Лента: Политика

В связи с охватившим мир острым финансовым и экономическим кризисом французский еженедельник "Монд-2" /приложение к газете "Монд"/ опубликовал 18 октября обширное интервью видного экономиста, профессора экономики Даниэля Коэна, который рисует следующую картину нынешнего положения в мире финансов: "Карточный домик стремительно рушится, наступают времена страха перед финансовыми рисками. Банки более не доверяют друг другу, стоимость кредитов возрастает. Недоверие порождает недоверие, в результате чего в финансовой системе образуется порочный круг".

Коэн – известный на Западе экономист, он преподает на экономическом факультете парижской "Эколь нормаль суперьер" /одного из крупнейших вузов Франции по подготовке исследователей в различных областях/, а также в Экономической школе Парижа. Будучи крупным экспертом в области финансов и экономики он входит в действующий при премьер-министре Франции Совет экономического анализа, является научным советником Центра развития при Организации экономического сотрудничества и развития /ОЭСР/ и советником известного французского банка "Лазар фрер".

Коэн – автор рядя книг о мировой финансово-экономической системе – в частности работы "Три урока пост-индустриального общества". Одна из его специализаций -- экономика развивающихся стран. Он лауреат целого ряда премий, учрежденных для специалистов по экономике. Среди его наград, в частности, -- "Автор лучшей книги по экономике 2000 года". В марте 2008 года во французском издательстве "Альбен Мишель" вышел первый том его капитального труда "27 вопросов по современной экономике".

Кроме всего перечисленного выше, Даниэль Коэн – экономический обозреватель газеты "Монд" и ведет передачу на темы экономики на государственном радиоканале "Франс-кюльтюр".

Свое интервью профессор экономики начинает с тщательного анализа явлений, которые начали происходить в мировой экономике еще в 80 годы и предвещали будущую кризисную ситуацию.

"В 80-е годы наступил конец тому, что принято называть "капитализму предпринимателей, то есть промышленному капитализму сильной фордистской тенденции. Это был период, когда служащие подчас проводили всю свою жизнь под сенью одной компании, пользуясь соответствующими социальными благами. Этот вид капитализма сложился после Второй мировой войны, в 50-60-е годы. Предпринимательский капитализм стал продолжением промышленной революции 20-х годов, то есть эпохи, когда бароны промышленности вытеснили со сцены хозяев предприятий, принадлежавших к кругам семейного капитализма XIX века. В результате великой депрессии 1929 года, которая разорила тысячи предприятий, появились миллионы безработных, произошло падение престижа биржи. В послевоенные годы она практически не давала оценок качеству управления компаниями, что предоставляло полную свободу действий их управляющим. К крупным биржевым спекулятивным операциям в этот период относились отрицательно", – говорит Коэн.

"Разумеется, многие сегодня ведут критику современного финансового капитализма оглядываясь на то, каким был прежний промышленный капитализм, который зачастую расценивается как "социальный капитализм". В это явно следует внести некоторую ясность", – отмечает он. "Отправной точкой нынешних бурных перемен следует действительно считать 80-е годы с их дерегуляцией финансовых рынков. Данная финансовая революция, к развитию которой приложили немалые усилия Тэтчер и Рейган, открыла Уолл-стриту новую сферу действий – разгром старых конгломератов, разбивку на части наименее рентабельных предприятий. Это стало подлинным концом предпринимательского капитализма. Но одновременно, с распадом советского блока в 1989 году начался и процесс глобализации. Именно эти события и сформировали тот фон, на котором произошло нарастание нынешнего кризиса", – считает Коэн.

Отвечая на вопрос о том, как произошел на Западе отказ от следования концепции "государства всеобщего благоденствия", как произошла дискредитация идей Кейнса, то есть всей системы, направленной на недопущение повторения кризиса 1929 года, Даниэль Коэн ответил: "С приходом Рейгана и Тэтчер произошел подлинный отход от "интеллектуального подхода", изменилась сама парадигма действий. Следует отметить, что после Второй мировой войны промышленно развитые страны находились под сильным влиянием того механизма действий, который можно определить тремя терминами: кейнсианство, фордизм и государство благоденствия.

