Лента: Политика

ЕС выявил свою недееспособность в то время, как США рассматривает Россию в качестве кандидата на глобальную гегемонию.

В 1989 г. глобальная система начала расшатываться когда Советский Союз оставил Восточную Европу и вступил в процесс распада, который достиг своей высшей точки в коллапсе государства. В 2001 г система начала давать сбой вновь, когда 11 сентября Аль-Каида атаковала цели в Соединенных Штатах, вызывав конфликт, который определил международную систему до лета 2008 г. Точка поворота в 2008 г. включала две даты: 7 августа и 11 октября.

Седьмого августа грузинские войска напали на отделившийся регион страны Южную Осетию. Восьмого августа российские войска ответили вторжением в Грузию. Ответ Запада был прежде всего риторическим. 11 октября «Большая семерка» встретилась в Вашингтоне, чтобы спланировать совместный ответ на глобальный финансовый кризис. Вместо того, чтобы определить объединенный план, решение (по умолчанию) состояло в том, что каждая нация будет работать на спасение своей собственной финансовой системы ссылаясь на ряд оговоренных руководящих принципов.

События 7 августа и 11 октября связаны между собой только по своим последствиям. Они оба показали слабость международных организаций и подтвердили первенство государства-нации или, более точно, нации и государства (Нация – объединение людей, которые принадлежат к одному этносу. Государство – юридическое лицо, которое управляет участком территории. Этническое государство — организация современного международного порядка, которое существует, когда нация и государство совпадают). Вместе, эти два события обнажили проблемы, которые свели на нет глобальное значение иракских и афганских войн.

Конфликт в Грузии

Само по себе нападение России на Грузию не являлось глобально существенным. Грузия – маленькая страна на Кавказе, и ее судьба в конечном счете не затрагивает мир. Но Грузия была союзником Соединенных Штатов и Европы, и некоторые рассматривали ее в качестве кандидата на членство в НАТО. Таким образом, что было важно в российском нападении – это то, что оно произошло вообще, и что Запад не ответил на него ничем, кроме риторики.

Часть проблемы состояла в том, что страны, которые, возможно, вмешались бы от имени Грузии, испытывали недостаток возможностей так поступить. Американцы надорвались в Исламском мире, а европейцы позволили атрофироваться своим вооруженным силам. Но, даже если бы в наличии были войска, ясно, что НАТО, как военное выражение Западного союза, было неспособно на любое объединенное действие. Не было общего понимания обязательств в НАТО и, что еще более важно, не было коллективного понимания того, какой может быть объединенная стратегия.

Напряженность была не только между Соединенными Штатами и Европой, но также и среди европейских стран. Это особенно выражалось в различном понимании ситуации, которую заняла Германия по сравнению с Соединенными Штатами и многими другими странами. Вскоре после того, как русско-грузинская война закончилась, немцы ясно дали понять, что они выступают против расширения НАТО за счет Грузии и Украины. Главной причиной являлась серьезная зависимость Германии от российского природного газа, что означает, что Берлин не может позволить себе идти на отчуждение с Москвой. Но была и более глубокая причина: Германия находилась на линии фронта во время первой Холодной войны и не желала чтобы это повторилось вновь.

Диапазон европейских ответов на Россию был захватывающим. Британцы были злы. Французы были злы, но настаивали на посредничестве. Немцы были осторожны, а канцлер Ангела Меркель поехала в Санкт-Петербург, чтобы провести совместную пресс-конференцию с российским Президентом Дмитрием Медведевым, подстроив Германию вровень с Россией по всем практическим целям — и по грузинским, и по украинским.

Единственный самый важный эффект нападения России на Грузию состоял в том, что оно показало, как сильно разделены (и в этом отношении, насколько слабы) НАТО вообще и европейцы в частности. Если бы они были объединены, они не будут способны на решение ряда воросов. Но они избегали этой проблемы, будучи крайне раздробленными. НАТО может работать только тогда, когда есть согласие, и война показала, как далеко от согласия было НАТО. Нельзя сказать, что НАТО распалось после Грузии. Блок все еще существует, и официальные представители НАТО проводят встречи и пресс-конференции. Но союз лишен и общей цели и ресурсов, кроме очень определенных и ограниченных областей. Например, некоторые европейцы работают посредством НАТО в Афганистане, но, не более того, и методами, которые мало что решают.

