Лента: Политика

Нарождающаяся сверхдержава поигрывает мускулами. В своей новой книге Генри Киссинджер объясняет, как избежать конфликта между США и Китаем

Госсекретарь Хиллари Клинтон (Hillary Clinton) считает, что Арабская весна «напугала» китайское руководство. «Они обеспокоены», – заметила она в интервью Джеффри Голдбергу (оно опубликовано в последнем номере Atlantic), – и пытаются остановить ход истории, но это мартышкин труд. Им это не удастся». Такая фраза – раздраженная, недипломатичная, чреватая контрпродуктивными последствиями – никогда бы не сорвалась с языка одного из ее предшественников: Генри Киссинджера.

Сорок лет назад Киссинджер отправился в Китай с тайной миссией, чтобы подготовить почву для исторического визита президента Ричарда Никсона в Пекин, состоявшегося годом позже. С тех пор он побывал в этой стране больше 50 раз. И из этого опыта он извлек однозначный урок: на самом деле мартышкин труд – это пытаться давить на китайцев.

Со времен первого визита Киссинджера в КНР многое в мире изменилось. (Кто, например, в 1971 году мог бы предугадать, что врагом Америки номер один станет фундаменталист-исламист из Саудовской Аравии, прячущийся в тайном убежище в Пакистане?).

Но как минимум два фактора американской внешней политики остаются неизменными: отношения с континентальным Китаем, возрожденные Киссинджером к жизни после 20 лет «анабиоза», и сам Киссинджер, с которым официально или неформально консультировались все президенты США начиная с Джона Кеннеди и кончая Бараком Обамой. И новая книга Киссинджера «О Китае» (On China) в очередной раз показывает нам, почему американские лидеры так дорожат мнением этого человека: на пороге 88-летия он по-прежнему не имеет себе равных по глубине стратегического мышления.

Историю возобновления отношений с КНР Киссинджер рассказывал и раньше: как они с Никсоном осознали, что эта страна может стать стратегическим противовесом СССР, как он, находясь в Пакистане, сказался больным, а сам тайно вылетел в Пекин, как они с премьером Чжоу Эньлаем сформулировали дипломатическую основу для официального визита Никсона в так называемом Шанхайском коммюнике. Результатом стало создание, как выражается Киссинджер, «квазиальянса», поначалу служившего сдерживанию СССР, но в конечном итоге пережившего «холодную войну».

В новой книге, однако, он смог воспользоваться результатами последних научных исследований, раскрывающих ту ситуацию с китайской стороны. Шаг Америки навстречу Китаю был и шагом Китая навстречу Америке, вызванным прежде всего опасением Мао Цзедуна оказаться «в окружении». «Подумайте, – заметил он в 1969 году в беседе с личным врачом. – На севере и западе от нас – Советский Союз, на юге – Индия, на востоке – Япония. Все наши враги могут объединиться и напасть на нас с севера, юга, запада и востока одновременно. Что нам остается делать?».

Врач не знал ответа на вопрос. «Еще раз подумайте, – продолжал Мао. – За Японией океан, а за ним – Соединенные Штаты. Разве предки не советовали нам, воюя с соседями, вести переговоры с далекими странами?» Именно в рамках подготовки сближения с Америкой Мао вернул из опалы четырех маршалов.

В то время на реке Уссури уже начались стычки между китайскими и советскими войсками. В октябре 1970 года Мао приказал приступить к эвакуации жителей Пекина и привести Народно-освободительную армию в «боевую готовность номер один». Для Китая ставки в игре действительно были очень высоки – выше, чем для США.

Из книги Киссинджера явствует, что Мао частенько ссылался на «советы предков». При всей своей приверженности марксизму-ленинизму он сам и его ближайшие советники отлично знали и классическое наследие китайской цивилизации. «В качестве образца можно взять главный стратегический принцип Чжугэ Ляна, – предлагал маршал Е Цзянь-ин, – когда друг с другом враждовали три государства – Вэй, Шу и У: чтобы противостоять Вэй на севере, заключи союз с У на востоке». Киссинджер поясняет: маршал имел в виду эпический роман 14 века «Троецарствие», действие которого происходит в так называемый «период сражающихся царств» (475–221 годы д.н.э.).

И это не единственный случай, когда лидеры коммунистического Китая обращались к прошлому за ответами на вопросы дня. Не меньшее значение, указывает Киссинджер, они придавали труду Сунь-цзы «Искусство войны», созданному в еще более ранний «Период весны и осени» (770–476 годы д.н.э.).

