Лента: Политика

Статья посвящена анализу изменений внешней политики Турции при правительстве умеренных исламистов Реджепа Эрдогана. Автор приводит анализ новой идеологической базы этой политики, выявляет механизмы ее реализации, показывает масштаб и глубину воздействия этой политики на ситуацию в регионе Ближнего Востока. Определяющий вектор изменения политики Турции таков: отказ от «стратегического партнерства» с Израилем и переход к партнерству с Ираном.

Введение

Значимые корректировки внешней политики Турции наблюдались в последние два года. На поверхность же они вышли через «взрывную» ситуацию, связанную с громким инцидентом вокруг турецкого корабля «Мави Мармара», пытавшегося в составе так называемой «Флотилии свободы» прорвать морскую блокаду Израиля в районе сектора Газа 31 мая 2010 года. Этот инцидент, приведший к человеческим жертвам, оказал серьезное воздействие и на устойчивую до того систему отношений в регионе. Прежде всего, он выявил глубокие изменения в традиционно партнерской оси Израиль-Турция. Широким осуждением Израиля в мире в связи с «флотилией» попыталось воспользоваться руководство Ирана для смещения фокуса внимания мировой общественности с проблемы его ядерной программы на ситуацию вокруг «флотилии». Резкая активизация дипломатических и пропагандистских усилий Анкары и Тегерана вокруг «флотилии» озадачила ведущие умеренные арабские режимы, опасающиеся как чрезмерного усиления своих соперников – Турции и Ирана – в политическом плане, так и возможного военного альянса между ними. В пропагандистском плане широкое осуждение Израиля обернулось заметным усилением позиций экстремистской группировки ХАМАС, которая существенно активизировала действия, направленные против своего политического соперника – организации ФАТХ на Западном берегу и законного руководства Палестинской автономии во главе с Махмудом Аббасом.

В том, что касается основных «внешних игроков» в регионе – США и России, инцидент с «Мави Мармара» вызвал у них в значительной степени противоположную реакцию: Москва поспешила «закрепить» особые отношения с Турцией (в частности, исключив Израиль из проекта «Голубой поток-2» и расширив масштаб политического и торгово-экономического взаимодействия с ней), а Вашингтон наоборот – выразил недовольство комплексом шагов Анкары (поддержкой «флотилии» и голосованием против резолюции по ужесточению санкций в отношении Ирана). Таким образом «потепление» отношений Москвы с Анкарой происходит одновременно с «похолоданием» отношений между Турцией и Соединенными Штатами.

Важно подчеркнуть, что немногим более месяца после этого инцидента угроза дестабилизации «опорных элементов» конструкции региональной устойчивости на Ближнем Востоке из-за процессов, инициированных «Флотилией свободы», угроза неконтролируемого развития этих процессов оказалось настолько очевидной, что в первую очередь США, а также ведущие страны Евросоюза взялись решительно приостановить их. С этой целью они, во-первых, активно воздействовали на премьер-министра Турции Эрдогана и, во-вторых, подтвердили право Израиля обеспечивать свою безопасность, в конечном счете дезавуировав пропагандистскую акцию «флотилии». Но одновременно они потребовали встречных шагов от правительства Нетаньяху, которое, преодолевая недовольство значительной части израильского общества, все же ввело существенные послабления в режиме блокады сектора Газа.

Политический контекст акции «Флотилия свободы»

Запуск политико-пропагандистского проекта под названием «Флотилия свободы» стал возможным в условиях меняющейся политической атмосферы в регионе как результат разнонаправленных усилий правящих элит главным образом трех государств – США, Турции и Ирана.

Соединенные Штаты: речь президента Барака Обамы в Анкаре и Каире (май-июнь 2009 г), а также последовавшие за ней конкретные шаги на палестино-израильском направлении восприняты в политических элитах ближневосточных государств как попытка администрации США сменить акценты и приоритеты в своей региональной стратегии, что проявилось, в частности, в усиленной реализации пропагандистской установки на «тесный альянс США со странами ислама», с одной стороны, и в нарастающих расхождениях между США и Израилем, с другой.

Турция: в этих условиях руководство «умеренных исламистов» в Анкаре решило ясно продемонстрировать свою готовность а) усилить восточный (исламский) вектор своей политики и б) взять на себя роль регионального лидера.

