Это сокращение возникло в англоязычной экономической литературе около пяти лет назад. Так была обозначена группа стран со сходными рыночными характеристиками: Бразилия, Россия, Индия и Китай. С учетом глобального признания 7 авангардных экономик возникла необходимость выделить еще ряд стран, способных расширить круг мировых лидеров. Принадлежность энергетически богатой и ракетно-ядерной России к большой политической восьмерке, устойчиво 10-процентные темпы роста китайской экономики, демографический и интеллектуальный (следовательно, рыночный) потенциалы Бразилии и Индии, а главное – очевидное отставание от них прочих участников мирохозяйственных связей позволили составить весьма органичный список главных мировых игроков по принципу 7+4. Вероятность коллективного выхода БРИК на политическую арену до недавнего времени не рассматривалась. Как, впрочем, не существует и политического клуба большой семерки, если не считать, что 6 из 7 стран (кроме Японии) входят в весьма субординированную под эгидой США Организацию Североатлантического договора.
Нельзя не видеть другого: политическая и экономическая замкнутость друг на друга стран большой семерки (иначе бы мир не знал экономических кризисов!), а заодно их интеграционный опыт (прежде всего, ЕС) способствовали формированию "второго дивизиона". Этот фактор оказался, на наш взгляд, наиболее существенным для институтализации взаимного интереса стран "золотой четверки" – так по-китайски называется БРИК. Это, в конечном счете, привело к первой взаимозондирующей встрече глав МИД стран БРИК, состоявшейся в середине этого мая в Екатеринбурге. Спустя неделю итоги екатеринбургского дипсаммита обсудили экономисты и политологи четырех стран в Петербурге.
Далее, однако, требуется непредвзятый анализ pro и contra дальнейших интеграционных надежд. Главная проблема состоит в различии ожиданий политиков и экономистов. Российские и частично китайские политики видят в БРИК центр силы, альтернативный американо – или западоцентричному одновершинному (пирамидальному) миру. Не менее очевидно и то, что Москва и Пекин считают себя наиболее подготовленными к лидерству в четверке, хотя свои устремления до поры не афишируют. При этом ни Индия, ни Бразилия не ищут политических осложнений с Вашингтоном. Таким образом, идея политической консолидации вроде бы существует. Но как этого добиться при очевидной несхожести приоритетов, вероятно, пока не знает никто.
В свою очередь, экономисты выстраивают финансовые и прочие схемы, подтверждающие лишь обоснованность "англоязычных" предположений пятилетней давности. Но совета политикам, как подкрепить "экономику" политической волей, они тоже не дают. Поэтому мы можем лишь привести факторы, как способствующие политической интеграции стран БРИК, так и этому препятствующие. Вторые, на наш взгляд, емче. Поэтому с них и начнем.
Во-первых, оценку политическому потенциалу группы стран "ставят" масштаб и результативность совместно принятых ими решений. Таковых пока нет. Поэтому нет и опыта преломления теории в практику. Более того, отрезанность Бразилии от трех других, более компактно расположенных, игроков препятствует их даже начальной интеграции. Ибо большинство интеграционных схем основаны на принципе нерасторжимости пространства. Простейшие формы кооперации (политической, в том числе) предполагают упрощение трансграничного сотрудничества, чего в нашем случае произойти не может.
Во-вторых, сопоставимость социально-экономических ожиданий далека от насущной конкретики. А именно ею, то есть сегодняшними и завтрашними потребностями каждой из стран, определяется их внешнеэкономическое, следовательно, внешнеполитическое планирование. Проще говоря, бюджетные миллиарды и тонны сырья более соответствуют четырем действиям арифметики, чем надежды и опасения. А то, в чем возникнет нужда послезавтра, лучше спросить завтра. Появление Интернета и персональных компьютеров обогнало прогнозы "технологических оракулов" на 30-50 лет. Экономический же фактор, лежащий в основе сопоставления стран БРИК, в каждой из них преломляется по-разному: Китай и Индия, помимо выхода на "рыночно-демографический" пик, обещают стать мировыми лидерами в производстве, Россия и Бразилия, прежде всего, в сырьевом секторе. Принцип взаимодополнения носит как интегрирующий, так и разводящий характер, тем более что каждая из стран имеет свои устоявшиеся связи и к переориентации вряд ли готова.
