Репутация евро подорвана. Значит ли это, что валютному союзу грозит распад? Или государствам ЕС следует поспешить на помощь Греции, попавшей в беду? Экономисты Петер Бофингер и Йоахим Штарбатти о будущем единой европейской валюты.
"Шпигель": Господин Бофингер, господин Штарбатти, вам не кажется, что введение евро было ошибкой?
Бофингер: Нет, конечно же, нет. Сегодня мы живем в валютном пространстве, которое, несмотря ни на что, обладает гораздо большей стабильностью, чем долларовое пространство или зона иены. Евро обеспечил Европе рост экономики и благосостояние.
Штарбатти: Евро – ошибка, чреватая более чем серьезными последствиями. Валютный союз предполагает, что все его члены придерживаются единой политики и обладают более или менее равным экономическим потенциалом. Соблюдение данных предпосылок должны были обеспечить критерии конвергенции. Как показывает нынешнее драматичное развитие событий в Греции, это не удалось.
"Шпигель": Нынешняя ситуация подтверждает вашу правоту?
Штарбатти: Увы, наши опасения оправдались. Валютный союз с самого начала основывался на воистину экзистенциальной лжи.
Бофингер: Это как?
Штарбатти: Евро разрекламировали как программу модернизации Европы. Обещали, что единая валюта станет гарантом стабильности. В действительности же пос-ледовало разнонаправленное развитие государств ЕС, Евросоюз стал по-настоящему нестабильной формацией.
Бофингер: Неужели? С 1999 года инфляция оставалась очень умеренной – около 2%, что существенно ниже, чем во времена Бундесбанка. Дефицит нашего бюджета меньше, чем, к примеру, в США, Японии или Великобритании. Размер госдолга по отношению к ВВП опять же скромнее, чем у США или Японии. Причин для давления на евро сегодня нет. Его введение было умным и дальновидным решением.
"Шпигель": И никаких "но"?
Бофингер: Конечно, сейчас еврозона имеет немного помятый вид, но после бури, разразившейся в мировой экономике, это нормально. В частности, благодаря единой валюте спекулянты лишились возможности предпринимать атаки на валюты отдельных стран. Один из важнейших негативных факторов, некогда приводивший к масштабной дестабилизации рынков, оказался нейтрализован.
Штарбатти: Позвольте, господин Бофингер: в этом-то и проблема! Обменные курсы выступали в качестве клапана избыточного давления. Отдельные страны имели возможность девальвировать национальную валюту или, наоборот, проводить ревальвацию, влияя тем самым на конъюнктуру. Теперь воспользоваться данным механизмом адаптации невозможно. Образовался опасный дисбаланс совершенно иного рода. Сегодня внутри валютного союза существует два блока: "сильный" на севере и "слабый" на западе. Мощный север объединился со странами, которые на протяжении всей своей истории постоянно прибегали к деваль-вации. Взять хоть итальянс-кую лиру: за 1000 лир в конце 50-х нужно было отдать 6 ма-рок 70 пфеннигов, а в годы, предшествовавшие введению евро, – меньше марки.
"Шпигель": Что бы произошло, если бы завтра страны еврозоны вернулись к своим старым валютам?
Бофингер: Катастрофа! Немецкая марка непременно сильно выросла бы в цене – по моим оценкам, на 10-20%. Вся конкурентоспособность, которую мы с таким трудом накопили, была бы потеряна в одночасье. В Германии стоял бы плач и скрежет зубовный. Кроме того, на нынешней стадии глобализации возвращение Европы к партикуляризму и национальному мышлению тоже было бы очень печальной ошибкой.
Штарбатти: Я вижу ситуацию совершенно иначе. Гражданам, в частности, обещали, что евро станет инструментом, гарантирующим мирную жизнь. Я этого никогда не понимал, ведь в таком случае валютный союз следовало бы сделать открытым для всех. И вот сегодня, когда евро оказался на грани фиаско, мы видим, как вообще зарождается национализм. В Греции уже дошло до сожжения флагов Евросоюза.
"Шпигель": Значит, лучше, если бы страны Европы продолжали существовать сами по себе?
Штарбатти: Да. Сообщество, в котором существует неравенство и члены которого должны действовать так, будто это союз равных, не может функционировать. Приняв евро, Германия создала для себя искусственное конкурентное преимущество: мы получили возможность бороться за рынки по всему миру. Но в результате у нашей промышленности появились гигантские избыточные мощности. Сегодня от этого страдают экспортоориентированные предприятия в федеральной земле Баден-Вюртемберг. Валютный союз привел к нездоровым изменениям в структуре народного хозяйства отдельных стран.
