам-производителям нефти. Можно выделить, по крайней мере, четырех крупных игроков (в том числе, и коллективных) – это страны ОПЕК, контролирующие 2/3 мировых запасов нефти, где лидирующую роль по-прежнему играет Саудовская Аравия, Канада (вторая в мире страна по запасам нефти), США (до недавнего прошлого – крупнейший импортер нефти), и Россия. Чрезвычайно близок к членству в этом клубе Китай (хотя Швейцер и оговаривается, что в западном восприятии Китай предстает не как энергетическая держава, а, скорее, как страна-производитель товаров, однако в последнее время Поднебесная «все более активно приобретает энергоресурсы по всему миру»).

Место России в этом клубе определяется как ее географическим положением, так и особенностями нефтедобычи. Россия не может (а в определенном смысле, и не хочет) быть членом ОПЕК, несмотря на то, что такое членство – по крайней мере, чисто теоретически – могло бы оказаться для нее выгодным в энергетической игре с Западом.

В отличие от подавляющего большинства стран-членов ОПЕК нефтедобыча в России осуществляется в чрезвычайно сложных горно-геологических условиях. Для России характерны высокие затраты на добычу нефти, а главное – большое транспортное плечо для транспортировки сырья. В то время как многие страны ОПЕК ориентированы на транспортировку нефти от месторождений через короткие трубопроводы к нефтеналивным терминалам и далее танкерами по морю, в России основным способом транспортировки являются трубопроводы, протянувшиеся через половину континента. В этих условиях регулировать объемы поставки нефти на рынки (а, следовательно, влиять на политику ценообразования) путем искусственного сокращения (или увеличения) ее добычи весьма затруднительно – в трубопроводах должно поддерживаться определенное давление.

Таким образом, Россия не может использовать те инструменты, которые нефтяной картель с успехом применял в 1973 году в энергетической войне против Запада. Более того, эта особенность делает затруднительным выполнение даже текущих решений конференций ОПЕК. Кроме того, Россия в своей энергетической политике стремится к независимости от других игроков, а решения в рамках картеля принимаются коллегиально.

Эти соображения определяют стратегию России в отношении картеля: быть близко, но не вместе. Так, 9 сентября 2008 года – мировой финансовый кризис уже начал свое шествие по планете – Россия послала на проходившую в Вене встречу министров стран ОПЕК делегацию высокого уровня во главе с вице-премьером Игорем Сечиным. Сечин предложил министрам ОПЕК расширить сотрудничество между Россией и ОПЕК, чтобы «удовлетворять мировые потребности в энергоресурсах». Тогда же картель устами министра нефти Катара Абдаллы бин Хамад аль-Аттийя выразил надежду, что Россия однажды станет полноправным членом ОПЕК, заявив, что это «увеличит значение» организации, но русские вариант полноценного членства обсуждать не стали. По словам Сечина, «это было бы безответственно для России стать членом ОПЕК, так как мы напрямую не можем регулировать деятельность наших нефтяных компаний».

Однако Сечин поддержал «координацию» с картелем с учетом общих интересов по поддержанию цен на нефть. А в декабре 2011 года Владимир Путин снова заявил, что Россия, в настоящий момент являющаяся ведущим производителем нефти в мире, планирует тесно сотрудничать с ОПЕК.

«Мы иногда вызываем раздражение у стран ОПЕК, поскольку не будучи страной, входящей в эту организацию, производим больше нефти (чем любой из ее членов), и это влияет на мировые цены на рынках, – заявил Путин. – Но мы все-таки будем координировать нашу работу с ОПЕК».

Про раздражение премьер-министр России упомянул не ради красного словца: как отмечает ведущий эксперт Heritage Foundation Ариэль Коэн,

«Сегодня, несмотря на разговоры о сотрудничестве, Россия продолжает качать нефть на полную мощность, обостряя напряженность в отношениях со странами ОПЕК».