Кейнс оказал сильное влияние на англо-сакские правительства в период до и непосредственно после войны 1939-1945 гг. В соответствии с этими воззрениями считалось, что экономическая, валютно-денежная и бюджетная политики способны оказывать регулирующее воздействие на экономические циклы, поддерживать потребление и спрос – а следовательно и производство. И что они способны обеспечить продвижение к полной занятости. Как объяснял это Кейнс в своем знаменитом труде "Общая теория занятости, процента и денег" /1936 г./, всего этого невозможно достичь просто за счет механического воздействия рыночных механизмов. Кейнс выступал при этом в защиту и свободного предпринимательства, и рынка – но считал, что необходимо проводить их регулирование на основе надлежащих макроэкономических политик".

Что касается следующей составляющей – фордизма, напомнил Коэн, то он связывает судьбу трудящихся с судьбой крупной компании, в которой происходит продвижение трудящегося, определяется его место в производственной структуре. При этом трудящийся пользуется определенными социальными преимуществами.

Третья составляющая – государство благоденствия дополняет и корректирует первые два процесса. То есть оно осуществляет крупные проекты, вмешивается в производство с помощью крупных государственных предприятий и т.д. "Следует напомнить, что в 50-60-е годы система социального страхования обеспечивала защиту всех тех, кто не был непосредственно занят в производственной деятельности, в частности пожилых людей, женщин с маленькими детьми, безработных, число которых считалось относительно небольшим", – отметил Коэн. "Одновременно заботу обо всем, что относилось к профессиональной сфере трудящегося, брало на себя само предприятие. Именно с такой системой мир и расстался в восьмидесятые годы", – говорит он.

"И следует признать, что даже если данная система работала далеко не идеально, жизнь в 50-60 годы на Западе была весьма неплохой. Не надо забывать, что кейнсианские принципы подразумевают существование тщательно организованного предприятия, структурирующего всю систему общества -- от рабочего-специалиста до инженера", – заявляет Коэн. "Конечно, – признает он, – в такой системе далеко не все идеально, в частности не следует забывать, что, как точно подметил социолог Джордж Фридман, работа на конвейере "разбивает труд на кусочки". Тем не менее нельзя не признать, что завод в те годы давал рабочему классу силу и достоинство, возможность гордиться своим местом в обществе. Также нельзя не учитывать и того, что осуществление принципа государства всеобщего благоденствия было весьма различным в тех же Франции, Германии и Швейцарии и зависело от местных условий".

Данная система, говорит он далее, действительно, показала свою ограниченность в 70-е годы, когда возникло то, что принято называть стагфляцией, то есть одновременным повышением уровня безработицы и инфляции, которые наблюдались после первого нефтяного кризиса. "Дело в том, что в схеме, предусмотренной Кейнсом, в экономике мог происходить либо рост безработицы, который, однако, должен был сопровождаться сравнительно низкими, терпимыми ценами, либо же вместо этого возникал инфляционный риск, – это то, что принято назвать "кривой Филиппса, – объясняет Коэн. – Однако в 70-е года началась дисфункция подобной системы. То есть наблюдался не спад потребления, а негативный шок производительности предприятий и их платежеспособности. Весьма быстро вся кейнсианская система лишилась доверия, поскольку в той ситуации – и только в той ситуации – она не обеспечивала успешных решений проблем".

Все правительства, включая и правительство социалиста Миттерана во Франции, пытались подстегнуть потребление, на необходимость чего им указывали сторонники теорий Кейнса. И везде подобные курс потерпел провал, отмечает Коэн, будучи специалистом, близким к французским социалистам. "Одновременно, по мере роста безработицы, которая вскоре достигла невероятных масштабов и привела к принятию кране ограничительных планов жесткой экономии, начала возрастать нагрузка на казну государства- благодеятеля ", – указывает он.

