Лента: Политика

В то время как в европейских столицах бурлят дискуссии о размерах европейской интеграции и о том, входят ли Турция, Украина или Молдавия в "естественные границы Евросоюза", прямо противоположный процесс набирает обороты в самом сердце Европы – Бельгии, где находятся штаб- квартиры ведущих европейских международных организаций сегодняшнего дня – ЕС и НАТО.

"Европейская дезинтеграция" – так можно назвать этот процесс, пионером которого рискует стать Бельгия. Это процесс ослабления, а в перспективе и распада национальных государств, входящих в Евросоюз и НАТО, их дезинтеграции на отдельные регионы, подчиненные непосредственно еврокварталу Брюсселя, коллективную оборону которых будет обеспечивать опять же Брюссель – из Эвера, где находится штаб-квартира Североатлантического альянса.

Перманентный острый кризис между двумя бельгийскими регионами – южной франкоязычной Валлонией с населением 4 млн человек и северной нидерландскоязычной Фландрией с населением 6 млн человек тянется с 2007 года, хотя его корни уходят в глубины веков далеко за пределы истории Бельгии, являющейся одним из самых молодых европейских государств. На карте Европы это королевство появилось в постнаполеоновскую эпоху европейских потрясений и революций в 1830 году…

За последние три года в стране четыре раза менялись премьер-министры, причем, дважды в отставку уходил весь кабинет, состоялись внеочередные парламентские выборы. В общей сложности королевство провело без действующего кабинета 12 месяцев. Председательствующая с 1 июня в ЕС Бельгия сегодня вновь живет с правительством, действующем в режиме исполнения обязанностей.

Шансы Бельгии в обозримом будущем получить новое правительство составляют 50 проц. Об этом заявил 13 августа один из ведущих кандидатов на пост премьер-министра, лидер валлонской Социалистической партии Элио Ди Рупо.

После двухнедельного "отпускного" перерыва 12 августа в Бельгии возобновились политические консультации о формировании новой правящей коалиции, программе нового правительства и о предстоящей широкой реформе государства.

Комментируя возобновившиеся консультации между политическими партиями о создании новой правящей коалиции, Ди Рупо заявил, что шансы на достижение соглашения между языковыми сообществами страны "составляют 50 на 50". "У нас впереди огромное количество работы", – сказал он.
Предполагалось, что уполномоченный королем бельгийцев Альбертом Вторым на ведение этих консультаций Ди Рупо должен суммировать позиции всех политических сил, их точки соприкосновения и разногласия, а 16 августа представить результаты этой работы на высочайшей аудиенции монарху. Увы, этого не произошло. Аудиенция не состоялась из-за отсутствия достаточного прогресса на переговорах. Впрочем, в этот раз шума никто поднимать не стал, поскольку проведение этой аудиенции только предполагалось, а не было жестко определено и зафиксировано по времени.

Чрезвычайно тяжелый процесс создания нового правительства тянется с внеочередных выборов 13 июня, которые последовали за весенним обострением кризиса в отношениях между языковыми сообществами страны. Выборы не способствовали разрядке ситуации. В нидерландскоязычной Фландрии на них победил националистический Новый фламандский альянс, который нанес сокрушительное поражение прежнему фавориту – умеренно консервативной партии Христианские демократы и фламандцы, членами которой, в частности, являются нынешний и.о. премьера Бельгии Ив Летерм и президент ЕС Херман Ван Ромпей.

На переговорах фламандцы требуют "обширной государственной реформы".
На практике это означает передачу с федерального на региональный уровень социально-экономической политики, здравоохранения, юстиции, транспорта, кроме того Фландрия требует налоговой и финансовой автономии.

Если все эти требования будут удовлетворены, в ведении федерального правительства Бельгии останутся лишь оборона и внешняя политика, что будет означать фактическое превращение Бельгия в государство конфедеративного типа.