Иран: в координации с Турцией попытался сделать свой вклад в раздувание антиизраильской истерии на уровне ООН, чтобы изменить там атмосферу накануне решающего заседания Совбеза по утверждению новых жестких санкций против Тегерана в связи с его ядерной программой. И если для администрации Обамы «флотилия» стала «неприятным инцидентом-сюрпризом», то для руководства Турции и Ирана она оказалась орудием в реализации их политических установок.

Инцидент с «Мави Мармара» заметно осложнил отношения Турции с США. И уже в этом негативном контексте турецкое руководство предприняло самый разочаровывающий Вашингтон шаг – в начале июня проголосовало в Совбезе ООН против проекта ужесточения санкций в отношении Ирана из-за его ядерной программы.
...
«Неоосманизм» становится основой политики Турции

Действия турецкого руководства, явно обозначившие отклонения от традиционной политики этого государства в регионе, расцениваются большинством аналитиков как заявка партии Эрдогана на новую роль Турции как на Ближнем Востоке, так и в Центральной Азии и Закавказье (т.е. в регионе Большого Ближнего Востока). Как справедливо отмечает французский аналитик Фредерик Ансель, "такой разрыв является частью глубокой дипломатической переориентации, проводимой исламско-консервативным правительством, цель которого – сделать Турцию ведущей ближневосточной державой". (3)

Подобный рывок Анкары к своему новому статусу в регионе вызвал осторожную, сдержанно-недоуменную реакцию правящих элит в арабских странах. Особенно в Египте, который со своей стороны, подобно Израилю, обеспечивает военную блокаду Газы. В Каире с большим подозрением относятся к столь резким «мирным» инициативам Анкары и Тегерана, воспринимая Турцию и Иран как своих региональных соперников. Еще далеко не преодолена давняя вражда между Египтом и Ираном: показательно, что одна из улиц в Тегеране носит имя убийцы египетского президента Анвара Садата – Истамбули, которого шиитские аятоллы прославляют по сей день. Впрочем, с Ираном все достаточно ясно: заявить себя «борцами за дело палестинцев» аятоллам весьма выгодно как внутри страны, так и в исламском мире – в момент, напомним, когда Совбез ООН принимал резолюцию об ужесточении санкций в отношении Ирана в связи с его ядерной программой. Тем более, что с недавних пор и ХАМАС перешел на содержание Тегерана. Теперь любой удар по ядерным объектам в Иране может восприниматься арабской улицей как удар по «защитникам дела палестинцев». Для арабских же элит Иран – государство чуждое и в значительно степени враждебное.

С Турцией обстоит иначе: попытку Эрдогана набрать «имиджевые очки» посредством прорыва блокады Газы в арабских странах рассматривают не иначе как первый шаг в реализации стратегии турецких исламистов установить «новый региональный порядок» и себя в качестве главного гегемона в данном регионе, а именно – на Большом Ближнем Востоке (от Закавказья до Персидского залива и дальше, судя по всему, по всей «исламской дуге»). И это не преувеличение: турецкие исламисты, судя по всему, начинают новую геополитическую игру. О некоторых ее параметрах заявил 29 мая глава МИД Турции Ахмет Давутоглу на заседании 3-го форума Альянса цивилизаций в Рио-де-Жанейро. Он сказал так: «Необходимо создать новый мировой порядок. К сожалению, все существующие глобальные институты, такие как ООН, Всемирный банк и т.п., сформированные в результате Второй мировой войны, не отвечают сегодняшним реалиям». Там же он назвал свою страну «региональной сверхсилой». (4) «Мы – неоосманы. Мы вынуждены заниматься соседними странами», – заявил он недавно, намекая на бывшую империю османов от Крыма до Марокко и от Балкан до Персидского залива, которая была разгромлена в ходе Первой мировой войны. Президент же Турции – также исламист – Абдулла Гюль утверждает, что мир видит в Турции «восходящую звезду, а сферы влияния смещаются в пользу Турции». Наверное, такими словами проще объяснить своим согражданам исламизацию традиционно светской внутренней политики страны и нарушение баланса между европейским вектором и исламским во внешней политике – явно в пользу последнего и с претензией возглавить все мировое исламское сообщество. Заметно расширяются контакты турецких исламистов с Ираном и Сирией. Вспомним попытку Эрдогана стать главным посредником между Ираном и Совбезом ООН по ядерной проблеме этой страны (в мае 2010 года). Эрдоган набрал и на этом немало очков в глазах мусульман, заявив, что поклонники пророка Мухаммеда, мол, сами разберутся со своими делами, включая и ядерные проблемы.