Как ни парадоксально, эта конкурентная напряженность создает определенные возможности для влияния на ценообразование на нефтяном рынке. Так, например, спустя несколько месяцев после визита Игоря Сечина в Вену, министр энергетики РФ Сергей Шматко заявил, что в условиях неуклонно снижающихся цен на нефть Россия готовится объявить о том, что совместно с ОПЕК будет работать над координацией снижении добычи нефти для создания стратегических запасов. Этого не произошло, но одного заявления Шматко оказалось достаточно, чтобы цены на нефть, накануне упавшие до $40 за баррель, тут же подскочили до $43.10.

Разумеется, этот пример лишь очень косвенно свидетельствует о скрытых механизмах, способных влиять на ценообразование в долгосрочном плане. Важно другое – позиция России, ее готовность сотрудничать с ОПЕК, но не вступать в состав картеля, чтобы не поступиться долей своей самостоятельности, открывает перед нашей страной достаточно широкое окно возможностей.

Россия – США: сроднясь в земле, сплетясь ветвями

С нашей точки зрения, при всей важности картеля для России, основные теневые договоренности, касающиеся регулирования цен на нефть, заключаются не между Москвой и ее арабскими партнерами, а между Москвой и Вашингтоном.

В 2001 году во время первой встречи В. Путина и Дж. Буша-младшего в Любляне президент США, как известно, заглянул в глаза своему российскому коллеге и «смог уловить движение его души». Три месяца спустя Путин оказался первым иностранным главой государства, позвонившим в Белый дом 11 сентября, после атаки «Аль-Каиды» на Манхэттен[10]. На следующий день Путин вновь позвонил Бушу и сообщил, что подписал указ об объявлении минуты молчания в знак солидарности с США. В конце беседы он сказал: «Добро победит зло, и я хочу, чтобы вы знали – в этой борьбе мы с вами»[11].

Впоследствии Буш и Путин неоднократно созванивались, обсуждая то, что в сообщениях информагентств скромно называется «проблемами энергодиалога России и Америки». Едва ли в этом диалоге не затрагивался вопрос об урегулировании цен на нефть, взаимовыгодном для обеих стран.

И уже в августе 2004 года, в американских СМИ появлялись сообщения о том, что советник президента США по национальной безопасности Кондолиза Райс по телефону беседовала с руководителем кремлевской администрации Дмитрием Медведевым о влиянии дела ЮКОСа на мировые нефтяные цены. Тогда же вашингтонские источники сообщили, что обсуждение этих тем продолжится на более высоком уровне.

Разговор состоялся 23 августа, когда Дж. Буш позвонил В. Путину прямо со своего ранчо в Техасе. Озабоченность Буша вызвало повышение цен на бензин в США. Для Буша это повышение было особенно опасно в связи с приближающимися президентскими выборами и возможным недовольством американских потребителей бензина. В разговоре Буш сделал особый акцент на возможных перебоях в работе ЮКОСа, дающего в тот момент около 20% российской нефти.

Очевидно, что проблема ЮКОСа имела не только экономическое, но и политическое измерение, об обсуждении которого двумя лидерами нам ничего не известно. Однако, по словам представителя администрации США, Путин заверил Буша, что «российские нефтяные компании увеличивают и будут дальше увеличивать производство и объемы экспорта нефти».

Эта информация была интерпретирована и американскими, и российскими СМИ однозначно: Путин поможет Бушу нефтью накануне выборов.

С большой долей уверенности можно говорить о том, что основные договоренности в сфере негласной нефтяной дипломатии России и США были выработаны гораздо раньше 2004 года, вероятно, вскоре после того, как в 2001 году Москва и Вашингтон заговорили о перспективах стратегического партнерства. Как известно, в силу целого ряда причин стратегического партнерства в политической сфере не получилось, однако в сфере энергетической политики были достигнуты куда более впечатляющие успехи, которые, однако, не являются предметом исследования политологов.