Русско-грузинская война подняла серьезные вопросы о будущем многонационального военного союза. Каждый участник принимал во внимание свои собственные национальные интересы и проводил свою собственную внешнюю политику. В этом месте раскол между европейцами и американцами считается само собой разумеющимся, но раскол среди европейцев принципиален. Если больше не было возможности говорить о том, что НАТО функционировало, то после 8 августа было совсем непонятно, в каком смысле существовали европейцы, кроме как отдельных этнических государств.

Глобальный финансовый кризис

То, что было продемонстрировано в военно-политических выражениях в Грузии, было показано в экономическом выражении через финансовый кризис. Все многонациональные системы, созданные после Второй мировой войны, не устояли во время кризиса или, точнее, кризис прошел через их дела и ресурсы. Ни одна из систем не смогла справиться с этим, а многие из них надломились. 11 октября стало ясно, что «Большая семерка» может сотрудничать, но не посредством объединенных действий. 12 октября, когда европейцы проводили свою еврозональную встречу на высшем уровне, стало ясно, что они будут действовать только как отдельные нации.

Как и с последствиями грузинской войны, самые существенные события после 11 октября произошли в Европе. Европейский союз является первым и основным в вопросах управления евроейской экономикой. Его чиновники в Брюсселе увеличили свои полномочия и повысили эффективность за последнее десятилетие. Проблема с Европейским союзом состоит в том, что это была организация, созданная для управлением процветания. Когда ЕС столкнулся с серьезной ситуацией, он застыл, передав полномочия к составляющим его государствам.

Будем считать Европейский Центральный банк (EЦБ) учреждением, созданным для того, чтобы управлять евро. Его первоочередной задачей и реальным олномочием должна быть работа по ограничению инфляции. Но ограничение инфляции является проблемой, которую нужно решать, когда экономические системы функционируют нормально. Финансовый кризис – это случай, когда европейская система работает со сбоями. EЦБ был создан не для того, чтобы иметь с этим дело. Ему удалось, в согласии с правительствами- членами, расширить свои функции за пределы контроля над инфляцией, но он, в конечном счете, испытывает недостаток в штате или мышлении для того, чтобы сделать все операции, которые делали другие центральные банки. Чтобы быть более точным, это – центральный банк без министерства финансов, с которым он должен работать. В отличие от других центральных банков, власть которых совпадает с нациями, которым они служат, EЦБ обслуживает мультинации с многочисленными интересами и министерствами финансов. По своей природе его власть ограничена.

В конце концеов, власть принадлежит не Европе, а, скорее, ее отдельным странам. Это не Брюссель, который осуществлял решения, принятые в Страсбурге. Центры власти были в Париже, Лондоне, Риме, Берлине и других столицах Европы и мире. Власть передходила назад к государствам, которые управляли нациями. Или, чтобы быть более точными, двойные кризисы показали, что власть оттуда никуда не уходила.

Между событиями в Грузии и финансовым кризисом мы увидели то, что можно назвать распадом многонациональных юридических систем. Это было особенно замечено в Европе, в значительной степени потому, что европейцы были наиболее ангажированными в мультилатерализм и потому, что они были в центросплетении обоих кризисов. Российский вызов затронул их больше всего, а последствия американского финансового кризиса обрушились на них безжалостным ударом. Они должны были импровизировать больше всех, будучи многосторонними, но недостаточно хорошо развитыми, чтобы сказать меньше всех. В некотором смысле, европейцы были лабораторией мультилатерализма и точкой ее пересечения с кризисом.

Но это в итоге была не европейская проблема. То, что мы видели, было глобальным явлением, в котором отдельные нации изо всех сил пытались справиться с эффектами финансового кризиса и действий России. Начиная с падения Советского Союза сохранялась тенденция рассматривать мир с точки зрения глобальных организаций, от Организации Объединенных Наций до Всемирной Торговой Организации. Летом 2008 г, ни одна из них не функционировала. Единственными структурами, которые действительно функционировали эффективно, являлись национальные институции.

С 2001 г. было предположение, что поднациональные группы, такие как Аль-Каида могли определять военно-политическую среду. На жаргоне Министерства обороны США предполагалось, что конфликт равноправных сил больше не является проблемой и что во всем виноваты небольшие террористические группы. Лето 2008 г. показало, что, в то время как терроризм поднациональных групп не является весьма существенным каким-либо образом, динамика государств-наций стала архаикой.