Следующей громкой инициативой Анкары в контексте установления «нового регионального порядка» и стал морской «гуманитарный конвой» в Газу. Турецкие исламисты, судя по всему, взялись за решение очередной трудной проблемы региона – палестино-израильской, которая сегодня во многом сводится к противостоянию между Израилем и террористами ХАМАС. И хотели бы они решить ее разом, одним ударом, но так, чтобы именно ХАМАС вышел морально-политическим победителем, с которым солидаризируется «европейская общественность» из числа леволиберальных пропалестинских политиков и журналистов. Так видят в Анкаре один из эффективных способов утверждения себя в роли новой «региональной сверхсилы».

Мотивируя достаточно радикальный поворот в своей внешней политике, исламистское руководство Турции ссылается на принцип так называемой «многовекторности», который якобы положен в основу этой политики еще с начала 1990?х гг. На самом деле партия Эрдогана отходит все дальше и дальше от этого принципа. По словам турецкого политолога Чагры Эрхана, за последние без малого полвека Турция, проводившая на Ближнем Востоке «сбалансированную внешнюю политику», завоевала там определенное уважение. Теперь же она все дальше отходит от роли «посредника» в очагах конфликтов, становясь «элементом давления» на одну из противоборствующих сторон. Столь непоследовательная политика, по словам Чагры Эрхана, вызывает у руководства многих стран как минимум недоумение. Пытаясь, например, решить проблемы с Арменией, Турция ухудшает свои отношения с Азербайджаном. А некоторые страны и вовсе стали задаваться вопросом, насколько можно доверять Турции, если она сначала подписала «Цюрихские протоколы», а затем их ратификацию связала с Нагорно-карабахской проблемой. Ухудшив отношения с Израилем, но при этом в существенной степени повысив уровень взаимосвязей с Сирией, Турция тем самым нанесла серьезный удар и по своим возможностям выступать в роли «надежного посредника» в ближневосточном урегулировании. (5)

Радикальные повороты во внешней политики Эрдогана стали важным проявлением его курса на преобразование турецкого общества в целом. Так, известный американский исследователь доктор Гарольд Род (бывший советник министра обороны США Роберта Гейтса) утверждает, что нынешний турецкий премьер стремится провести в своей стране «тотальную исламизацию». Турция, где светские ценности при умеренном исламе начал пропагандировать еще в двадцатых годах прошлого века Кемаль Ататюрк, который считается «отцом нации», все больше скатывается к всесторонней исламизации. Религиозные лидеры оказывают растущее влияние на политику страны и на общество в целом. По мнению Рода, и ряда других видных политологов, "Эрдоган намерен уничтожить демократию в угоду исламизации страны, уничтожить политический режим созданный Ататюрком". (6)

Признаки «ползучей исламизации» обеспокоили не только политическую оппозицию, но и немалую часть населения Турции: то и дело в крупных городах проходят массовые (до ста тысяч участников) митинги протеста с требованием отставки правительства Эрдогана. Демонстранты, как правило, поднимают портрет Ататюрка, символизирующий светский характер их государства и общества. Всерьез заволновалась и традиционно светски настроенная верхушка армии, которая, напомним, по давней (опять же со времен Ататюрка) традиции считается гарантом политической стабильности и светского характера Турции. Однако на сей раз Эрдогану, похоже, удалось переиграть армейское руководство: в последние два месяца он развернул кампанию арестов 102 военнослужащих по подозрению их причастности к попытке государственного переворота. Верховный суд, однако, освободил большую часть арестованных военных.

В столь накаленной политической атмосфере в стране правительство исламистов добилось поставленной цели – изменить турецкую конституцию: проведенный 12 сентября всеобщий референдум по «конституционным поправкам» дал положительный для партии Эрдогана результат: роль армии в жизни страны теперь будет ограничена, а исламисты смогут назначать своих людей в высшие судебные инстанции. Кроме того одобренные поправки к конституции предусматривают возможность возбуждения уголовных дел в отношении военных гражданскими судебными инстанциями, а также передают полномочия по возбуждению дел о роспуске политических партий от Апелляционного суда парламенту, в котором исламисты составляют большинство.