О важности этой закрытой, негласной повестки международной политики свидетельствует тот факт, что несмотря на постепенное ухудшение отношений между США и Россией после эйфории 2001 года и даже ряд болезненных конфликтов, таких, как проблема ЕвроПРО и российская операция по принуждению к миру в Грузии, неформальная дипломатия в нефтяной отрасли продолжала функционировать бесперебойно. Хотя, как мы увидим дальше, в руках у Вашингтона были весьма мощные козыри, позволяющие оказывать давление на Москву в тех случаях, когда та выходила за пределы оговоренных когда-то условий.

Игры спекулянтов

Несмотря на то, что контролирующие 2/3 нефтяных ресурсов планеты страны ОПЕК обладают значительным влиянием на процессы ценообразования на рынке нефти, этого влияния оказалось недостаточно, чтобы помешать росту, начавшемуся в 2004 году Когда весной 2004 года нефть поднялась до $40 за баррель, картель принял решение об увеличении нефтяных квот. С 1 июля ОПЕК увеличила добычу нефти до 25,5 миллионов баррелей в сутки, спустя месяц – до 30 миллионов. Аналитики отмечали, что в совокупности это явилось самым большим увеличением производственных квот ОПЕК за последние шесть лет (с 1998). При этом картель надеялся, что увеличение добычи поможет вернуть мировые цены в рамки ценового коридора $22-28 за баррель[12]. Как было показано выше, этого не произошло.

Безусловно, у этого процесса были и объективные причины, например, бурный рост производственных мощностей Китая. Но в то же самое время непрерывно наращивала объемы добычи нефти и Россия. Кажется весьма вероятным, что начиная, по крайней мере, с 2004 года ценообразование на рынке энергоносителей определялось не только объективными экономическими факторами.

Летом 2008 года в журнале «Экономическая политика» появилась статья Егора Гайдара «Головокружение от успехов». В ней «отец либеральных реформ» подвергал убедительной критике модели прогнозирования цен на нефть, опирающиеся лишь на объективные факторы, такие, как спрос и предложение.

«Все это имело бы смысл обсуждать, если бы речь шла о рынке нефти тридцатилетней давности, когда спрос и предложение на товар — сырую нефть — практически определяли динамику цен. В последующие годы организация рынка изменилась. Все большую роль в том, что на нем происходит, играют деривативы — финансовые инструменты, связанные с ценой на нефть и нефтепродукты».

По мнению Гайдара, современный мировой нефтяной рынок «все в большей степени теряет черты товарного рынка, на котором речь идет о контрактах, предполагающих поставку товара, и превращается в финансовый рынок, где почти никто и никому нефть не поставляет, где торгуют инструментами, определяющими обязательства сторон, связанные с прогнозами динамики цен на сырье. Сегодня рынок нефтяных фьючерсов — важнейший компонент мирового финансового рынка. Объем операций на нем многократно выше, чем операций с нефтью и нефтепродуктами на спотовом рынке, где, собственно, продают и покупают реальную нефть».

Гайдар предупреждал об опасности «мыльного пузыря», возникшего на фьючерсном рынке – резком повышении котировок ценных бумаг, связанных не с реальными событиями на рынке, а лишь с ожиданиями. Такой пузырь может лопнуть, и тогда игроки начинают торопливо сбрасывать ценные бумаги. В обоих случаях происходящее слабо связано как с предложением товаров, так и со спросом на них, зато масштабы колебания цен на финансовые обязательства могут быть велики.

Фьючерсные спекуляции – один из мощных рычагов ценообразования на рынке энергоресурсов. В период, предшествовавший кризису 2008 года целый ряд финансовых игроков США – хеджевые фонды, инвестиционные банки, включая таких гигантов, как Goldman Sachs и Morgan Stanley, активно играли на рынке нефтяных фьючерсов.

