От редакции. В новом выпуске влиятельного американского журнала "New Republic", выражающего позицию правых кругов Демократической партии (той ее части, что поддержала решение Буша о вводе войск в Ирак и не испытывает сожаления по этому поводу), опубликована статья известного американского публициста неконсервативного направления, сотрудника Фонда Карнеги за международный мир Роберта Кейгана.
Кейган снискал себе скандальную славу книгой "О рае и силе", которая вышла в свет в 2002 году накануне вторжения США в Ирак. В той старой книге он провел ценностную линию размежевания между воинственной Америкой и пацифистской Европой, намекнув на то, что американцам не стоит принимать во внимание возражения своих союзников по поводу военных планов Пентагона. Консенсус, писал самый откровенный вашингтонский публицист, хорош только в том случае, если союзники США одобряют решения Белого дома, если нет, то в этом случае Америка вправе действовать в одиночку.
Теперь интонации Кейгана несколько изменились, ныне он указывает не на семейный конфликт внутри "мира демократий", а на растущее отчуждение самого этого мира от зловещего клуба капиталистических автократий в лице России и Китая и опекаемых этими державами стран. Россия и Китай, дескать, никак не могут осознать ту степень нравственной возвышенности, с которой США вместе с Европой настаивают на собственном праве осуществлять вторжение в авторитарные страны и убивать чуждых им диктаторов. Отсталые в своей политической эволюции русские и китайцы почему-то держатся устаревших норм международного права, которые они смеют противопоставлять "глобально революционной целесообразности".
Фактически Кейган подводит читателей к выводу, что мир вновь стоит перед призраком железного занавеса, с одной стороны которого пребывают дрожащие от страха перед утратой суверенитета и собственной постыдной смертью автократоры (что существенно, этим словом Кейган именует в том числе и лидеров, пользующихся поддержкой большинства населения своих стран), а, с другой – гордо торжествующие в своем праве безнаказанно убивать непокорных прогрессивные демократы. Смешно даже и думать, что тех и других могут объединять какие-то общие ценности, что их смертельную вражду погасят крепкие торговые связи и общие экономические интересы. И "развитым странам" не следует держаться за рудименты предшествующей эпохи типа Совета Безопасности, ставя свое неотъемлемое от естественных законов демократической справедливости право на агрессию и убийство в зависимость от согласия двух отсталых в своем политическом развитии народов.
Откровенно говоря, свежие идеи борца "за международный мир" попахивают Нюрнбергом. Редакция "Штатов-2008" предлагает общественности всего мира начать международную кампанию по осуждению, в том числе уголовному, тех политиков и экспертов, которая упорно толкает человечество к IV мировой войне.
"Штаты-2008" предлагают познакомиться отечественному читателю с содержанием последней статьи г-на Кейгана.
***
В начале 1990-х годов мир был полон оптимизма. И он был понятен. Его не поколебали даже события 1989 года на площади Тяньаньмэнь, поскольку Китай продемонстрировал свое стремление интегрироваться в мировую экономику, а Россия, долгое время противостоящая западу в Холодной войне – под руководством Бориса Ельцина вступила в фазу либерализации. Ни у кого не возникало сомнения, что это движение к большей открытости невозможно остановить.
В мире царило благодушие, подпитывающееся определенного рода либеральным детерминизмом, в соответствие с постулатами которого у государств в глобальной экономике нет выбора, либо они придерживаются принципов либерализма в политике и экономике, а, следовательно, конкурентоспособны, либо нет, и тогда их ждет гибель. Кроме того, само внутреннее развитие государств ведет их по пути все большей либерализации, поскольку, достигнув определенного уровня доходов, средние классы с неизбежностью начнут требовать политической власти. Таким образом, как заявил Фукуяма: "В конце истории серьезных идеологических соперников либеральной демократии не осталось".
Подобный идеологический детерминизм сформировал два серьезных предположения, которые затем оказывали влияние и на ожидания: 1) веру в неизбежность человеческого прогресса, что история движется только в одном направлении; 2) убеждение в необходимости терпения и ограничения, то есть нет необходимости бороться с автократическими режимами, лучше интегрировать их в глобальную экономику, поддерживать принцип верховенства права и создавать стабильные институты, а силы прогресса сделают все сами.
