Лента: Политика

«Северная Корея – это патримониальный режим. Государство воспринимается как поместье, которое переходит по наследству. Но здесь нет представления о власти, данной Богом, поэтому это не монархия», – так истолковал газете ВЗГЛЯД политолог Борис Межуев ситуацию в КНДР. Межуев не согласен, что династия Кимов превратилась в новый монархический дом.

После кончины «любимого руководителя» Северной Кореи Ким Чен Ира в центре внимания мировой прессы оказался его младший сын Ким Чен Ын, который возглавил комиссию по организации похорон отца. С этого момента северокорейская пресса называет Кима-младшего новым вождем, «выдающимся лидером партии, армии и народа».

Как отмечает информационное агентство ЦТАК, Ким Чен Ыну предстоит стать «духовным оплотом» корейской нации по примеру отца и деда – первого и «вечного» президента Ким Ир Сена.
Таким образом, власть в Корейской Народно-Демократической Республике перешла от отца к сыну без всяких выборов и прочих демократических процедур. Дед нового правителя Ким Ир Сен в 1994 году также, по сути, оставил власть в наследство своему сыну – Ким Чен Иру.

Такой механизм очень похож на монархический, хотя ему и придана форма демократии. Фактически в аналогичные монархии превратились и Азербайджан, и Сирия. Разобраться в феномене монархии ХХI века газета ВЗГЛЯД попросила научного директора фонда «Стратегия 2020» Бориса Межуева.

ВЗГЛЯД: Борис Вадимович, насколько вообще монархия эффективна в наше время – как декоративная, так и фактическая? Она поспевает за переменами в мире? Чем монархия лучше республики?

Борис Межуев: Если речь идет не о самодержавии, а о конституционной монархии, не абсолютизме, а монархии ограниченной, являющейся внешне декоративным компонентом, как в Великобритании, то у нее есть определенные преимущества перед республикой.

Монархия представляет собой более устойчивую модель государственного устройства, ибо является смешанным типом правления, совмещая парламентскую модель власти и традиционную легитимность. Избирается всего одна ветвь власти, но которая и формирует исполнительную власть.
Там нет противоречий между исполнительной и законодательной ветвями – правительство избирается исключительно на основе парламентского большинства и утверждается монархом. Между тем власть главы государства зависит исключительно от традиций, и это снижает степень претензий по отношению к этой власти со стороны возможных претендентов.

Иными словами, никто не посягает на высший пост. Снижается угроза смуты и даже диктатуры. Да и вообще любые президентские режимы склонны к режиму личной власти, и при таком правлении легче злоупотреблять властью.

В общем, одна из главных задач монархии заключается не только в том, чтобы создать единую монолитную власть, что существует и в арабских диктатурах, но и в том, чтобы умерить политические амбиции, в том числе тех людей, которые считают, что они лично более приспособлены для управления страной.

В этом смысле конституционная монархия является идеальным типом государственного устройства. Но проблема в том, что монархия требует признанных династий.

В тех странах, где династия прерывается и возникают большие споры по этому поводу, как в России, очень трудно представить себе возвращение к монархическому строю. Непонятно, кто может основать династию.

Не дай Бог родоначальником будет какой-нибудь успешный, например, политик. Это компрометация самой идеи монархии. Монархия – это представление о власти, данной Богом, и о том, что никакой самый сильный, способный и ловкий человек не может обладать правом на власть только при наличии этих качеств.

Самая легитимная династия – дом Романовых. Но там большие проблемы, в том числе участие его представителя Кирилла Владимировича в Февральской революции, последующие морганатические браки и так далее.
Земская модель монархии, при которой новую династию выбирает Земский собор, как в 1612 году в России, подошла бы лучше, но сегодня опять-таки непонятно, кого, собственно говоря, выбирать.

Если представить невозможное, если мы чудом бы узнали о воскрешении и чудесном спасении наследника Алексея Романова и каких-то его потомков по мужской линии, для меня лично не было бы проблемой признать, что это и есть лучший вариант для России.

Но именно в силу династической неопределенности, в силу того, что нет признанного династического рода, который признавался бы всеми, я думаю, для России монархический вариант неприемлем.

ВЗГЛЯД: Чем отличается стиль правления у официальных монархий (таких как Саудовская Аравия, Эмираты, Марокко, Бруней) от стиля правления стран, где тоже правят династии, хотя формально это и демократии – Северная Корея, Азербайджан или Сирия? Напомним, что и Муаммар Каддафи в Ливии собирался передать власть сыну Сейфу аль-Исламу...

Б.М.: Северная Корея – это не Сирия. В КНДР существует президентская диктатура. Это явление XX-XXI века. Это какой-то сильный полководец, как правило, военный руководитель, либо, что очень редко, партийный руководитель.

Начало их правлению положил, как правило, военный переворот. Так к власти пришли Муаммар Каддафи в Ливии и Гамаль Насер в Египте. Это приход к власти за счет использования политической риторики, политической идеологии. Свергается власть монарха и устанавливается власть нового правителя.

