В интервью журналу Spiegel главный рупор американских интеллектуалов-консерваторов Чарльз Краутхаммер (Charles Krauthammer) говорит о Нобелевской премии мира, присужденной Бараку Обаме, о провалах и неудачах президента, а также о ситуации в Организации Объединенных Наций и в мировом сообществе.
SPIEGEL: Господин Краутхаммер, чего добился Нобелевский комитет в Осло, наградив Обаму премией мира: прославил его или обрек на неудачу все его президентство?
Чарльз Краутхаммер: Это так смешно. Абсурдно. Те премии, которые вручили Келлогу и Бриану, Ле Дык Тхо и Арафату, Ригоберте Менчу и, наконец, Обаме, говорят сами за себя. Для Обамы это не очень хорошо, потому что премия мира подтверждает сложившиеся вокруг него стереотипы – что он знаменитость-пустышка.
- Почему так?
– Это человек нескончаемых обещаний. Раньше бытовала такая грубая шутка, что Бразилия это страна будущего, и она навсегда останется такой. Обама это такая же Бразилия, если говорить о политиках сегодняшнего дня. Совершенно очевидно, что он ничего не достиг. А в США стать героем для пяти норвежцев, придерживающихся левых взглядов – это не совсем положительно с политической точки зрения.
- Вряд ли разумно обвинять его в том, что вчера он потерпел неудачу с олимпийской заявкой США, а сегодня получил Нобелевскую премию мира.
– Ему надо было просто сказать: "Это очень приятно, я высоко ценю этот жест, но я пока не добился того, чего хочу добиться". Но он не тот человек, и на такой поступок он неспособен.
- Ему надо было отказаться от премии?
– Он от нее ни за что бы не отказался. Его президентство – это только он сам. Вы просто подумайте о той речи, с которой он выступил в Берлине. Есть нечто нелепое в том, что кандидат в президенты США произносит речь в Берлине. И она была переполнена всеми этими общими клише и штампами, которыми он кормит нас вот уже девять месяцев.
- Почему же европейцы отреагировали на него столь положительно?
– Потому что Европа по вполне понятным причинам на протяжении 60 лет жила и не тужила под защитой, а также под владычеством США – тайным или явным, это как посмотреть. Европейцам нравится, когда большой парень чахнет. Знаете, Европа правила миром 400 или 500 лет – вплоть до самоубийства цивилизации во времена двух мировых войн. А затем появилась Америка в роли мирового гегемона, и у нее не было ни конкурентов, ни сложных вызовов. Парадокс заключается в том, что Америка это единственная ведущая держава, никогда не стремившаяся к гегемонии в отличие, например, от наполеоновской Франции. У американцев от природы нет имперских амбиций, но в итоге мы стали господствующей нацией за отсутствием конкурентов. Европа исчезла после Второй мировой войны, Советский Союз исчез в 1991 году, и вот мы остались одни. Конечно, европейцам нравится наблюдать за тем, как хиреет гегемон, и Обама стал тем идеальным человеком, который взялся за это дело.
- Может быть, европейцам просто хочется видеть иную Америку, Америку, которой они снова смогут восхищаться?
– Восхищаться? Да вы вспомните выступление Обамы на Генеральной Ассамблее ООН: "Ни одна страна не может и не должна пытаться доминировать над другой страной". Возьмите первую половину этого предложения: Ни одна страна не может доминировать над другой страной. Да восьмилетний ребенок – и тот такого не скажет,
настолько это нелепо. А вторая половина? Какая-то подростковая утопия. Обама говорит на языке банальностей. Но он предлагает миру зрительный образ ослабленной и подавленной Америки, он готов делиться лидерством, делая это так, как не поступил бы ни один президент, ни одна великая держава. Представьте себе в роли гегемона русских, китайцев или немцев. Стали бы они так говорить?
- А что, мощь Америки разве не уменьшилась?
– По отношению к чему?
- По отношению к государствам, находящимся на подъеме.
– Китайцы развиваются, индийцам предстоит еще пройти долгий путь. Но я достаточно стар и помню конец 80-х годов, "Взлет и падение великих держав" Пола Кеннеди (Paul Kennedy) и господствовавшее тогда мнение о том, что Америка переживает упадок, а Япония находится на подъеме. Теперь же модно говорить о том, что Америку перегонят китайцы. Как и в случае с паникой по поводу Японии, здесь существует масса причин, по которым этого не произойдет.
Да, со временем американская гегемония ослабнет. Со временем, но не сейчас. В экономике у нас сегодня серьезные проблемы, накоплен огромный долг, который мы не можем себе позволить, который может понизить курс доллара и даже вызвать гиперинфляцию. Но в этом нет ничего неизбежного. Если мы сделаем правильный выбор, если наведем порядок у себя в экономике, то мы сможем предотвратить экономический крах. Мы можем выбирать: слабеть и хиреть или оставаться сильными.