По мнению начальника аналитического отдела Департамента казначейских операций и финансовых рынков Николая Кащеева рост спроса на нефть со стороны индексных фондов (прежде всего, американских) по объему вполне сравним с китайским.

«Я уже тысячу раз приводил цифру, которая прозвучала на сенатской комиссии США, занимавшейся этим вопросом: рост годового потребления нефти и продуктов в Китае за 5 лет – 940 миллионов баррелей (в 2007 году рост замедлился, кстати). Рост спроса со стороны индексных фондов в эквиваленте – 850 миллионов баррелей. Почти еще один Китай! У Morgan Stanley – танкерный флот. Goldman Sachs арендует емкости в Нидерландах. Негодяи, одно слово..»[13]

«Мыльный пузырь», о котором предупреждал Гайдар, лопнул в июле 2008 года. Но первоначальное падение цен на нефть казалось совсем не критичным, свидетельствуя, скорее, о том, что температура на перегретом рынке постепенно нормализуется. Резкое же падение нефтяных цен странным образом последовало за операцией по принуждению к миру, которую Россия провела на Кавказе, защитив независимость своих союзников Южной Осетии и Абхазии. Быстрая и победоносная война 08.08.08. встревожила Запад, заговоривший о «границах новой российской силы». Западные эксперты не исключают возможности искусственного понижения цен на нефть в конце лета 2008 года. Как считает Михель Штюрмер:

«Я могу себе представить, что, если бы я был советником по национальной безопасности в Белом Доме, я бы сказал “давайте сделаем русским легкий намек, и откроем наши резервы, чтобы успокоить рынок”. Скачки цен на рынке – не в интересах крупных промышленных и торговых держав, они хотят иметь стабильный нефтяной поток по стабильным ценам, предсказуемым, контролируемым ценам».

Специфика ситуации заключается в том, что США даже не было необходимости приоткрывать свои резервы – достаточно было провести скоординированную кампанию на фьючерсном рынке. Как писал Егор Гайдар,

«Информация о происходящем на рынке нефти запутана, а по многим важнейшим параметрам — недоступна. Например, нет информации о том, что происходит с запасами нефти и объемами нефтедобычи на крупнейших нефтяных месторождениях Персидского залива. По некоторым важным параметрам международные организации, связанные с нефтяным рынком, публикуют несовпадающие цифры. В результате спекулянты ориентируются на набор сигналов, которые не имеют принципиального значения для долгосрочных перспектив развития отрасли. В первую очередь речь идет о еженедельных данных о запасах нефти, публикуемых Министерством энергетики США».

По мнению американского экономиста и политолога Ф.У. Энгдаля,

«Мы можем найти массу правдоподобных аргументов, объясняющих высокие цены на нефть: "страховая премия от терроризма"; "стремительный" рост спроса на нефть в Китае и Индии; беспорядки в Нигерии; взрыв нефтепровода в Ираке; возможная война с Ираном… Ну и кроме всего прочего – миф о Пике нефтедобычи. Нефтяной спекулянт Т. Бун Пикенс, по имеющимся сведениям, получил гигантские прибыли на нефтяных фьючерсах и опирался на удобный миф, что мир на пороге пика нефтедобычи. То же самое сделал и банкир из Хьюстона, друг Дика Чейни, Мэтт Симмонс».

Признавая возможность искусственного понижения цен на нефть в конце лета 2008, Михель Штюрмер не склонен переоценивать роль финансовых спекуляций:

«Я думаю, что спекуляция всегда должна иметь какую-то связь с реальным миром. И спекуляция некоторым образом сглаживает резкие скачки цен, поэтому меня не расстраивает этот тип форвардных контрактов. В мировой истории это происходило всегда, люди скупали зерно на корню, чтобы потом им спекулировать, и их за это осуждали, но, на самом деле, этот тип спекуляции имел положительный эффект, потому что во время перепроизводства зерна, или газа и нефти, как в нашем случае, он поднимал цены, а во время нехватки, заставлял выводить на рынок больше продукции. Но, конечно, это чудесный способ обжечься, потому что никто не знает, что произойдет на Ближнем Востоке через месяц».