Но, по пришествию нескольких лет оказалось, что мир вошел отнюдь не в эру конвергенции, а в эпоху дивергенции. С середины 1990-х в России начала формироваться "царистская" политическая система. Там стали говорить о демократии, но так как больше приличествовало бы китайцам. Для Путина демократия – это не конкурентные выборы и не выражение народной воли, демократия – это когда власть руководствуется мнением российского народа, узнает что ему нужно и пытается ему это дать. Выборы – лишь инструмент легитимации выбора Путина, а правовая система – инструмент, используемый против политических оппонентов.
Кажется, что большая часть населения России удовлетворена подобным автократическим правлением, по крайней мере сейчас. В отличие от коммунизма, правление Путина не вмешивается в личную жизнь граждан, по крайней мере пока они стоят вне политики. В отличие от демократии 1990-х годов, Путин сумел обеспечить рост уровня жизни, правда за счет роста цен на нефть и газ. Попытки Путина пересмотреть итоги Холодной войны и возродить величие России крайне популярны. Его политические советники верят, что "месть за унижение Советского Союза сохранит им власть".
Для самого Путина связь между природой его правления и возращением России статуса "Великой державы" несомненна. Она полагает, что сила и контроль внутри России обеспечивают силу России на международной арене. Сила на международной арене оправдывает использование "железной руки" внутри России. Да и сами европейские и американские государственные деятели попустительствуют ему, поскольку для них давно не секрет, что сильная Россия может сделать более решаемыми вопросы международной политики. В таких условиях они менее склонны поучать российское правительство относительно честности выборов или открытия политической системы.
Важно отметить, что для оправдания своего правления Путин подвел под него философскую базу, основанную на связи силы за рубежом и автократического правления внутри страны. Эта философия получила название "суверенная демократия". С точки зрения Путина, только великая и могучая Россия достаточно сильна для того, чтобы защищать и продвигать собственные интересы, а также может сопротивляться западным требованиям политических реформ, которые России не нужны.
* * *
Для Путина именно Китай служит моделью политического развития. В то время, когда Михаил Горбачев и Борис Ельцин открыли двери иностранным советникам и иностранным бизнесменам, Китай преодолел собственный кризис, оставаясь глухим к поучениям Запада. Именно поэтому, Россия в конце 1990-х оказалась на грани распада, а Китай демонстрировал беспрецедентный экономический рост, военную силу и международное влияние.
Да и сам Китай использовал ожидания Западом продолжения реформ в свою пользу. Вместо того чтобы проводить эти реформы, китайской руководство наоборот пошло по пути консолидации автократии, а не трансформации политической системы. Все более становится ясным, что Китай не пойдет на реформы, которые могут лишить правящий класс власти. Однако международные наблюдатели все еще надеются на либерализацию Китая с помощью экономического роста и управлением мириадом международных проблем, которые встают перед мировым сообществом. Но все более ясно, что этого не случиться.
Китай продемонстрировал, что экономический рост и авторитарное правление совместимы. Авторитарные режимы России и Китая показали, как совместить открытую экономику и подавление политической активности населения. Они показали, что люди, делающие деньги, будут держать свои носы подальше от политики, особенно если они знают, что их носы будут отрезаны. Деньги, которые принес экономический рост, дали авторитарным режимам возможность контролировать информацию, но что более важно западные корпорации им потворствуют.
В долгосрочной перспективе экономическое процветание может привести к политическому либерализму, но насколько продолжительна эта долгосрочная перспектива? Германии понадобилось более шести десятилетий для того, чтобы стать демократическим государством, да и то это произошло в годы оккупации. Возможно ли такое в отношении двух крупнейших государств мира, которые населяют 1,5 миллиарда человек и которые обладают 2/3 всей военной силы планеты?
Очевидно, что именно авторитарные режимы России и Китая будут формировать международный порядок в недалеком будущем. Однако то, что нас ждет, не будет походить на идеологическое противостояние Холодной войны. Это будет новая эра растущего напряжения и столкновения между силами демократии и силами автократии.