Бофингер: Как можно – в подобном дисбалансе повинен отнюдь не евро! В первую очередь он обусловлен экономической политикой. Начиная с 1995 года рост зарплат в Германии практически остановился, что не в последнюю очередь связано с возросшим давлением со стороны заемного труда. Политики сделали все, чтобы уменьшить социальную нагрузку на работодателей: нас охватил странный панический страх оказаться неконкурентоспособными в масштабах планеты. В своей экономической политике мы слишком односторонне делали ставку на экспорт, в то время как ирландцы, греки, испанцы излишне рассчитывали на внутренний спрос.
"Шпигель": Французский министр финансов Кристин Лагард в последние дни неоднократно критиковала большой профицит торгового баланса Германии по отношению к другим государствам ЕС. Ее нарекания справедливы?
Штарбатти: Нет. Мне кажется странным, что мадам Лагард пытается усадить на скамью обвиняемых не нарушителей, а сознательных членов Евросоюза, которые всегда стремились к стабильности.
Бофингер: Но здесь Берлин ничем не лучше того же Мадрида. Если испанцы чрезмерно форсировали рост заработной платы, мы, немцы, придерживались противоположной политики и долгие годы не повышали покупательную способность трудящихся…
Штарбатти: …И что в этом плохого? Такая позиция позволила нам добиться успеха. В конечном счете ее причиной стала обеспокоенность переносом рабочих мест за рубеж. Умеренная политика Германии в отношении заработной платы вернула стране ее привлекательность.
Бофингер: Вам, дорогой коллега, следовало бы смотреть на ситуацию в целом. Мы бы вообще не смогли увеличить свой экспорт, если бы другие страны действовали, как мы, и на протяжении целого десятилетия сдерживали рост спроса со стороны своих граждан. Мне кажется, валютный союз чем-то похож на брак: чтобы он был успешным, стороны должны руководствоваться в своих действиях интересами общего блага. Если же каждый будет искать преимущества для себя, это закончится кризисом отношений, подобным тому, который мы переживаем в настоящий момент.
"Шпигель": Подчас такой кризис приводит к разводу. Это выход, если говорить о будущем Греции и других государств еврозоны?
Штарбатти: Мне такой шаг кажется наиболее разумным из всех возможных. Грекам следовало бы добровольно покинуть валютный союз и вернуть драхму. Тогда они смогли бы увеличить экспорт, заместить иностранные товары отечественными. А туристы снова поехали бы не в Турцию, а в дешевую Грецию.
Бофингер: Исключать Грецию из валютного союза в корне неверно. Проблема Афин в запутанности государственных финансов. Ее можно решить. По сравнению с другими странами Греция всегда собирала слишком мало налогов. Даже в "тучные годы", когда экономика интенсивно росла, бюджет оставался дефицитным. Так управлять государством нельзя. Греческое правительство могло бы, например, еще более существенно повысить максимальную ставку налога, составляющую сегодня 40%. У нас она после воссоединения Германии при канцлере Коле достигала 56%.
Штарбатти: Господин Бофингер, вы всерьез считаете, что это могло бы помочь? Такой экономией греки просто свели бы себя в могилу. Случилось бы то же самое, что в Германии в начале 30-х при рейхсканцлере Генрихе Брюнинге. То, что вы хотите предложить грекам, – Брюнинг в квадрате. Проблема вот в чем: Грецию в принципе нельзя было принимать в валютный союз. Она предоставила фальсифицированную статистику, это знал каждый, кто читает газеты. Однако к уловкам прибегали все. Опасаясь, что Афины публично заявят об обмане, в Брюсселе сказали: забудем!
Бофингер: Но это уже прошлогодний снег! Нам нужно разбираться с нынешней ситуацией. В экспертном совете мы предложили пакт о консолидации. Согласно ему каждой стране придется разработать некий маршрут возвращения к упорядоченной бюджетной политике, причем его прохождение должно предполагать четкий контроль. Это решение не только греческой проблемы, это путь для всех. Взамен Евросоюз предлагает гарантии по займам, чтобы проблемные государства могли получать на рынке капитала более дешевые кредиты без непомерных наценок. Это немыслимо: за последние годы правительства разных стран потратили многие миллиарды и влезли в долги, чтобы спасти финансовые рынки. И вот теперь в качестве благодарности спекулянты "выбивают" государства из валютного союза.
Штарбатти: Мой опыт свидетельствует, что усилия спекулянтов увенчиваются успехом лишь тогда, когда между посулами политиков и экономической действительностью зияет пропасть. Именно так, очевидно, и обстоят дела в Греции. Теперь что касается помощи: мне кажется, у нас есть вполне понятный закон. В соответствии с ним ни какое-либо отдельное государство, ни Союз в целом не могут отвечать по долгам другого государства, входящего в Союз.