"Что касается системы организации труда, свойственной фордизму, то ни принципы карьерного продвижения, ни социальная политика и профсоюзная система не содействовали более росту производительности, – отмечает эксперт. – Именно эти отрицательные явления в сфере производительности предприятий и привели к появлению Рейгана и Тэтчер, то есть к разрушению организации труда и профсоюзов, к распаду организаций менеджеров- управленцев, к установлению контроля биржи над функционированием предприятий".

"Это было основополагающим разрывом с прошлым курсом, – подчеркивает Коэн. – За несколько лет менеджеры-управляющие, которые ранее были такими же работающими за зарплату лицами, как и другие трудящиеся, вышли из системы тарифной оплаты труда – их зарплата стала индексироваться по биржевым показателям". "Именно с этого и началась подлинная финансовая революция, – считает французский экономист. – Она передала власть в руки держателей акций, индексировала вознаграждение управляющих по биржевым показателям, чем и объясняется невероятный рост их зарплаты".

"Политики и экономисты начали создавать в 80-е годы контр-парадигму Кейнсу, опираясь на Милтона Фридмана и тех, кого принято называть неомонетаристами. Все они выступали за отказ государства от активной позиции как принципа регулирования экономики. Они выступали с осуждением государства-благодетеля, считая его виновным во всех совершенных ошибках и в снижении производительности предприятиями. Рынок, лишенный регулирующей опеки государства, был провозглашен непобедимым. Безработица – естественной. Инфляция – чисто монетарным явлением", – отметил эксперт.

"Совершенно очевидно, – сказал он. – что вхождение в моду подобного "рыночного фундаментализма" /который в дальнейшем будет подвергнут жесткой критике лауреатом Нобелевской премии по экономике 2001 года Джозефом Стиглицем/ сыграло большую роль в развитии предоставленного самому себе финансового капитализма. Тем не менее, рассматривая данный период, нельзя не задаться вопросом – почему, несмотря на появление ряда кризисов, эта эпоха продлилась столь долго?".

"Как известно, уже констатировано, что крупные кризисы происходят раз в десять лет. В конце 80-х годов, после кризиса 1987 года сберегательные кассы США уже потерпели крах. Но они были спасены президентом Бушем- старшим, который принял план, масштабы которого показались очень крупными в те времена – 125 млрд долл. /сегодня же мы уже находится на уровне в 1000 миллиардов/", – отмечает экономист.

Затем, в конце 90-х годов, произошел крах сферы бизнеса в Интернете, на который возлагалось столько надежд, отметил он.

"Сегодня же ипотечный кризис перерастает во всеобщий финансово- экономический кризис, – подчеркнул Коэн. – Сравнительные исследования кризисов показали, что темпы их возникновения явно ускорились после нефтяного шока 1973 года – в частности по сравнению с XIX веком. Почему это произошло? В этом вопросе следует тщательно отделить зерно от плевел. Напомним, что сигналом к началу финансовой революции стали изменения в управлении предприятиями и фирмами, которые оказались в зависимости от требований биржи."

"Предприятия и компании, оказались вынужденными проводить бешенными темпами рационализацию своих производственных затрат и ограничивать сферу своей деятельности до сектора, в котором они действительно способны добиться сравнительных преимуществ, – сказал Коэн. – Нормой, согласно понятиям финансового капитализма, становится обеспечение производства в той части цепочки ценностей, которая соответствует вашему высокому опыту и квалификации – в чем и заключается ваше сравнительное преимущество. Все же остальное выносится за рамки предприятия, отдается на волю конкуренции, оставляется на усмотрение рынка". "Даже внутри предприятия, – отметил специалист, – возникает тенденция к сегментации производственной деятельности, повышению ее эффективности, и все это вплоть до того, пока не остается существовать тонкий сегмент цепочки ценностей, способный противостоять сравнению с конкурентами".

"Таким образом складывается тенденция к "предприятию без занятых", то есть процесс, ускорение которого произошло в результате технологической революции и появления новых коммуникационных отраслей. Предприятия нового типа – это уже не крупномасштабные скопления трудящихся, выполняющих все виды работ, а производственные единицы, создающие сравнительную выгоду, выводимую на конкурентный рынок", – сказал Коэн. "Наступление времен глобализации, вызвавшей расширение масштабов конкуренции и появление более дешевой рабочей силы, привело к еще большему усилению данного процесса. И сегодня совершенно неясно, каким образом возможно изменить данный аспект капитализма", – подчеркивает он.