«Тот, кто хорошо сражался, прежде всего делал себя непобедимым и в таком состоянии выжидал, когда можно будет победить противника» – подобные аксиомы побуждали китайских стратегов смотреть на международные отношения как на настольную игру вэйци (на Западе ее называют го), что в дословном переводе означает «облавные (или окружающие) шашки».

Мао разделял убежденность дореволюционных лидеров Китая в том, что их страна отлична от всех других. Ее население составляет пятую часть всего человечества и потому она по праву носит название Чжунго – Срединное царство (впрочем, точнее это можно перевести как «центральная страна»). Временами Китай даже представлялся настоящей «тянься» – Поднебесной. Лучший внешнеполитический принцип для такой империи – «стравливать варваров друг с другом». Если же это не удается, тогда самого сильного из варваров надо привлечь на свою сторону и цивилизовать (как это случилось с маньчжурами).

«Властный и победоносный, . . . беспощадный и замкнутый, поэт и воин, пророк и убийца» – таков был подлинный кумир Мао. Речь идет не о Ленине, а об императоре Цинь Шихуанди, объединившем Китай в 221 году д.н.э. Аналогичным образом, отмечает Киссинджер, нынешнее поколение китайских лидеров вдохновляется учением Кун Фу-Цзы (нам он больше известен как Конфуций). Их цель, утверждает он – не мировая гегемония, а «да тун» («великая гармония»).

В этом и состоит суть дела. В 1971 году, когда Киссинджер в первый раз побывал в Китае, США примерно в пять раз превосходили Народную Республику по объему ВВП. Сорок лет спустя, в результате промышленной революции, инициированной преемником Мао Дэн Сяопином, никого уже не удивляет предположение, что в ближайшие десять лет китайская экономика может «перегнать» американскую (СССР к подобному достижению даже не приблизился).

Более того, Китай сегодня стал крупнейшим иностранным держателем американских государственных облигаций: они составляют значительную часть его гигантских валютных резервов (общий объем – 3 триллиона долларов). Как он распорядится своей новообретенной экономической мощью? Возможно, это самый важный вопрос современности. И мало кто из американцев способен ответить на него точнее, чем Киссинджер, имевший дело с четырьмя поколениями китайских руководителей.

Самые глубокие выводы в его книге связаны с психологией. Они касаются фундаментальных культурных различий между китайским руководством, имеющим за плечами две с лишним тысячи лет истории древней страны, и американской элитой, которая может оглянуться в прошлое лишь на двести с небольшим лет. С особой очевидностью это проявилось после июньских событий 1989 года, когда американцы с ужасом и отвращением восприняли применение силы против сторонников демократии на площади Тяньаньмэнь.

По мнению Киссинджера, реагировать на эти репрессии санкциями было вдвойне наивно: «Западные концепции прав человека и индивидуальных свобод, возможно, не могут быть напрямую перенесены на почву цивилизации, тысячелетиями структурировавшейся вокруг иных понятий. Да и традиционный для китайцев страх перед политическим хаосом нельзя сходу отвергать как неактуальный анахронизм, требующий лишь «коррекции» с помощью идей «просвещенного» Запада».

В 1991 году Цзян Цзэминь (Jiang Zemin) – первый китайский лидер, владевший английским – объяснял Киссинджеру: «Мы никогда не уступаем давлению . . . Это наш философский принцип».

Тот факт, что США и Китай скрестили оружие в Корее, объясняется еще одним культурным различием. Приказ Мао о военном вмешательстве в конфликт стал полной неожиданностью для американцев, ведь соотношение сил выглядело крайне неблагоприятным для Китая. Однако, подчеркивает Киссинджер, его «побудительным мотивом было не столько нанести решающий первый удар, сколько изменить психологический баланс, не столько одержать военную победу, сколько повлиять на оценку противником имеющихся рисков».

Мао мастерски владел древней «стратагемой открытых городских ворот», согласно которой слабость надо скрывать уверенностью, даже агрессивностью. На Западе его утверждения о том, что бояться ядерной войны не следует, казались проявлением безумия или, в лучшем случае, полного пренебрежения жизнями людей: «Мы можем потерять триста с лишним миллионов людей. И что с того? Такова война. Пройдут годы, и мы нарожаем больше детей, чем когда-либо прежде». Но это была классическая бравада по-китайски, «наступательная стратегия сдерживания».