Справедливости ради надо отметить, что проблема "фламандского сепаратизма" родилась отнюдь не из злой воли обитателей Фландрии.
Сегодня Валлония и Фландрия – это не просто две части страны. Это два общества, которые живут в совершенно разных измерениях. Разные культуры, разные языки, отсутствие общегосударственных СМИ и политических партий – это серьезные, но далеко не самые главные особенности сосуществования валлонов и фламандцев. Главным является кардинально различающийся менталитет этих сообществ, их совершенно разные подходы к решению одних и тех же проблем.

Эту дилемму можно проиллюстрировать на примере такой болезненной для любой европейской страны проблемы, как иммиграция и аинтеграция мигрантов.

Вопросы приема иммигрантов или их высылки, предоставления им вида на жительство или гражданства, а также распределения прибывших мигрантов на жительство в регионы находятся в ведении федерального правительства.

Вопросы обустройства и интеграции мигрантов, а также их социального обеспечения находится в ведении правительств федеральных регионов. С начала 2010 года Фландрия потратила на интеграцию, в первую очередь. обучению языку и нормам поведения в европейском обществе 48,6 млн евро.

Валлония истратила на те же цели в тот же период 5,4 млн евро при том, что количество иммигрантов в обоих регионах сопоставимо.
В Валлонии вся система интеграции действует на добровольной основе. Вот как ее характеризует исследователь Института иммиграционных изысканий Дина Сенси: "Предложение в сфере интеграции изобильно, однако количество людей, которые им воспользовались, остается чрезвычайно низким, причем не обязательно по причине нежелания интегрироваться, но, зачастую, просто из-за отсутствия информации о существующих возможностях. Все определяется исключительно свободной волей и личным интересом".

Иными словами, существуют центры социальной интеграции, а идти в них, или нет, каждый распределенный на жительство в Валлонию иммигрант решает для себя сам, причем, зачастую, местные власти даже не информируют его в полной мере о существующих курсах и возможностях, "уважая" его свободу выбора. Таким образом, Валлония идет по типично французской системе интеграции мигрантов. По опыту последних 25 лет, во Франции эта система привела не к эффективной интеграции выходцев из стран Ближнего Востока и Африки во французское общество, а к появлению в парижских предместьях целых городков, населенных мигрантами с собственными субкультурами. Их жители не питают особого уважения к французскому государству и его гражданам.

Система интеграции мигрантов во Фландрии считается одной из самых жестких в Европе. Она построена по примеру Дании и Нидерландов. Посещение языковых курсов и курсов социальной адаптации здесь обязательное, с прогульщиков берут штрафы от 75 евро и выше, причем, злостных нарушителей режима лишить бесплатного социального жилья. Что касается жилья, то во Фландрии прилагаются значительные усилия, чтобы избежать компактного расселения мигрантов. Власти стараются равномерно распределять иммигрантские семьи по всей территории региона, подселяя их в преимущественно фламандские коммуны, стараясь таким образом избежать появления иммигрантских гетто, которые уже сформировались в нескольких районах Брюсселя.

В то же время, Фландрия, как и Валлония не может напрямую решать главные вопросы – кому предоставлять право жить на своей территории, кому отказывать в этом, а кого высылать из страны, поскольку все они решаются на федеральном уровне. Министр правительства Фландрии по вопросам интеграции иммигрантов Герт Буржуа предельно жестко прокомментировал эту ситуацию: "Пока федеральное правительство держит в руках политику иммиграции, Фландрии может только накладывать гипс на деревянную ногу". По его словам, "политика федерального правительства в отношении иммигрантов не адаптирована к политике Фландрии".

Эта фраза министра правительства Фландрии ярко иллюстрирует нынешнюю бельгийскую дилемму: фламандцы считают, что пока Бельгия существует, приоритетную роль в государстве должны играть регионы, тогда как деятельность федерального правительства должна быть направлена на обслуживание их интересов, а не на управлении ими.