Это утверждение Штюрмера справедливо лишь отчасти: некоторые события последнего времени на Ближнем Востоке выглядят хорошо подготовленными (это касается, например, свержения режима Каддафи в Ливии). По мнению Петера Швейцера, коммерческие интересы (вплотную связанные с ливийской нефтью) были важной мотивацией европейских участников войны против режима Каддафи.

«Мое мнение таково — оно не основано ни на какой инсайдерской информации, но думаю, оно не ошибочно – несомненно в принятии решения по Ливии у некоторых европейских деятелей имелся коммерческий расчет. Поддержку вторжения со стороны Италии и Франции безусловно следует рассматривать в свете их коммерческого интереса».

События в Ливии в первой половине 2011 года подняли цену на нефть более чем до $120. Заявления ОПЕК, гарантировавшей, что срыв поставок энергоносителей из Ливии будет компенсирован другими членами картеля, не сумели остановить взлет цен. Очевидно, что в данном случае против ОПЕК играли силы, заинтересованные в высоких ценах на нефть.

Не возникает сомнения, что силы, планирующие военную операцию такого масштаба, как вторжение в Ирак или блокада Ливии, могут осуществить гораздо менее затратное наступление на фьючерсные рынки. Результатом в обоих случаях будет изменение нефтяных цен в интересах действующих за кулисами игроков.

Заключение: Россия как игрок

Все экономисты сходятся во мнении, что цены на нефть определяются способом, отличным от того, каким «невидимая рука рынка» клеит ценники на другие товары.

«Рынок нефти никогда не был ни вполне свободным, ни жестко регулируемым»[14]

В первой половине XX века правила игры в нефтяной отрасли были выработаны и поддерживались так называемыми «Семью Сестрами» – крупнейшими англосаксонскими компаниями (Anglo-Persian Oil Company (ныне BP), Gulf Oil, Standard Oil of California, Texaco (ныне Chevron), Royal Dutch Shell, Standard Oil Company of New York (ныне Exxon), Standard Oil of New Jersey (ныне Esso), объединяющими разведку, добычу, переработку и реализацию этого ресурса[15]. Затем наступила эпоха ОПЕК и «войны цен». В процессе этой войны была разработана стратегия, основанная на политических договоренностях между различными игроками нефтяного рынка и использовании изменения цен на нефть для достижения определенных геополитических целей.

С этого момента к списку факторов, определяющих цены на нефть (объективных, вроде изменения объема добычи или увеличения спроса, а также колебаний валют, и субъективных, коим несть числа) следует добавить политические договоренности.

По понятным причинам, договоренности такого рода не становятся достоянием широкой публики. В редких случаях они попадают в сферу внимания исследователей – наподобие Питера Швейцера, раскрывшего подноготную сговора администрации США и владык Саудовской Аравии в 1985 году. В большинстве же случаев мы наблюдаем лишь тени, отбрасываемые участниками таких переговоров, и можем анализировать их последствия.

Для России возможность участия в таких переговорах в качестве равноправного и уважаемого партнера является жизненно важной. На отечественную нефтяную промышленность приходится более половины экспорта страны в денежном выражении. По подсчетам ГУ ИЭС, изменение цены на нефть марки Brent на один доллар/баррель приводит к изменению доходов консолидированного бюджета на $1,9 миллиардов. В этих условиях, как подчеркивают специалисты ГУ ИЭС, «проблема высокой волатильности мировых цен на нефть стоит остро с точки зрения не только изменения доходов нефтяных компаний, но и стабильности и экономического развития всей страны»[16].

По мнению ряда западных экспертов, Россия является членом этого элитного клуба по крайней мере с 2004 года[17]. Очевидно одно – жестко определив свою позицию в отношении нефтедобывающих компаний, Кремль начиная с 2004 года стал реализовывать свою новую энергетическую политику, направленную на превращение России в энергетическую сверхдержаву[18].