"Тем не менее ясно, что наиболее продуктивной может оказаться критика, развертывающаяся в условиях усиливающихся экологического кризиса и социальных проблем, и направленная против хронической "краткосрочности" характера действий финансового капитализма", – считает Коэн. "Однако было бы наивно полагать, что в результате критики будет изменена динамика "всепланетного капитализма", при котором производственная цепочка рассредоточена по всем континентам", – отметил он. "Нынешний кризис, – считает специалист, – представляет собой форму извращения финансовой системы, опасное и по сути бесполезное опухолевое разрастание, которое ранее как-то еще удавалось сдерживать в определенных рамках".

"Нам необходимо было как следует проанализировать происходящее еще в 1987 году, сразу же после первого биржевого краха, – считает он. – Однако с вступлением Алена Гринспена в должность директора Федеральной резервной системы произошло обратное. Именно под его управлением предпринимались как наилучшие, так и наихудшие шаги в сложившейся ситуации. Именно Гринспен сделал широко доступными "легкие деньги", разблокировал крупные ликвидные средства, которые способствовали высокорисковым кредитным операциям". "Рыночная финансовая система сфабриковала в таких условиях новую посредническую систему, полностью свободную от необходимости соблюдения правил, которые ограничивали деятельность классической финансовой системы", – отмечает Коэн.

"Вскоре, следуя духу дерегламентирования, столь дорогого Рейгану и введенного Гринспеном, появился и второй слой посреднической системы, причем образовавший обходную линию вокруг банковской системы. То есть то, что принято называть теневой банковской системой, – говорит специалист. – Эта теневая система "весит" 10 триллионов долларов, то есть столько же, сколько и классическая банковская система. Но с той разницей, что она свободна от различного рода регламентаций и подталкивающих к острожным действиям правил, касающихся деятельности депозитных банков. В данной системе действуют инвестиционные банки, которые занимают средства на рынке кредитов и действуют в рыночной сфере. Это также различного рода хеджевые фонды прямых инвестиций /private equity funds/, различного рода страховые компании".

Возьмем пример AIG – "Америкен интернешнл груп", сказал Коэн. В качестве страховой компании она была вне контроля тех мер, которые существовали в отношении депозитных банков. Таким образом AIG смогла создать отделение "AIG Financis", которое стало первым по масштабом оператором дефолтных свопов, то есть средств кредитной защиты, которые гарантируют кредитора от неплатежеспособности дебитора. "Коммерческие банки также присоединились к подобной игре, создав финансовые службы, расположенные в специальных структурах вне рамок их бухгалтерского баланса и легко идущие на скупку рискованны ипотечных кредитных обязательств", – отметил он.

"И все это – на абсолютно законной основе, пользуясь пробелами в системе регуляции, но также – и определенным попустительством властей, которые легко бы могли заметить данные комбинации, если бы были более бдительными. Но они этого не сделали. Почему? Судя по всему по той причине, что они попали под воздействие той воцарившейся атмосферы идей, новой парадигмы рынка, предоставленного самому себе, идей, согласно которым финансовые операции были способны саморегулироваться". "Если бы этой атмосферы не существовало, власти неизбежно потребовали бы, чтобы им представили бухгалтерские книги и журналы операций", – отмечает специалист.

Отвечая на вопросы, касающиеся развития ситуации в США, Коэн отметил, что в сложившихся условиях "Ален Гринспен делал заявления в защиту стремления американцев жить в кредит, что было самооправданием проводимого им курса". "Следует особо подчеркнуть, что основной причиной, которая привела к созданию условий, завершившихся кризисом – это существование предельно либеральной политики в сфере кредитного процента, которую проводила Федеральная резервная система. Все специалисты по макроэкономике, какова бы не была их специализация, сходятся в этом выводе", – отметил Коэн.