Важность государства

Ясно, что мир вертелся вокруг государств-наций как главных актеров и далек от межнациональных и поднациональных групп. Финансовый кризис мог бы быть решен, с помощью превращения в деньги активов обществ, и это исправило бы финансовую нестабильность. Единственной организацией, которая могла это решить, являлась государством, которое могло использовать свою верховную власть и кредитоспособность, основанную на его возможности обложить налогами экономику, переструктурировав финансовую систему.

Во всем мире государства заниались только этим. Они решали это весьма национальными путями. Множество европейских государств сделали это, прежде всего, гарантировав межбанковские ссуды, по существу, национализируя сердце финансовой системы. Если государста гарантируют займы, то риск практически до ноля. В этом случае, нормирование денег через механизмы рынка приходят к коллапсу. Государство должно принять нормированное распределение. Это, в широком масштабе увеличивает власть государства и ставит вопрос о том, как европейцы выйдут из этого положения.

Американцы приняли на вооружение другой подход, менее фокусируясь на межбанковских гарантиях, но изменеяя бухгалтерские балансы финансовых учреждений, с помощью инвестиций в них. Это был более косвенный подход и менее эффективный, но американцы интересовались больше попыткой создать механизмы, которые позволят государству не касаться контроля финансовой системы.

Но то, что является самым важным, это сам порядок, согласно которому существовала государственная власть летом и осенью 2008 г. Равновесие сил между бизнесом и государством, всегда динамичное, претерпело глубокое изменение, увеличением государственной власти и власти бизнес контрактов. Власть не находилась в руках Lehman Brothers или Barclays. Она была в руках Вашингтона и Лондона. В то же самое время, власть нации увеличилась в значении многосторонних организаций, а значение поднациональных групп уменьшилось. Государство-нация возродилось после того, как оно, как казалось, отмирало из-за своей неуместности.

1989 год в действительности совсем не завершил Холодную войну, а создал мир, который обошел ее. 2001 год не завершил мир постхолодной войны, но наложил на нее дополнительную и подавляющую динамику: это войны США с джихадистами. 2008 год не закончил войну США с джихадистами, но наложил на нее намного более важные и срочные проблемы. Финансовый кризис, конечно, был одной из них. Будущее российской власти было другой. Мы должны указать на важность российской власти. Как только Россия будет доминировать над центром евразийского континентального массива, ее сила распространится на Европу. Россия, объединенная с остальной частью Европы, является нереодолимой глобальной силой. Европа, сопротивляющаяся России, определяет глобальную систему. Расчлененная Россия открывает двери для других геополитических проблем. Объединенная и сильная Россия узурпирует глобальное положение.

2008 год, поэтому, столкнулся с двумя вещами. Во-первых, что, вероятно, самое важное, он возродил государства-нации и сместил глобальный баланс между государством и бизнесом. Во-вторых, была пересмотрена глобальная геополитическая система, открыв двери подъему российской власти и показав основную фрагментацию Европы и слабости НАТО.

Самое важное проявление всего этого – Европа. Перед лицом российской власти нет никакой единой европейской позиции. Перед лицом финансового кризиса европейцы координируют свои действия, но они не действуют как одно целое. После лета 2008 г. больше нельзя говорить о Европе как едином юридическом лице, говорить о НАТО как полностью функционирующем союзе, или о мире, в котором государство-нация является устаревшим. Государство-нация оказалось единственным учреждением, которое работало.

Это намного более важнее, чем любая из насущных проблем. Судьба Грузии имеет незначительные последствия для мира. Финансовый кризис уйдет в историю, присоединясь к облигациям Brady и санации Нью-Йорка как исторической причуды. То, что останется, является новой международной системой, в которой российский вопрос вместе с немецким еще раз оказался в центре вещей, и в котором государства действуют с уверенностью в формировании экономической и деловой среды несмотря на то, улучшится она или ухудшится.

Мир уже стал совсем не похож на тот, котрый был весной 2008 г. Или, чтобы быть более точным, он занимает более традиционное место, чем думали многие. Это – мир наций, преследующих сои собственные интересы и сотрудничающих с теми, с кем они захотят. Эти интересы являются экономическими, политическими и военными, и все они – часть одной ткани. Иллюзия мультилатерализма к ним не относится. Это – мир, который мы с готовностью можем принять от истории.

Джордж Фридман

Перевод: Леонид Савин
Источник: "Геополитика"
Оригинальный текст: "Stratfor"