Сам Эрдоган при этом уверяет, что усиление исламского вектора его политики не противоречит вектору европейскому, что исламизированная (или «возвращенная к корням») Турция сможет жить в условиях функционирования демократических институтов западного типа. Похоже, однако, что запущенный в стране процесс исламизации призван скорее стимулировать рост фундаменталистских настроений в обществе, что уже достаточно явно просматривается на политике правительства Эрдогана в регионе Ближнего Востока.

Обострение отношений Турции с Израилем и США

Правительство Турции и лично премьер-министр Эрдоган в крайне резкой форме отреагировали на события 31 мая вокруг судна «Мави Мармара». Были прерваны практически все контакты с Израилем в торгово-экономической сфере, в области туризма. Однако дипломатические отношения сохранились. Сам Эрдоган, взвинчивая антиизраильскую истерию внутри страны, пообещал возглавить следующую флотилию, которую якобы будут сопровождать корабли ВМС Турции. Турецкий премьер также пообещал, что израильские официальные лица, "ответственные за резню в море, будут наказаны". Это выглядело чуть ли ни как готовность Анкары объявить войну Израилю. Однако на практике ничего предпринято не было. Более того, с того момента (31 мая) накал требований Эрдогана к Израилю заметно спадал: к середине августа турецкий премьер настаивал уже только на извинениях со стороны израильского руководства, забыв про свои угрозы. Но и этого он не дождался.

Между тем под давлением ООН руководство Израиля начало собственное публичное расследование событий 31 мая в рамках так называемой «комиссии Тиркеля» (названа по имени ее председателя – отставного судьи Верховного суда Яакова Тиркеля). Выступившие на слушаниях комиссии израильские премьер-министр Биньямин Нетаньяху, министр обороны Эхуд Барак, начальник генштаба Гази Ашкенази и другие – все в один голос возложили вину за происшедшее на турецкую сторону, на Раджипа Эрдогана лично. По их словам, ни о каком извинении израильтян речи быть не могло – наоборот, израильские политики выразили сожаление, что образцовые союзнические отношения с Турцией уходят в прошлое, а сама эта страна все больше разворачивается лицом к врагам Израиля – Ирану, Сирии, ХАМАС и «Хизбалле».

Обращает на себя внимание информация из турецких источников о том, что, по данным турецкой разведки МИТ, заметно увеличилось присутствие израильских спецназовцев и инструкторов в Иракском Курдистане. Этой информации, на наш взгляд, можно доверять, поскольку между израильтянами и курдами уже давно налажен диалог и взаимодействие по ряду направлений. Это взаимопонимание устанавливалось в свое время на определенной политико-идеологической платформе, суть которой сводилась к констатации схожести «судеб двух народов» – еврейского и курдского, у которых долгое время не было своего государства в регионе их исторического развития, т.е. на Ближнем Востоке. Разведка Турции, однако, считает, что израильские инструкторы взаимодействуют с РПК, признанной террористической организацией. Израильтяне же дают понять, что имеют дело с законными курдскими властями и умеренными политическими силами. Так, в разгар политического противостояния между Израилем и Турцией, в июне в Иракский Курдистан прибыл один из ведущих израильских бизнесменов И.Офер, который якобы обсуждал с местными властями не только перспективы инвестиций в нефтяную сферу автономии, но и возможность укрепления отношений на основе «неявного антитурецкого альянса». (7) В целом же курдские источники рассматривают в Израиле как весьма ценные в том, что касается сбора информации об Иране, а теперь, судя по всему, и Турции. Следует также иметь в виду и то, что Иракский Курдистан является идеальной площадкой для проведения диверсий на газопроводах из Ирана в Турцию. Напомним, что взрыв на одном из них в июне месяце оставил турецких потребителей без газа. Таким образом, можно предположить, что активизацию своих контактов с курдами в этом районе израильская сторона неофициально может представлять турецкому руководству как угрозу варианта своих ответных действий в случае дальнейшего наращивания связей Анкары с ХАМАС и «Хизбаллой». Не случайно, что турецкие СМИ поспешили обвинить Израиль в причастности к теракту на базе военно-морского флота Турции 6 июня – спустя неделю после инцидента с «Мави Мармара». Т.е. речь шла о содействии израильских спецслужб курдским боевикам.