"После кризиса 11 сентября, который последовал за кризисом, вызванным рухнувшими надеждами на высокие доходы от деятельности в Интернете, Гринспен был напуган тем, что близость по времени двух этих событий может вызвать спад в США. Именно поэтому он проводил крайне попустительскую политику в отношении низкого уровня банковского процента и необходимости соблюдать нормы безопасности операций. И тем самым он лишь ускорил взрывоопасный процесс. Сначала произошло гигантское снижение объемов сберегательных средств американских семей, а за этим последовало и ухудшение платежного баланса США. Но американцы продолжали тратить деньги и потреблять так, словно они были столь же богаты, как и в прошлом. Им удалось противостоять усилению неравенства в доходах благодаря доступным кредитам. Они говорили себе: я зарабатываю меньше того парня с Уолл-стрит, но я куплю себе такую же машину как он, такой же плазменный телеэкран высокой четкости и т.д. Куплю в кредит. И проблема стала вдвойне более серьезной в результате того, что Гринспен потворствовал данной политике легких денег, на которой был основан и бум в сфере недвижимости – причем происходивший во всех странах, включая Францию, где цены на недвижимость возросли с 1997 года по нынешний период в два с половиной раза". "В результате, – подчеркнул Коэн, – был создан механизм ускорения предоставления кредитов, затем возникла сфера сверхприбылей в недвижимости, судьба которой нам сегодня известна".

"Все это, – подчеркнул он, – следует считать не чем иным, как грубой ошибкой в сфере экономической политики". "Гринспен, все эти финансисты и трейдеры с Уолл-стрит, это своего рода новые авантюристы "Потерянного ковчега" /приключенческий фильм из серии Индианы Джонса. – прим. ИТАР- ТАСС/ И они не скрывали этого. Они боролись за свои колоссальные доходы. Они утверждали, что содействуют темпам роста и расширения масштабов экономики, они вели себя с надменностью нуворишей, воображали себя революционерами экономики", – говорит Коэн. "Царившая атмосфера, в том числе и в СМИ привела к тому, что у всех этих людей даже не возникало мысли о том, что они действуют неправильно – как с моральной, так и с экономической точки зрения. Они считали себя подлинным авангардом страны!", – подчеркнул он.

"Теперь наказана будет именно эта алчность и эта безответственность в действиях. В особенности если президентом США будет избран Барак Обама. Он примет меры как потому, что он представитель демократической партии, так и потому, что он окажется в условиях весьма ограниченного экономического роста при значительном требования населения проводить перераспределение доходов", – считает Коэн.

"В США неравенство между людьми достигло крайних пределов. Исследование, проведенное моими коллегами Томасом Пиккети и Эмманюэлем Саез, показали, что 1 проц. населения, самый богатый слой людей, обрели статус, аналогичный богачам начала XX века. Их доходы составляют более 16 проц. национального дохода, тогда как после второй мировой войны доход этой категории людей равнялся 7 проц. Это подлинное извращение основ традиционного капитализма. Еще в своем классическом труде 1904 года "Протестантская этика и дух капитализма" Макс Вебер разъясняет, что если бы капитализм характеризовался исключительно лишь алчностью, жаждой денег, неравенством – то он мог возникнуть бы и на Ближнем Востоке у финикийских купцов, или в богатой Венеции у торговцев специями. Однако он появился в Великобритании, а затем распространился на США и Северную Европу", – напоминает специалист. "Вебер признает, что алчность является одной из главнейших основ человеческой деятельности, но в то же время он показывает в своем труде, как с первых своих лет капитализм содействует рационализации труда, вносит рациональность в эту свою любовь к деньгам, создает условия для существования доверия в экономике и финансах, развития контрактных отношений, уравновешивает всю систему с помощью принципа свободной конкуренции, правил, законов и т.д", – говорится в интервью.

"В центре нынешней системы, – подчеркивает Коэн, – лежат гигантские заработки как трейдеров, так и руководителей финансовых институтов. Недавно "Файнэншл таймс" привела результаты исследования доходов ведущих руководителей международных финансовых институтов за последние три года. Исследователи обнаружили, что эта цифра равна 95 млрд долл. – то есть почти 100 млрд долл.! И это при 1000 млрд долларов порожденных ими финансовых потерь", – говорит французский экономист.