«Китайские переговорщики, – замечает Киссинджер (этот пассаж книги следует выучить назубок не только американским дипломатам, но и любому американскому бизнесмену, собирающемуся в Пекин), – используют дипломатию для того, чтобы сплести политические, военные и психологические элементы в единый узор». Американская же дипломатия, напротив, «как правило исповедует. . . «гибкость», ощущая необходимость преодолевать тупиковые ситуации новыми предложениями – и тем самым непреднамеренно провоцируя новые тупиковые ситуации, чтобы добиться новых предложений».

Он намекает на то, что нам есть чему поучиться у китайцев, особенно концепции «ши», содержащейся в труде Сунь-цзы: она обозначает «потенциальную энергию» общей стратегической обстановки. Мы обычно вырабатываем повестку дня из десятка различных пунктов, с каждым из которых следует разбираться по отдельности. У китайцев, однако, всегда есть один всеобъемлющий план действий. Мы всегда торопимся закончить дело, нервно отсчитывая каждую уходящую минуту. Китайцы же ценят терпение: Мао в свое время объяснял Киссинджеру, что время у них измеряется тысячелетиями.

Столь основополагающие культурные различия, предостерегает Киссинджер, могут в будущем привести к конфликту между США и Китаем: «Когда китайская концепция превентивности сталкивается с западной концепцией сдерживания, может возникнуть заколдованный круг: действия, которые в Китае считаются чисто оборонительными, окружающим миром могут быть восприняты как агрессивные, а западная политика сдерживания может быть истолкована в Китае как попытка окружения. В годы «холодной войны» Соединенные Штаты и Китай не раз пытались разрешить эту дилемму, но в какой-то степени путь к ее преодолению не найден до сих пор».

Неужели у США и Народной Республики дело снова может дойти до прямого столкновения? Исключать такой вариант нельзя. Киссинджер напоминает: когда 100 лет назад «взлет» Германии бросил вызов Британии в экономическом и геополитическом плане, результатом стала война. Более того, важнейшего фактора, обеспечившего сближение Вашингтона и Пекина в семидесятых – общего противника (СССР, который в Китае называли «былым медведем») – больше не существует.

А давние разногласия по Тайваню и Северной Корее по-прежнему не преодолены. Остается только «кимерика» – не слишком счастливый брак по экономическому расчету, в рамках которого один «супруг» копит деньги, а другой – только тратит.

По словам Киссинджера, «взлет» Китая может «снова придать международным отношениям биполярный характер», что послужит предпосылкой для еще одной «холодной» (а то и «горячей») войны. Публицисты националистического толка, например, Лю Минфу (Liu Mingfu), автор книги «Китайская мечта» (China Dream), призывают Пекин перейти от «мирного развития» к «военному взлету» и готовиться к «дуэли века» с Соединенными Штатами. В Вашингтоне тоже хватает тех, – сейчас к их числу, очевидно, относится и администрация Обамы – кто был бы только рад более конфронтационным отношениям с Китаем.

Киссинджер, однако, продолжает надеяться, что в Пекине возьмут верх «холодные головы»: мыслители вроде Чжэна Бицзяня, считающего, что Китай должен «отказаться от традиционных методов великодержавия» и «не становиться на путь Германии, что привел к Первой мировой войне». Киссинджер предлагает: вместо попыток «переустройства Азии на основе сдерживания Китая или создания идеологизированного блока демократических стран» США стоило бы взаимодействовать с Китаем в строительстве нового «тихоокеанского сообщества».

Сорок лет назад Ричард Никсон одним из первых осознал, каким потенциалом обладает Китай. «Да, – размышлял он, – только подумайте, что случится, если к власти в этой стране придет кто-то, кто создаст нормальный государственный строй. Боже правый! . . . Ни одна держава в мире не сможет даже – представьте, если 800 миллионов китайцев смогут приложить свои усилия в рамках нормальной системы. . . Китай же станет мировым лидером!»

В наши дни это пророчество сбывается. И тот факт, что до сих пор «взлет» Китая приносил Соединенным Штатам выгоду, а не неприятности, во многом обусловлен трудами Генри Киссинджера. А его новая книга – неоценимый ориентир для преемников, позволяющий им продолжить «мирное сосуществование» Америки и Китая, начало которому он положил.


Найэлл Фергюсон (Niall Ferguson)
Источник: "Голос России"
Оригинал публикации: "Dr. K’s Rx for China "