"В-третьих" производно от "во-вторых". Не претендуя на всесторонность экономического прогнозирования, найдем в нынешней статистике весьма показательные и одновременно малооптимистические, на наш взгляд, параметры. Так, по динамике экономического развития доля Китая в мировом ВВП – чуть более 10 проц. Вклад России, Индии и Бразилии составляет приблизительно по 3 проц. С 20 проц. мирового ВВП большую политику не ведут. Скажем больше: доля российской продукции во внутреннем товарообороте Китая составляет лишь 2.1 проц. в то время как американской – 37.2 проц. Аналогичное соотношение присуще и остальным. Таким образом, стартовые позиции у интегрирующейся четверки – слабые.
В-четвертых, в условиях, когда реально существует пирамидальная модель во главе с США и лишь провозглашен многовершинный принцип формирования центров влияния, картину будущего мира спрогнозировать невозможно. Ибо желать – еще не значит мочь. Предопределено сопротивление новым цивилизационным проектам со стороны сторонников одновершинной модели мира, ибо за любым его переформатированием стоит потеря для них геополитического качества (пусть даже этот термин на Западе заменен на "геоэкономику"). От "пирамидальной семерки" трудно ожидать согласия даже на тандемное (например, в рамках ШОС) объединение политического и прочих ресурсов двух его ближайших конкурентов. Тем более что между тремя евразийскими игроками существует потенциал конфликтности.
На перспективу столетия более логично предположить формирование "полуторавершинного" мира, в котором главной вершиной останется несколько рыхлый, но имеющий богатый интеграционный опыт Запад с ситуативно примыкающими к нему Бразилией и Индией. "Полувершину" в этом случае составят "догоняющие" их центры влияния в варьирующемся наборе: Китай, Россия, возможно, Иран – при его "полуфантастической" ресурсной интеграции с соседями по Персидскому заливу. Фактор же ситуативности опосредован "сезонными" соображениями стран БРИК: как за счет новых "попутчиков" преуспеть в отношениях с привычными. Но и при этом перед ними будет стоять "всесезонная" дилемма: что перспективнее – бороться за свое гипотетическое глобальное лидерство (в одиночку или коллективно) или встроиться в пирамидальную модель с его прописанными правилами?
В-пятых, даже эффективно реализованные меры по гармонизации экономических отношений в рамках БРИК не подтверждаются идейно-мифологическим началом: во имя чего, почему именно в таком формате, наконец, против чего объединяться?
Мы не забыли и о факторах, оставляющих интеграционные надежды. Первый. Это – элементы искусственности пирамидальной системы, возникшей в результате исчезновения советского центра влияния и укрепления за его счет Запада. Даже укрепившийся противовес не заменит целого. Образно говоря, с одним колесом управится лишь эквилибрист, на двух – ездить быстрее, а третье (тем более, пятое) бывает лишним. Зато диалектика подводит к выводу: ничто не вечно под луной.
Второй. Очевидна потребность в перестройке международно-правовой, следовательно, договорной системы. Было бы иначе, не возникла бы проблема, как минимум, Косова. Во всяком случае, нынешние "пиромидальные лидеры", выбирая между правом государства на целостность, правом наций на самоопределение и правами человека, по-прежнему исходят их "коммунистическо-капиталистической" дежурной целесообразности. Новые же мировые игроки менее ангажированы прошлым. Поэтому обладают несравненно более свежим взглядом на мир, а также потенциалом глобальной "недореализованности". Кроме того, они представляют три из четырех цивилизационных поля: западно и восточнохристианские, конфуцианское и индуистско-буддистское. К сожалению, отсутствует пятое – исламское. И в данном случае не скажешь, что это – дело наживное.
Третий. Наличие первичной структурности в виде ШОС. Собственно на него и вся надежда. Если российско-китайский тандем докажет свою не столько конфронтационно-"антипирамидальную", сколько цивилизационно-интегрирующую эффективность, это не останется без внимания Индии, не очень комфортно чувствующей себя среди западных фигурантов. На усиление глобального веса, а заодно и появление политической структуры РИК, возможно, отреагирует и Бразилия. Отреагирует, если потенциал евразийской тройки окажется для нее притягательней, чем встраивание в привычную пирамиду.
Резюмируем сказанное. Возникла обещающая идея. Она может открыть перспективу новому миропорядку. И с той же степенью вероятности может быть погублена спешкой. Поэтому необходим продолжительный этап взаимного зондирования ожиданий при деятельном и непрерывном вовлечении в него экономистов и политиков всех "четырех сторон "нового" света". На этой основе, возможно, возникнет перспектива, прежде всего, экономического взаимодополнения и как результат – создание политической надстройки.
Борис Подопригора – член Экспертно-аналитического совета при Комитете по делам СНГ и соотечественников Госдумы ФС РФ.
Источник: "Война и Мир"