"Данный механизм, – напоминает Коэн, – был прекрасно описан Полом Кругманом, профессором Принстонского университета и экономического обозревателя "Нью-Йорк таймс". Он называет это "механизмом Панглосса" – по имени небезызвестного героя Вольтера, который стремился "жить в наилучшем из миров".

"Это означает, – отмечается в интервью, – что с того момента, как трейдеры и финансисты начинают получать прибыли за счет денег других людей, с того момента, как они прекращают использовать свой собственный капитал, прибегают к кредитам, чтобы финансировать свои операции, в дело вступает порочный механизм. То есть если подобные операции приводят к доходам, то вы разделяете их с финансировавшим вас инвестором – и таким образом вы рассчитываетесь по взятому кредиту. Если вы играете на сотню и уровень прибыли равен 10 проц., вы его забираете. То есть если вы играете на 1000, то получаете 100 проц. Именно здесь и вступает в силу пагубный механизм, так как вас подталкивают играть в максимально допустимом масштабе, беря кредиты под минимальные проценты. И проблема здесь заключается в том, что если в качестве инвестиций вы используете "гнилой кредит" /бросовый кредит/, то есть неплатежеспособный /с низким рейтингом/, то потери понесет тот, кто вам его предоставил. То есть компания, вкладчик или те, кто попытается защититься от потерь, взаимно страхуя риски убытка", – сказал Коэн.

"То есть в тех условиях, когда инвестор не вынужден подчиняться регламентирующим правилам, заставляющим его использовать собственный капитал, он и попадает "в лучший из миров". Это и есть "механизм Панглосса", – подчеркнул специалист. – То есть трейдер намеренно игнорирует риск, поскольку принцип доходности для него асимметрично велик. Проводящий спекулятивную операцию игнорирует потери, потому что если он выиграет, он выиграет все, а если проиграет, то он поставит, конечно, крест на собственной карьере, но это будет абсолютно непропорционально тем потерям, которые из-за него понесут другие. Так что все эти финансисты, которые заработали 100 млрд при уровне в 1000 млрд потерь – имеют свои 100 миллиардов. Что же касается потерь, то с ними будет рассчитываться либо государство, либо налогоплательщики. И сегодня можно пытаться сделать все что угодно – но мы не заставим Панглоссов рассчитаться по тем 1000 млрд, на которые они нанесли ущерб обществу".

"Именно поэтому сегодня, не имея возможности исправить уже совершенное, столь важно создать условия, не допускающие повторения подобной ситуации в будущем", – подчеркнул Коэн.

"Что касается роли рейтинговых агентств в возникшем кризисе, – считает он, – следует отметить, что мы находимся здесь в самом центре пересечения как механизмов, нарушающих работу системы, так и идеологии попустительства и потворствования алчности. Рейтинговые агентства сыграли главную роль в распространении нынешнего кризиса, допустив циркуляцию финансовых активов, которые были названы прекрасными по своим характеристикам, но на деле оказались бездонной дырой", – считает специалист.

"Для создания новой финансовой рыночной системы, – отмечает он, – абсолютно необходимо существование достойных доверия рейтинговых агентств, равно как и механизма секьюритизации – немедленного обращения ценных бумаг в активы, не дожидаясь срока платежа по ним. Однако рейтинговые агентства оказались ненадежными. Почему? Да потому, что они находились по обе стороны барьера: одновременно получали деньги за то, что проводили оценку кредитных продуктов, которые сами же и помогали сформировать".

"Сегодня, когда анализируешь подобную ситуацию, она кажется просто невероятной!, – восклицает Коэн. – Становится очевидным, что все равновесие международной финансовой системы зависело от мнения агентств, которые, когда стала ясна их роль в разразившемся кризисе, просто ответили: да мы же всего лишь высказывали свое мнение, это наша свобода мнения и вы отнюдь не были обязаны были ему следовать. Однако в данной ситуации мы, напротив, именно обязаны были ему следовать, так как определенного агентствами рейтинга требовали инвесторы, которые осуществляли инвестирование только на основе данных сводок".