- Вы действительно считаете, что Обама специально хочет ослабить Соединенные Штаты?
– Либеральные представления об Америке заключаются в том, что она должна быть менее самонадеянной и заносчивой, и более интернационалистской. По мнению Обамы, Америка должна войти в категорию стран, где правит белый и пушистый интернационализм, где мировое сообщество, которое я считаю фикцией, самоуправляется через ООН.
- Это кошмар?
– Еще хуже: это абсурд. Не могу даже представить себе, что есть серьезные люди, верящие в это. Но думаю, что Обама в это верит. Да, Америка может оказаться в упадке – если мы решим сначала вызвать крах нашей экономики, а затем связать себе руки, подчинившись международным институтам, которые на 90 процентов бесполезны и на 10 процентов вредны.
- И нет ни единого процента пользы?
– Нет. ООН хуже стихийного бедствия. ООН создает конфликты. Взгляните на бесславный Совет по правам человека ООН. Он распространяет нормы и правила, которые вредны, направлены против свободы и носят, среди прочего, антисемитский характер. Миру было бы лучше без ООН.
- А Обама, на ваш взгляд…
– Он превращается в посредственность. За время своего президентства Обама уже превратился из почти магической харизматичной фигуры в заурядного политика. Заурядного. Посредственного. Рейтинг популярности Обамы примерно сравнялся с рейтингами его предшественников за такой же период первого президентского срока. Кое-кто уже говорит, что он конченый человек, потому что его планы в области здравоохранения натолкнулись на препятствия. Но я хочу сказать, что эти люди ошибаются. Он это переживет, он примет что-нибудь по здравоохранению, нет вопросов. Он допустит промах, его как-то реабилитируют в политическом плане, но он не сможет ничего сделать в области изменений климата. Он не станет тем великим реформатором, каким себя считает. Президент, похожий на других президентов – со своими успехами и неудачами.
- Каждому приходящему в Белый Дом президенту приходится сталкиваться с действительностью и разочаровывать избирателей.
– Это так. Но Обама уникален в том плане, что он очень харизматичный политик – самый неизвестный незнакомец, которому когда-либо удавалось стать президентом США. Никто не знал, кто он такой, Обама появился из ниоткуда, он такая невероятная личность, что ему удалось вознестись на всеобщей сварой, разгромить Хиллари, взять в свои руки Демократическую партию и стать президентом. Это действительно беспрецедентный случай: молодой никто, не имеющий больших достижений и известных сторонников, не оставивший следа в прессе, сам себя создавший.
Но была неимоверная доброжелательность и расположение, даже у меня это в день выборов вызвало трепет, хотя я голосовал против Обамы и выступал против него.
- А что вас так тронуло в тот день?
– Это было спасительное искупление для страны, начавшей свою историю в грехе рабства. Она стала свидетельницей этого славного дня. Я не думал, что доживу до такого дня, когда изберут чернокожего президента.
Но он не был моим кандидатом. Я бы предпочел, чтобы первый чернокожий президент был человеком, близким мне по духу, по идеологии. Скажем, Колин Пауэлл (Colin Powell) (это я призывал его баллотироваться в 2000 году), или Кондолиза Райс (Condoleezza Rice). Но когда Обаму приводили к присяге, я по-настоящему гордился тем, что являюсь американцем. Я по-прежнему горжусь этим историческим достижением.
- Какие основные ошибки допустил Обама?
– Не знаю, следует ли называть это ошибкой, но так получилось, что он левый либерал, а не правоцентрист, каким был Билл Клинтон (Bill Clinton). Я привожу такую аналогию: у себя в Америке мы начинаем игру с центра поля, а в Европе им приходится играть от ворот до ворот, проходя большую дистанцию. У вас есть коммунистические партии, есть фашистские партии. У нас такого нет, у нас очень центристские партии.
А Обама хочет отвести нас назад от центра поля, но для Америки это слишком далеко. Сразу после своего избрания он выступил в Конгрессе и пообещал радикально перестроить базовые основы американского общества – образование, энергетику и здравоохранение. Все это приблизило бы Америку к социал-демократии в европейском стиле. Но для нее это ненормально.
- И тем не менее, он во время избирательной кампании пообещал осуществить эти реформы.
– Ну, это сомнительно. Сейчас он проталкивает реформу энергетики с этими квотами по выбросам и торговлей ими. А во время кампании он говорил, что это вызовет резкий рост коммунальных тарифов. А что касается здравоохранения, то Обама натолкнулся на такое резкое сопротивление по той причине, что обещал реформу, а проводит радикальный передел всей системы.
- Так что, он не ожидал такого мощного сопротивления?