Можно предположить, что в отместку за активизацию контактов Израиля с курдами турецкие ВВС (якобы по личному указанию премьера Эрдогана) использовали израильские беспилотники типа Heron против курдских группировок как в Ираке, так и для оказания содействия сирийским войскам, ведущим боевые действия против курдов на севере Сирии (а также якобы и на границе Сирии и Ливана). Это сделано в нарушение соглашения между Турцией и Израилем, в котором ясно и четко оговаривается недопустимость использования этих беспилотников и других высокотехнологичных видов израильских вооружений на территории враждебного Израилю государства, поскольку это поможет сирийской армии и "Хизбалле" получить опыт реальных боевых действий в условиях их применения, ознакомиться с их особенностями и найти слабые места. (8)

История с турецкой «флотилией» в Газу и последовавшее за ней обострение отношений между Турцией и Израилем, но в еще большей степени «проиранское» голосование Турции в ООН по вопросу санкций в июне – все это заметно осложнило взаимоотношения между Анкарой и Вашингтоном. Показательна в этом отношении критика, с которой выступил 26 июня в адрес Анкары заместитель госсекретаря США по делам Европы и Евразии Филипп Гордон. В интервью агентству Associated Press (AP) он сказал следующее: «Мы верим в то, что Турция все еще на стороне НАТО, США и Европы. Однако турецким властям необходимо продемонстрировать свою приверженность Западу, поскольку кое у кого по этому поводу возникли вопросы, которых раньше не было. И это плохо, потому что Соединенным Штатам становится все труднее поддерживать турецкие инициативы, не подкрепленные взаимными интересами». (9)

16 августа президент Барак Обама лично предупредил Эрдогана, что не одобрит продажу ранее заказанных самолетов Анкаре, если та не изменит свою позицию в отношении Израиля, а также и Ирана (10). По словам Обамы, поведение турецкого руководства вызывает в американском Конгрессе недоумение и сомнение в том, что Турция остается американским союзником. Другим ярким проявлением недовольства США новой политикой Турции стала реакция Вашингтона на запрет Анкарой участвовать ВВС Израиля в традиционных совместных военных маневрах «Anatolian Eagle» в сентябре 2010. Пентагон заявил, что не примет участия в маневрах без Израиля. Окружение Эрдогана проявило озабоченность жесткой позицией США и направило в Вашингтон специального посланника с целью убедить американскую сторону в том, что нынешнее правительство Турции не пытается отдалиться от Запада.

Усиливавшееся со стороны США давление на Турцию, похоже, начало давать результат. Так в конце августа правительство Эрдогана, сделав, судя по всему, очередной разворот в своей политической риторике, запретило ливанской «Флотилии свободы» (сформированной по примеру первой – турецкой – флотилии) зайти в порт Северного (турецкого) Кипра, а капитану судна поднять на борту турецкий флаг. Это стало также результатом активных контактов израильских министров Авигдора Либермана и Эхуда Барака с представителями турецкого правительства. В самом Израиле этот факт расценивают как признак готовности Турции снизить накал враждебности в отношениях с Израилем. Однако уже 20 сентября от Турции поступили другие сигналы в адрес Израиля: президент Абдулла Гюль сначала запросил встречу в Нью-Йорке на генассамблее ООН с израильским президентом Шимоном Пересом, а затем демонстративно отказался от этой встречи. Турецкая пресса трактует это как «дипломатическое унижение Турцией Израиля».

Основные мотивы и параметры сближения Турции с Ираном

Политический разворот Турции представляется тем более резким, что совершается он от своего недавно основного союзника в регионе (Израиля) к своему основному сопернику там (Ирану). Многие аспекты формирующегося турецко-иранского альянса не предаются публичной огласке в Анкаре – как по внутриполитическим, так и внешнеполитическим соображениям. Показательно, что одной из ключевых фигур в формировании этого альянса становится в Турции новый шеф разведки MIT 42-летний Хакан Фидан (Hakan Fidan), которого считают настроенным проирански и симпатизирующим радикальным исламистам. Понятны в этой связи опасения израильской стороны, в частности министра обороны Эхуда Барака, что Турция может передать Ирану часть ранее предоставленной ей Израилем военных технологий и секретных материалов.