"Таким образом, – отметил Коэн, – мы вновь оказываемся в своего рода условиях интеллектуальной катастрофы, когда все находят оправдание своим действиям и тешат себя иллюзией, что саморегуляция произойдет волею всемогущего рынка". "В дальнейшем нам следует избежать, чтобы после нынешнего кризиса возникло впечатление, что капиталистическая система сама собой встанет на нравственную позицию. И что те, кто отличался вредоносным поведением ранее, прислушаются к критике и, осознав содеянное, откажутся от подобных действий. Не надо забывать, что человеку свойственно упорствовать в своих ошибках. Как говорил Спиноза, чтобы управлять судьбой нации лучше полагаться на действие законов, чем на малонадежную эволюцию человеческой природы. То есть нам совершенно необходимы новые законы, регулирующие финансовую сферу. Однако сегодня в этом вопросе мы лишь сталкиваемся с совершенно с абсолютно наивным подходом к проблеме", – сказал Коэн.

"Один их подходов, – говорит он, – того толка, когда утверждается, что нечего выносить сор из избы. Нам говорят: да, мы все поняли и сами наведем порядок с установлением норм морали в сфере финансовых операций".

"Другой подход – подход левых, которые уже трубят, возвещая, что по капитализму нанесен завершающий фатальный удар. Но, несмотря на это, капитализм и глобализация рынков продолжат свое существование, – отметил специалист. – Ведь никто не собирается выпроводить китайцев и индусов, потребовав, чтобы они более не продавали на международном рынке свои товары. К тому же новые технологии с успехом позволят любому желающему перенести производственные мощности в те же Индию и Китай. И кризис отнюдь не изменит данное продвижение капитализма".

"Тем не менее следует ожидать, что в результате финансового кризиса определенный удар все же будет нанесен по идеологии вседозволенности и презрения к положению бедных. Определенное продвижение должно произойти и в вопросе о регламентации", – считает специалист.

"Но кто же станет составителем завтрашних законов? Судя по всему Соединенные Штаты намерены навести определенный порядок на финансовых рынках, а также в проблеме крайнего неравенства людей. В Европе уже приняли стремительные меры по национализации оказавшихся в трудном положении банков – и Европейская комиссия отнюдь не подняла по этому поводу криков недовольства, не утверждала, что национализации недопустимы", – говорится в интервью.

"Да, многие прежние догмы явно перестанут существовать, – считает Коэн. – Вряд ли какой-либо ярый сторонник рыночных законов осмелится критиковать сегодня правительства Бельгии и Нидерландов за национализацию банка "Фортис". Скорее наоборот, он будет хвалить их – потому что для всех данные меры стали подлинным облегчением".

"Хочу напомнить, – говорит Коэн, – что в момент краха 1929 года правительства позволили мировой экономике погрузиться в кризис именно потому, что они были пленниками вышеупомянутых либеральных догм, согласно которым банкротство банка является положительным явлением и частью механизмов действия законов рынка-властелина". Недавние исследования показали также, что правительства тех лет оказались своего рода заложниками золотовалютного стандарта, который делал проведение валютно- денежной политики весьма опасным. Кризис сопровождался также целым каскадом банкротств банков, закрытием предприятий, появлением миллионов безработных и т.д.

"За этим последовал долгий период финансового регулирования, принятые в рамках которого меры оказались достаточно эффективными, так как никакого другого серьезного кризиса в течение периода "тридцати славных лет" не наблюдалось. – сказал Коэн. – Затем наступили 80-е годы. Многие в этот период хотели стереть память о кризисе 1929 года, началась крупная работа по ревизии истории. Но следует признать, что то мрачное воспоминание о периоде 1929-33 годов оказалось очень живучим, особенно в США. Об этом свидетельствует та недавняя практические моментальная реакция со стороны Буша и Бернанке из ФРС, которые немедленно приняли в условиях кризиса меры по национализации".