Это будет эра возвращения борьбы между либерализмом и авторитаризмом, которая определяла мировую политику с момента Просвещения.
* * *
Предположение прошлого десятилетия основывалось на мнении, что крушение марксистской идеологии сделает правителей Китая и России более прагматичными, свободными от каких-либо убеждений. Но, как оказалось, это не так. На место марксизма пришли верования, которыми власти этих государств и руководствуются при разработке внешней и внутренней политики. Это всеобъемлющие правила об отношениях правящих и управляемых, власти и общества.
Они верят в добродетельность централизованного правления и слабость демократической системы. Они верят в то, что их большие нации требуют порядка и стабильности для процветания. Они верят, что хаос демократии приведет к обнищанию государств, которыми они управляют, как это и произошло с Россией. Они верят в то, что строгое правление необходимо для того, чтобы их страны уважали в мире.
Поэтому китайские и российские лидеры – не просто автократы. Они верят в авторитаризм. Современный либеральный разум "конца истории" не может оценить привлекательность идеи авторитаризма, но, с точки зрения истории, Китай и Россия находятся в хорошей компании. Европейские монархи начала Нового времени были убеждены в превосходстве этой формы правления. Платон, Аристотель и большая часть мыслителей вплоть до XVIII столетия рассматривали демократию как власть тупой, жадной и невежественной толпы. Только во второй половине XX века демократия приобрела популярность, став наиболее распространенной формой правления.
Но если автократы имеют собственный ряд верований, они также имеют и свой собственный ряд интересов. Правители Китая и России могут быть прагматичными, но их прагматизм направлен на то, чтобы удержать власть. Путин, например, не видит разницы между собственными интересами и интересами России. Когда Людовик XIV заметил "Государство – это я", он объявил себя живым воплощением французской нации, когда Путин сказал, что он имеет "моральное право" продолжать править Россией, он имел в виду, что в интересах России, чтобы он продолжал оставаться у власти. И как Людовик XIV не мог представить, что в интересах Франции было бы исчезновение монархии, также и Путин не может представить, что в интересах России, чтобы он покинул властные структуры. Минксинг Пей также заметил, что если у китайских автократов станет выбор между экономическим развитием их страны и сохранением власти, они безусловно выберут власть. В этом и заключается их прагматизм.
Принцип самосохранения определяет и внешнюю политику авторитарных режимов. Демократии строят свою внешнюю политику таким образом, чтобы сделать мир безопаснее для демократий, тогда как авторитарные режимы рассматривают внешнюю политику как средство для сохранения если не всех, то по крайней мере некоторых авторитарных государств.
Россия – главный пример того, как правление внутри страны влияет на отношения с остальным миром. Демократическая Россия стремилась поддерживать хорошие отношения с НАТО и своими соседями. Сегодня Путин рассматривает НАТО как враждебный военный блок и называет его расширение "серьезной провокацией". Но фактически НАТО сегодня не более агрессивно в отношении России, чем во времена Горбачева. Подобная агрессия в отношении остального мира понятна. Несмотря на растущее влияние, авторитарные режимы в XXI века остаются в меньшинстве.
* * *
Мир после Холодной войны кажется совершенно другим, если смотреть на него не из европейских столиц, а из резиденций правителей-автократов. Китай отнюдь не забыл тех санкций, что были наложены на него либеральными демократиями Запада после событий на площади Тяняньмынь. В 1990-е годы США и их союзники уничтожили авторитарные режимы на Гаити в Панаме, дважды начинали войну против Сербии. Международные неправительственные организации финансируют оппозиционные партии, провоцируют "цветные революции" и так далее и тому подобное.
Таким образом, авторитарные режимы почувствовали, что мир стал для них отнюдь не безопасен. Ведь демократические нации присвоили себе право вмешиваться во внутренние дела недемократических государств. США, которые очень ревностно охраняют собственный суверенитет, никогда не упускали возможности вмешаться во внутренние дела других государств. А европейские страны, провозглашая собственную приверженность принципам Вестфальской системы, в настоящий момент склонны к "взаимному вмешательству во внутренние отношения друг друга вплоть до установления собственных правил приготовления пива и сосисок". В течение трех веков международное право охраняло авторитарные режимы. Сегодня же демократический мир находится в процессе отказа от подобной защиты, в то время как авторитарные государства за нее борются.