При обсуждении этой сверхдержавной стратегии эксперты и в России и за рубежом обычно обращают внимание на давление, которое оказывает экспортер сырья на импортера, однако, может быть не менее важную роль играют в геоэкономике Нефти готовность и способность каждой стороны к заключению негласных политических сделок, о содержании которых общественность может узнать лишь задним числом и в очень редких случаях. В этом смысле книга Питера Швейцера стала политической сенсацией именно по причине того, что она пролила свет на то, о чем обычно не говорят вслух люди, реально причастные к управлению Большой Нефтью. И, конечно, российскому читателю было бы весьма любопытно узнать о том, что происходило за кулисами глобальной политики в «нулевые годы», когда рост цен на энергоносители вывел Россию из долговой ямы, а затем позволил ей более менее благополучно пройти через финансовый кризис 2008-2009 годов.

Будем надеяться, когда-нибудь такая книга все же будет написана.

С учетом всего сказанного выше, мы бы, возможно, узнали из этой книги, что высокие цены на нефть для нашей страны в «нулевые» годы были обеспечены определенными политическими усилиями и потому являлись для нашего руководства не только везением.


Кирилл Бенедиктов
Источник: "Terra-America "

[1] Об истории нефтепромыслов Ухты можно прочитать тут: http://church-of-christ.narod.ru/uhta.html

[2] Знаменитые месторождения Техаса были открыты гораздо позже, в начале XX века. Первые американские нефтяники – wildcatters – не знали, что делать с нефтью, как ее хранить, как транспортировать. Они рыли пруды, заливали дно водой, чтобы нефть не уходила в землю, а сверху лили нефть. И лишь позже пришли большие компании (такие, как «Тексако»), которые начали не с добычи нефти, а со строительства трубопроводов, транспортной сети, нефтеперерабатывающих заводов – то есть с формирования инфраструктуры, которая существовала в России уже более 30 лет.

[3] Собственно «дизель» до начала производства моторов на Санкт-Петербургском машиностроительном заводе Э. Нобеля работал на керосине.

[4] «Если мы не захватим нефтяные источники Кавказа, я должен буду предстать перед тем фактом, что мы не можем победить в данной войне», – признавал Гитлер в 1942 г. http://militera.lib.ru/h/utkin3/12.html

[5] В частности, Е. Гайдар в книге «Гибель империи» приводил следующие аргументы: когда после смерти Сталина, было отменено де-факто крепостное право в колхозах, колхозники получили паспорта и смогли уехать из совершенно обнищавшей деревни. В результате с 1956 по 1975 гг. численность городского населения увеличилась почти на 64 млн. человек, то есть, почти на 64 млн. человек увеличилось число тех, кого надо было кормить, и соответственно, настолько же уменьшилось число тех, кто производил продукты сельского хозяйства, и кто худо-бедно мог кормить себя за счет своих огородов. В результате уже с середины 60-х гг. мясо на большей части территории СССР стало дефицитом (в государственном секторе). Сократились заготовки зерна, и к 80-му году СССР превратился в крупнейшего в мире импортера зерна, при том, что до революции, в 1913-м году, Россия была крупнейшим в мире экспортером зерна. В 1980 г. на СССР приходилось 15% мирового импорта зерна, и каждая третья тонна хлебопродуктов производилось из этого импортного зерна. Нарастали проблемы денежной системы. И т.д.

[6] Средняя стоимость фьючерсов на нефть марки Brent на Международной нефтяной бирже IPE в Лондоне составила $28,53

[7] Как известно, в феврале 2008 г. Стабфонд был разделен на Резервный фонд и Фонд национального благосостояния России. Резервный фонд сократился за период с февраля 2008 г. до декабря 2011 г. со $125 млрд. до $25 млрд, Фонд национального благосостояния вырос за тот же период с $32 до $86 млрд.