Отвечая на вопрос, как, по его мнению будут развиваться в дальнейшем события, связанные с финансово-экономическим кризисом, Коэн отвечает: "Мы станем свидетелями всеобщего сужения зоны кредита, так называемого кредитного кризиса. Банки, страдая от понесенных потерь, либо же просто из предосторожности резко сократят общий объем предоставляемых кредитов. За этим последует замедление темпов экономического развития – что уже со всей очевидностью наблюдается во Франции. Национальный институт статистики ИНСЕЕ предрекает негативные показатели развития в конце этого года".

"И ситуация рискует еще более усугубиться, – считает экономист, – так как нынешнее снижение темпов экономического развития еще почти не связано с финансовым кризисом – а вызвано повышением цен на сырье и последовавшим за этим усилением инфляции. Финансовый кризис показал свой оскал уже с лета нынешнего года. Главных пострадавших от снижения объема предоставляемых кредитов было двое – предприятия и семьи. Причем именно семьи пострадали наибольшим образом – особенно в сфере кредита на недвижимость. Если в дело быстро вступит механизм "сообщающихся сосудов", то есть обратная реакция, это может иметь положительное оздоровляющее значение, так как цены, достигшие невероятных высот, начнут снижаться. Но улучшение положения семей отнюдь не гарантировано. Для предприятий же происходящее весьма досадно, так как основы их деятельности были вполне здоровыми. Необходимо будет с большим вниманием отслеживать те трудности с финансированием, с которыми они столкнуться, так как они рискуют стать все более масштабными и могут надолго нарушить динамику их развития", – считает эксперт.

"Кредитный кризис нанесет удар по здоровому телу экономики и весь вопрос заключается в том, как долго это продлится? Будет ли это долговременный процесс, как кризис в Японии – то есть продлится ли он более десяти лет? Либо же, учитывая вливание 1000 млрд американских долларов и европейские национализации мы пройдем через период кризиса без тяжелых последствий? Именно эта неопределенность отражается в нынешних колебаниях индексов на мировых биржах. Одно мне совершенно ясно – для нас 2009 год, и практически очевидно что и 2010 годы станут годами в траурной каемке. Это будут два черных года, которые вызовут крупные переоценки ценностей в политической сфере как во Франции, так и в других странах мира".

Михaил Тимофеев, корр. ИТАР-ТАСС в Париже
Источник: "Компас"

---

Из-за долгов свои дома в Лос-Анжелесе оставляют 700 семей в день (Delfi, Эстония)


По причине финансового кризиса и, как следствие, увеличившихся выплат по кредитам, в окрестностях Лос-Анжелеса каждый день 700 семей остаются без крова. Одних выселяют, другие сами забирают всё самое необходимое и просто бросают свои дома.

Для того, чтобы избавиться от оставленной мебели, техники, цветов и посуды, банки заказывают специальные команды рабочих, которые опустошают весь дом и отвозят всё несущественное на свалки, сообщает Socal Connected.

По словам руководителя одной из таких бригад, Джона Плокера, семьи забивают в свои машины всё самое нужное и бегут к родственникам, в гостиницы или же просто исчезают. Если на аренду большого грузовика денег нет, то оставляются и дорогие lcd-телевизоры и компьютеры.

Дома затем опустошаются с тем, чтобы вновь выставить их на продажу. Бригада приезжает, вывозит всё, проводит уборку прилегающей территории, при необходимости освежает газон – и дом готов к новым кладельцам. Подобная ситуация длится уже последние пять-шесть лет, и во всех новых жилых районах можно увидеть множество табличек с предложениями купить дом.

„В домах оставляются и очень личные вещи,” – описывает Плокер. „Фотографии, семейные реликвии, ценные античные вещи– их мы оставляет себе или откладываем.” Каждый член бригады может взять себе и какой-нибудь особенный предмет мебели или, к примеру, светильник. Находим даже урны с прахом кремированных, сохранения которых требует банк.

Плокер подытоживает, что к решению сбежать людей приводит сильная депрессия, когда проблемы переливаются через край, и выхода больше уже не видно.

Источник: "Delfi "