Помимо близкой идеологической (исламистской) платформы стимулов для преодоления недавнего соперничества и усиления сотрудничества Турции и Ирана достаточно. Это в первую очередь стремление объединить максимум усилий в борьбе с курдскими повстанцами в регионе. Далее – расширить взаимодействие в сфере экономики, особенно, в энергетике. Не последнюю роль играют в стратегических расчетах руководства обеих стран и установка на усиление своего влияния в Ираке в условиях вывода оттуда большей части американских войск. О постоянных усилиях Тегерана в этом плане известно. Однако в последнее время иракское руководство открыто говорит о попытках Анкары вмешиваться во внутриполитические дела Ирака. Так, впервые глава МИД Ирака Хошияр Зебари в интервью итальянской Corriere della Sera охарактеризовал политику Турции на Ближнем Востоке как "внушающую беспокойство". По его словам, "в последнее время турки ведут все более агрессивную политику в отношении Ливана, Сирии, сектора Газы и Ирака". И пояснил следующее: "В Ираке присутствует огромный вакуум власти. И в этом вина бросившего нас на произвол судьбы Обамы. Соседние страны теперь вмешиваются в нашу внутреннюю политику".

В экономическом плане взаимодействие с Турцией становится спасительным для все более изолируемого в регионе и мире Ирана. Премьер Эрдоган заявил на недавнем экономическом форуме в Стамбуле с участием бизнесменов из двух стран, что в ближайшие пять лет Турция намерена утроить товарооборот с Ираном. С 2000 года товарооборот между Ираном и Турцией увеличился в 10 раз и продолжает расти – и это на фоне принимаемых мировым сообществом антииранских санкций. Не удивительно, что на днях в английской газете Daily Telegraph появилась информация о выделении Ираном 25 млн долларов на политическую кампанию правящей исламистской партии Турции перед конституционным референдумом, прошедшим 12 сентября.

Между двумя этими странами ведутся активные переговоры о возможном расширении экспортных объемов иранского газа – как для внутренних потребностей Турции, так и для транзита, в частности в Швейцарию. По оценкам Иранской национальной газовой компании, потребности Анкары составляют максимум 26 млн кубометров газа ежедневно. С учетом пропускной способности ирано-турецкого газопровода в 36 млн кубометров, потенциал швейцарского транзита может составить до 10 млн кубометров в день. Одновременно с этой же целью планируется построить еще одну 600-километровую ветку ирано-турецкого газопровода. В июле с.г. по итогам визита в Турцию министра нефти ИРИ М.Мирказеми достигнута договоренность об инвестициях в этот проект 1 млрд евро.

На этом фоне не следует, однако, недооценивать и факторы, ограничивающие сближение Турции с Ираном. Прежде всего, к ним относится стремление обеих стран доминировать в регионе (включая Закавказье) и в исламском сообществе, а также вытекающие из членства Турции в НАТО обязательства. Учитывают в Анкаре и тот факт, что стремительное сближение с Ираном неизбежно навредит не только положению многочисленных турецких общин в странах Европы, но и способно генерировать антиисламистские настроения внутри Турции, значительная часть населения которой предпочитает светский образ жизни и ментально ориентирована на Европу, а не на Иран.

...


Шумилин А., доктор политических наук,руководитель Центра анализа ближневосточных конфликтов Института США и Канады РАН.
Статья полностью Журнал "Россия и Америка в ХХI веке" №3 2010 "

2 http://www.mignews.com/news/society/world/020610_135523_68996.html
3 Le Monde, Juin,10, 2010
4 http://www.un.org/ru/peace/alliance/
5 «Эхо планеты» №32 август/сентябрь, 2010, стр. 13
6 http://www.mignews.com/news/politic/world/130610_102404_87386.html
7 http://www.zman.com/news/2010/06/25/77615-print.html
8 http://cursorinfo.co.il/news/novosti/2010/07/17/heron-turk-kurd/
9 Цит по http://www.rbc.ru/rbcfreenews/20100626122050.shtml
10 Обама пригрозил Эрдогану http://www1.nv.am/index.php?option=com_content&view=article&id=7089%3A2010-08-17-06-36-45&catid=12%3A2009-06-09-11-59-24&Itemid=6