"Шпигель": Знаменитая оговорка, запрещающая спасение от банкротства.
Штарбатти: Будь ваша воля, господин Бофингер, вы бы упразднили этот принцип одним росчерком пера. Если мы сейчас поможем Греции, мы тем самым откроем бездонную бочку. И тогда у евро появятся куда более серьезные трудности: другие государства тоже станут претендовать на помощь. Валютный союз превратится в союз денежных переводов. Чтобы этого не допустить, я и мои коллеги снова обратимся в суд с иском против евро.
Бофингер: Но ведь пакт, о котором идет речь, по сути, ограничивается мерами, цель которых – помочь утопающим спасать себя собственными руками. Речь идет не о скупке греческих облигаций. Мы должны четко сформулировать условия, на которых Греция или другие страны могут получить гарантии по кредитам. Разумеется, необходимо предусмотреть возможность прекратить предоставление гарантий, если связанные с ними условия не будут соблюдены.
Штарбатти: Соглашения пишутся на бумаге, а она стерпит многое. Пакт о стабильности и экономическом росте тоже изначально задумывался куда в более жесткой форме. Однако впоследствии его условия были смягчены. Когда грешников берутся судить другие грешники, ничего толкового не выходит.
"Шпигель": В то же время задолженность государств стремительно растет. Означает ли это повышение инфляционных рисков?
Штарбатти: Я считаю, однозначно да. Обесценивание валюты могло бы стать элегантным способом снижения долговой нагрузки. Многие ученые обсуждают такой сценарий. Однако по-настоящему проблематичной ситуация станет, если в один прекрасный момент государственные облигации потеряют свой статус максимально гарантированных капиталовложений. Если Китай или Япония придут к такому мнению и решатся на обесценивание займов, то может лопнуть пузырь, гораздо более опасный, чем любой другой. Курсы рухнут, проценты вырастут до небес.
Бофингер: Но, господин Штарбатти, у китайцев просто нет альтернативы. Они вынуждены скупать американские облигации, чтобы не допустить существенного вздорожания своей валюты. И курсовые потери в результате обесценивания облигаций ударили бы по ним сильнее, чем по кому бы то ни было. Мне кажется, нужно опасаться, скорее, риска дефляции, масштабного падения цен – во всяком случае, это касается еврозоны. Если люди повсеместно ударятся в экономию, это неизбежно обернется колоссальным давлением на цены.
Штарбатти: Но сегодня не экономит никто, и государства сверх всякой меры влезают в долги. Если конъюнктура останется слабой и 1,3 млн немцев, занятых неполную неделю, не смогут вновь устроиться на постоянную работу, то дефицит госбюджетов, а вместе с ним и инфляционные ожидания, продолжет расти.
Бофингер: Если государство берет в долг, это не означает автоматического усиления инфляции, что вот уже два десятилетия подтверждается примером Японии. ЕЦБ никогда не пойдет на инфляционное снижение долговой нагрузки. А если инфляционные ожидания у населения все же возрастут и люди начнут тратить свои сбережения, значит, заводы наконец заработают на полную мощность. Что тоже совсем не плохо.
"Шпигель": Превратности ситуации на финансовом рынке стали причиной недоверия к вашему цеху. Практически никто из экономистов не предвидел столь фатальных проблем.
Штарбатти: Верно. Многие из нас слишком верили в цифры. Однако математические модели не могут в полной мере отражать всей сложной действительности…
Бофингер: …и здесь я с вами полностью соглашусь. Мы должны вспомнить, что экономика относится к кругу социальных, а не естественных наук.
"Шпигель": Вы верите, что через пять лет евро еще будет существовать?
Бофингер: Я в этом убежден. В каждом кризисе заключается некий шанс, это относится и к нынешнему своеобразному кризису отношений. Нужно, однако, чтобы в европейских столицах прекратили спихивать вину друг на друга и наконец приступили к совместному, скоординированному принятию мер.
Штарбатти: Этого недостаточно. Если сейчас мы возьмем на буксир греков, другие члены еврозоны тоже станут добиваться финансовой помощи. И тогда валютный союз распадется, это всего лишь вопрос времени.
Бофингер: Здесь вы, похоже, вторите известному британскому экономисту Джону Мэйнарду Кейнсу. Он как-то сказал: в долгосрочной перспективе все мы умрем. И убедиться в верности данного утверждения уже не сможет никто.
Штарбатти: Боюсь, так долго в случае с евро ждать не придется.
"Шпигель": Господин Бофингер, господин Штарбатти, благодарим вас за разговор.
DER SPIEGEL №11(662) от 29.03.2010
Интервью Вели Томас Тума И Александр Юнг
Перевод: Владимир Широков
Источник: "Профиль"