– Обама неверно понял свои полномочия. Его избрали спустя шесть недель после мощного финансового краха, какого мы не видели уже 60 лет, после восьми лет правления, от которого страна устала. Его избрали посреди двух войн, из-за которых страна выступила против втянувшего нас в эти войны республиканского правительства. Его избрали, потому что он соперничал с совершенно некомпетентным и неподходящим оппонентом Джоном Маккейном (John McCain). И тем не менее, Обама опередил его всего на 7 процентов. Но он подумал, что страна предоставила ему всеобъемлющие полномочия, и что он может приступать к реализации своей социал-демократической программы.
- Отчасти проблема с реформой здравоохранения заключается в отсутствии солидарности в американском образе мышления. Может ли президент изменить всю страну?
– Может. Франклин Рузвельт (Franklin D. Roosevelt) сделал это. Тогда у нас не было государства всеобщего благоденствия, не было пенсий по старости, не было страховки по безработице. Пока не пришел Рузвельт, эта страна была Диким Западом. Да, характер Америки можно изменить.
- Если Обама настолько радикален, почему им так недовольно левое крыло Демократической партии?
– Они разочаровались, потому что Обама проигнорировал часть их социальной программы, например, в области прав людей нетрадиционной сексуальной ориентации. Он продолжил некоторые направления политики Буша, хотя раньше их осуждал, например, лишение террористов свободы без суда и следствия. Они также разочаровались в его масштабной программе в области образования и энергетики, где он не добился никаких успехов.
- Но как же Обаме удалось все-таки заручиться поддержкой республиканцев по реформе здравоохранения?
– Он должен был понять, что мы нуждаемся в реформе нашей ненормальной системы с ее порочной практикой. США тратят от 60 до 200 миллиардов долларов в год на защиту от судебных исков. Я работал врачом и знаю, сколько денег мы расходуем на "перестраховочную медицину" с ее излишними анализами и консилиумами. Все, с кем я работал, тратят уйму времени и денег на лишние анализы, диагностику и процедуры – лишь бы избежать исков. Демократы это менять не будут. Когда Говарда Дина (Howard Dean – председатель Демократической партии США – прим. перев.) спросили, почему, он честно и открыто сказал, что демократы не хотят настраивать против себя судебных адвокатов, которые жертвуют на нужды партии огромные суммы.
- И каково ваше решение?
– Я бы заставил американцев платить налог в полпроцента от своей медицинской страховки и создал бы специальный фонд, чтобы обобществить в нем затраты по медицинским ошибкам. Это позволило бы сэкономить сотни миллиардов долларов, которые можно потратить на страхование незастрахованных лиц. И второе, я бы отменил нелепый запрет на покупку медицинской страховки в другом штате. Это мешает конкуренции и ведет к искусственному завышению стоимости страховки.
- Но надо также сокращать и расходы на здравоохранение.
– Это абсолютное сумасшествие, что в Америке работники получают медицинскую страховку у своих работодателей, получая в то же время от федерального правительства налоговые льготы по ней. Это дыра в бюджете правительства на 250 миллиардов долларов в год. Если вы облагаете налогом льготы по здравоохранению, то у вас достаточно средств, чтобы правительство вернуло деньги человеку для покупки собственной страховки. Если провести хотя бы две эти реформы, то у нас появится база для создания в Америке доступного медицинского страхования.
Однако демократы, похоже, нацелились на нечто иное. Правительство получает контроль над системой здравоохранения опосредованно; устанавливает жесткие регулирующие нормы для страховых компаний, субсидирует незастрахованных. Реформа такого рода тоже будет работать, но менее эффективно. А из-за недопустимо высоких затрат нам в итоге придется перейти к системе нормирования, как делают британцы и канадцы. Другого выхода нет. Но Обама ничего не может сказать по этому поводу, потому что слово "нормирование" слишком непопулярно.
- Господин Краутхаммер, может ли лауреат Нобелевской премии мира направлять дополнительные войска в Афганистан?
– Конечно, почему бы и нет. Премия может иметь два противоположных последствия. Она может дать ему стимул направить туда больше войск. Тогда он покажет собственному народу, что не является игрушкой в руках пяти норвежцев с левыми убеждениями. Она способна оказать и противоположное воздействие. Чтобы не утратить популярность, которой он совершенно очевидно пользуется в Европе, Обама может не захотеть наращивать группировку войск. Я думаю, что те импульсы, которые исходят из двух этих соображений, взаимно нейтрализуют друг друга. Премия мира не окажет никакого воздействия на его решение.
Клаус Бринкбаумер (Klaus Brinkbäumer) и Грегор Питер Шмитц (Gregor Peter Schmitz)
Источник: "ИноСМИ"
Оригинал публикации: "Obama Is Average"