[8] «Радикальная мусульманская идеология Хомейни возбуждала симпатию многих в Саудовской Аравии, особенно среди недовольных экономическим и политическим порядком. После кровавых событий в Мекке в 1979 году власти усилили предосторожность, но опасность не была полностью исключена. Большее беспокойство Аравии причиняло не столько государство Израиль, сколько братья-мусульмане в Иране» – П. Швейцер «Победа», Минск, Авеста.

[9] Петер Швейцер, «Победа».

[10] Путин не смог поговорить лично с Бушем, который находился «вне досягаемости», и разговаривал с Кондолизой Райс. Российский президент гарантировал, что Россия не собирается повышать военную готовность в ответ на переход США к третьему уровню боеготовности.

[11] Джордж У. Буш «Ключевые решения», с. 235

[12] http://www.polit.nnov.ru/2008/09/06/oilrecordwar/

[13] http://www.finam.ru/analysis/conf0000100237/

[14] Е. Гайдар. «Нефтяное проклятье»

[15] В настоящий момент существует пущенное в обиход Financial Times понятие «Новые семь сестер», объединяющее семь не-англоскаксонских энергетических компаний Китая, Саудовской Аравии, Ирана, Бразилии, Венесуэлы, Малайзии и России. Россию в этом списке представляет Газпром.

[16] http://www.energystrategy.ru/press-c/source/15-16_NGV_09_2011-MA.pdf

[17] Некоторые политологи, такие, как Ф. У. Энгдаль, связывают это повышение статуса с арестом М. Ходорковского и наступлением на «Юкос». Энгдаль указывает,что Ходорковского арестовали через несколько месяцев после мало упоминаемой в прессе его встречи с вице-президентом Чейни, прошедшей 14 июля 2003. После этой встречи Ходорковский начал переговоры с «Экссон Мобил» и бывшей фирмой Конди Райс «Шеврон Тексако» о приобретении ими крупной доли в «Юкосе», по некоторым сведениям от 25 до 40 %. Это было задумано для получения Ходорковским де-факто неприкосновенности от возможных действий путинского правительства с помощью создания прямой связи «Юкоса» с нефтяными гигантами США и, следовательно, с Вашингтоном. Это также дало бы Вашингтону фактическое право вето, проводимое руками нефтяных гигантов США, на любые будущие российские нефте- и газопроводы и нефтяные сделки. За несколько дней до своего ареста Ходорковский принимал у себя Джорджа Буша-старшего, представителя влиятельной и таинственной «Вашингтон Карлайл Груп» в Москве. Они обсуждали окончательные детали покупки акций «Юкоса» американскими нефтяными компаниями. Также незадолго до этого «Юкос» заявил о намерении купить у Бориса Березовского конкурирующую компанию «Сибнефть». Объединенная «Юкос-Сибнефть» с ее 19,5 млрд. баррелей нефти и газа стала бы тогда собственником вторых по величине в мире запасов нефти и газа после «Экссон Мобил». «Юкос-Сибнефть» была бы четвертой в мире по добыче, качая 2,3 млн. баррелей нефти в день. Скупка акций «Юкос-Сибнефти» со стороны «Экссона» или «Шеврона» стала бы буквально энергетическим государственным переворотом. Чейни знал это, Буш знал это, Ходорковский знал это. Но самое главное, это знал Владимир Путин и решительно этому воспрепятствовал.

[18] Показательна реакция западноевропейских журналистов на твердую позицию России, защищающей Сирию от «гуманитарной интервенции»: «Россию совершенно не пугают проклятия и угрозы ЛАГ ввести нефтяное эмбарго, к тому же именно Россия держит руку на кранах нефтепроводов, по которым осуществляется снабжение многих, в частности, европейских клиентов, а не наоборот. Это называется позиция силы», – пишет обозреватель Le Point Мишель Коломес.