Что имеют против этого валлоны? Казалось бы, ведь они тоже получат все эти полномочия. Проблема традиционно упирается в деньги. С середины 70-х годов прошлого века экономический баланс Бельгии, в которой всегда доминировала Валлония, начал быстро меняться. К концу ХХ века железные и угольные шахты Валлонии были давно выработаны, ее некогда процветающая металлургическая промышленность и железные дороги стали практически убыточными. В то же время, Фландрия сделала мощный экономический рывок. Сегодня свыше двух третей всех налогов в Бельгии собирают именно во Фландрии. Валлония получает значительную часть этих денег в качестве трансфертов из федерального бюджета. Таким образом, в финансовом отношении Фландрия останется в крупном выигрыше от усиления полномочий регионов, а Валлония в большом проигрыше, поскольку сможет распоряжаться лишь скромными поступлениями от собираемых на своей территории налогов.

Разные интересы, принципиально разные подходы в решении государственных проблем, разная социально политическая и экономическая ситуация Валлонии и Фландрии делают переговорный процесс о создании нового федерального правительства чрезвычайно сложным.

В то же время, сегодня все участники переговоров осознают, что компромисс необходим. Валлоны понимают, что больше не могут отвергать все требования фламандцев о проведении госреформы, поскольку сегодня это может реально поставить под вопрос само существование Бельгии. В случае полной бесперспективности переговоров парламент Фландрии может пойти на крайнюю меру и проголосовать за односторонний выход из состава государства.

С другой стороны, фламандцам сегодня такое развитее событий не выгодно, и решатся они на него только в безвыходном положении. Основных причины две: во-первых, столь откровенный сепаратистский шаг нанесет серьезный удар по престижу Фландрии на мировой арене, о котором здесь очень пекутся. Во-вторых, если фламандцы пойдут на слом бельгийского государства в ближайшие несколько лет, у них практически не будет шансов удержать за собой главный экономический центр страны – брюссельский регион, который хотя и находится целиком на территории Фландрии, пока остается практически полностью франкоязычным. В то же время в перспективе 15-25 лет фламандцы всерьез рассчитывают значительно повысить число нидерландскоязычных жителей брюссельского региона хотя бы до половины, и в этих условиях в случае раздела страны этот лакомый кусочек отойдет Фландрии автоматически.

Таким образом, наиболее ответственные и дальновидные фламандские политики сегодня также заинтересованы в компромиссе и сохранении бельгийского государства, пусть и в ослабленном режиме.

Увы, возможности для сближения позиций крайне сужены по внутриполитическим соображениям – перед лицом своих избирателей ни валлонским, ни фламандским политикам никак невозможно пойти на большие уступки.

В итоге переговоры идут буквально по миллиметру. Все их участники стараются действовать очень осторожно, избегая резких заявлений, поскольку малейший эмоциональный срыв чреват скандалом, который может привести к срыву переговорного процесса и повторению 2007 года, когда страна не могла сформировать правительство на протяжении 9 месяцев подряд. Отличие сегодняшней ситуации в значительной радикализации Фландрии, которая выразилась в победе Нового фламандского альянса на выборах 13 июня. Таким образом, в случае срыва федеральных переговоров и нового пика кризиса фламандские политики могут оказаться заложниками ситуации, и просто не иметь другого выхода кроме развала Бельгии.

По имеющейся информации, Элио Ди Рупо сейчас согласовывает мельчайшие элементы проекта госреформы отдельно с каждой из сторон, собирая валлонов и фламандцев за общим столом переговоров, только когда по какому-либо пункту уже есть соглашение, и его надо лишь подтвердить всем вместе. Никакие проблемные вопросы на этих общих встречах не затрагиваются.