Этот человек никем не приведен. Условно, с его властью соглашаются только по той причине, что он де-факто победил и контролирует власть. Прежде всего европейцы и в меньшей – американцы терпят таких людей только до поры до времени. Люди типа Каддафи – нарушители определенного аристократического взаимного договора. Такая власть может держаться только на репрессиях и на силе.

Абсолютные монархии – это совсем другое. Это признанные дома. Эта власть признана бывшими колониальными державами. Это бывшие колониальные правители, это шейхи, которые посажены на трон и признаны в качестве монархов.
Правда, в этом смысле такие монархии, конечно, ничего хорошего из себя не представляют. Это тоже, естественно, тиранический тип правления, но при этом здесь есть один плюс – он не основан исключительно на насилии, он основан также на внешнем глубоком фундаментальном признании, как модно сейчас говорить в Америке, «президентских султанатов».

Вот эти президентские султанаты в большей степени обладают признанием, в том числе королевских домов Европы. Они могут позволить себе большее, чем те режимы, которые держатся только за счет военной силы. Еще есть светские режимы. Самый успешный – турецкий, который очень быстро прошел парламентские преобразования.

А в Северной Корее ситуация иная. Это режим тоталитарной идеократии. Он держится только на власти идеи – всеобщее подчинение какой-то определенной идеологии – идеократии, конечно, с элементами местного колорита.

ВЗГЛЯД: Но вот же власть переходит уже второй раз от отца к сыну. Разве это не монархия де-факто?

Б.М.: Это напоминает монархию, но на самом деле это патримониальный режим. То есть государство воспринимается как наследственное владение, как поместье, которое просто переходит по наследству. Но здесь нет представления о власти, данной Богом. Поэтому это не монархия.

ВЗГЛЯД: По мере ускорения глобализации что будет происходить с монархиями?

Б.М.: Возвращение к абсолютной монархии невозможно. Это, конечно, рудимент, который мы будем постепенно преодолевать. Что касается конституционной монархии, то, конечно, британцы, у меня такое ощущение, пытаются продемонстрировать, в первую очередь американцам, а также французам, что все-таки английский стиль правления более устойчивый и легитимный, фундаментальный и т.д.

В тех странах, где царит британский стиль правления, легче переживают политические кризисы. Вот яркий пример тому. Самый долгоживущий режим – это Таиланд. Таиланд – полная копия Британии в отношении политического строя.

Но, конечно, глобализация, в случае своего продолжения, будет вызывать турбулентность во всех режимах. Первый удар будет нанесен по президентским султанатам, затем будут подвергнуты эрозии идеократии, затем будет удар по монархическим режимам, а в конечном счете начнется всеобщее изменение мировой периферии.

После чего глобальный капитализм прекратит существование в своем нынешнем виде. Я думаю, пройдет это довольно быстро.

ВЗГЛЯД: И в процессе этих перемен все абсолютные монархии, как в арабском мире, превратятся в ограниченные, конституционные монархии по английскому образцу?

Б.М.: В общем, да, наверное. Я считал бы это правильным, потому что любая неограниченная власть коррумпируется. К шейхам в Саудовской Аравии и эмиратам это относится в большей степени.

С другой стороны, нельзя исключать, что это сохранится и впредь. Как говорил Валлентайн, для благополучия капиталистических стран в центре мира необходимо сохранять на периферии его деспотические режимы, чтобы поддерживать дух и нормы прибыли. Иными словами, чтобы в ядре мира было хорошо, вокруг должно быть не просто бедно, но и недемократично.
Обратите внимание, что США перестали говорить о демократизации остального мира. Мы больше не видим серьезных усилий в сторону демократизации в мире. Америка просто упразднила эту политику. При Картере еще была политика демократизации других стран, под это дело тратились определенные ресурсы. В эпоху позднего Клинтона эта политика приостановилась, при Буше еще были отдельные ее попытки, отчасти искренние.

Но в целом, Америка больше не строит демократии. Она помогает свергать одни режимы и заменять их на более лояльные. Сейчас мы видим свержение тиранических режимов, но в результате демократизации мы не получаем. Посмотрите, Тунис – все произошло вообще безо всякого американского участия. В Египте начались парламентские выборы, но, тем не менее, там с одной стороны исламисты, а с другой – армия. В какой-то степени турецкая модель является зоной компромисса, но серьезных усилий в сторону демократизации мы не наблюдаем.

Ливия – просто ввержение страны в гражданскую войну. Это особенно касается абсолютных монархий. В арабских монархиях блокируются любые попытки демократизации. Если Кондолиза Райс чего-то там пыталась говорить Хосни Мубараку о демократизации, то с шейхами об этом даже никто не заикается. Все понимают, что демократизация этих режимов приведет к победе исламистов.


http://www.vz.ru/politics/2011/12/20/548384.htmlИсточник: "Взгляд"