Также сегодня не ставятся никакие временные лимиты для переговорного процесса. Никто не берет обязательств создать коалицию и правительство к определенной дате. Даже несостоявшаяся 16 августа рабочая аудиенция Ди Рупо у короля не была запланирована официально. Все это делается, чтобы избежать выводов о "провале переговоров", если их не удастся довести до конца к некой четко обозначенной дате.

Практически полностью отсечены все контакты участников переговоров с прессой, чтобы избежать лишних всплесков эмоций. Все редкие комментарии о ходе переговоров в бельгийских СМИ сводятся к общим словами о "позитивной атмосфере за столом переговоров".

Эту схему реализовал в начале 2009 года Херман Ван Ромпей, который по приходу на пост премьера Бельгии первым делом запретил членам правительства комментировать в СМИ текущие проблемы по межкоммунальной проблеме.

"Мы не болтаем, а работаем", – таким был лейтмотив его премьерства, продолжавшегося 11 месяцев, и завершившегося избранием Ван Ромпея на пост президента ЕС. Увы, Ван Ромпей смог лишь временно успокоить страсти на бельгийской политической арене, но не предложил никаких развязок в фламандско-валлонском противостоянии.

В то же время, бельгийские политологи отмечают, что "пропасть между позициями языковых сообществ остается бездонной", иа также что валлоны и фламандцы сегодня живут "в разных измерениях", констатируя "полную несовместимость их политических, экономических и идеологических взглядов".

Если рассматривать происходящее в Бельгии в более широком, европейском контексте, можно констатировать, что любое из возможных развитий событий в этой стране ведет к маргинализации функций федерального правительства.

Чего стоят в сегодняшней Бельгии такие, на первый взгляд важные полномочия федерального правительства, как внешняя политика и оборона, которые в перспективе могут только и остаться в его руках?
В вопросах обороны королевство в значительной степени полагается на Североатлантический альянс, а внешнюю политику европейских стран сегодня все в большей степени стремится определять Евросоюз, причем в ближайшее время после завершения создания Внешнеполитической службы ЕС эта тенденция лишь усилится.

Бельгия сегодня является блестящим примером реализации популярной в европейских кругах концепции "Европы регионов". Согласно этой теории, национальные государства в Европе должны в будущем утратить основную часть своих полномочий, которые будут поделены между их регионами /землями, округами, кантонами/ и институтами Евросоюза. В перспективе государства могут вообще прекратить свое существование, все центральные функции отойдут к институтам ЕС, которые будут напрямую управлять нынешними регионами европейских стран. Регионы, в свою очередь, аккумулируют все функции национальных правительств, которые могут быть отнесены к местному самоуправлению.

Конечно, для этого потребуется не одно десятилетие, и проходить этот процесс может с совершенно разной скоростью в разных странах, однако налицо тот факт, что тенденция регионализации в отдельных частях Европы уже существует, а процесс делегирования Евросоюзу полномочий национальных государств лежит в самой основе ЕС и европейской интеграции. С уверенностью можно сказать, что в сегодняшнем Евросоюзе есть по меньшей мере одно государство, которое скорее предпочтет покинуть "европейскую семью", чем раствориться в ней. Это – Великобритания, страна известная своим евроскептицизмом.

Не случайно, что именно матриарх британской политики баронесса Маргарет Тэтчер в своей книге "Искусство управления государством" /Statecraft/ наиболее последовательно указала на риски чрезмерной европейской интеграции для национальных государств.

Дать универсальный ответ на вопрос, выиграют или проиграют от деградации государств и усиления регионов и институтов ЕС простые европейцы, сегодня невозможно. Однако для многих современных фламандских политиков, которые рассматривают Бельгию как "пережиток французского империализма", он кажется очевидным. "Бельгия, сдохни!" – так звучит реальный лозунг ультра-правой партии "Вламс беланг", набравшей во Фландрии на выборах 13 июня 12,6 проц. голосов.


Источник: По материалам ИТАР-ТАСС
При полном или частичном использовании данного материала ссылка на rodon.org обязательна.