Именно поэтому война в Косово вызвала столь большое раздражение в Пекине и Москве. Когда Россия попыталась апеллировать к ООН, НАТО приняла собственное решение, в обход того инструмента международного влияния, который все еще остается в руках Москвы. С точки зрения России, это был акт чистой агрессии и не только потому, что решение об интервенции было принято в обход ООН, но прежде всего потому, что вторжение НАТО в Сербию не было спровоцировано агрессией Сербии против какой-либо страны-члена НАТО. Для китайцев, это был чистый случай "либерального гегемонизма". Кстати сказать, автократы оказались в неплохой компании, сам Генри Киссинджер предупреждал о тех опасностях, которые повлечет для мира пренебрежение принципами международного права. Но для либеральных демократий – это был нравственный акт изгнания крайнего национализма, уже приведшего к ужасам Холокоста, из Европы.
Либеральный символ веры, в соответствии с которым все люди созданы равными и имеют определенные и настолько неотчуждаемые права, что эти права должны быть соблюдаемы правительствами всех стран, что правительства имеют легитимность и право управлять лишь постольку, поскольку это право даровали им управляемые, по мнению сторонников гуманитарных интервенций, оправдывает любое вмешательство во внутренние дела авторитарных государств, даже если оно нарушает установленные принципы международного права. Однако для китайцев, русских и всех, кто не разделяет подобное мировоззрение, США и их союзники устанавливают свои правила не потому, что они правы, а потому что они сильнее. Для нелибералов международный либеральный порядок – это не прогресс, это притеснение.
И это именно так, потому что авторитарные правители Китая и России чувствуют нарастающую угрозу. Поэтому они – сторонники международного порядка, основной ценностью которого является национальный суверенитет и который может защитить авторитарные режимы от гуманитарных интервенций.
И авторитарные режимы достаточно успешны. Ведь идеологические изменения среди наиболее влиятельных мировых держав оказывает определенное влияние на выбор маленьких наций. Именно поэтому был столь привлекателен фашизм в 1930-40 годы, коммунизм в 1960-70 годы, а либеральная демократия в 1980-90 годы.
И не надо думать, что модель современных авторитарных государств не привлекательна для других государств. Современный Китай, например, вполне может утверждать, что принятая им модель экономического развития, которая соединяет открытую экономику с закрытой политической системой, может быть успешно использована и многими другими государствами. А российская модель "суверенной демократии" сегодня успешно используется авторитарными правителями Центральной Азии. Еще большую привлекательность современным авторитарным сверхдержавам придает то, что они не требуют за свою помощь каких-либо институциональных реформ, в отличие от Запада.
* * *
Фактически грядет новое глобальная конкуренция. Как заявил министр иностранных дел России Сергей Лавров: "Впервые за много лет на рынке идей, ценностных систем и моделей развития появилась конкуренция". Хорошая новость для русских состоит в том, что "Запад теряет свою монополию на процессы глобализации".
Разговоры о подобной конкуренции – сюрприз для демократического мира, поверившего, что эра конкуренции прошла, когда пала Берлинская стена. Ведь демократические страны не рассматривают собственные усилия по поддержке демократии и принципов Просвещения за рубежом в качестве аспектов геополитической борьбы, поскольку они не рассматривают их как "конкурирующие истины", но только как "универсальные ценности". Поэтому они не всегда понимают, как эффективно использовать собственную власть и богатство для того, чтобы другие приняли их систему ценностей.
А когда все-таки кто-то и желает присоединиться к НАТО или ЕС, европейские демократии предъявляют слишком жесткие требования к тем, кто стремится в эти международные организации. Яркий пример – Грузия. Объявление ее президентом чрезвычайного положения резко понизило шансы Грузии на присоединение к НАТО. Но если Запад отвернется от Грузии, ей ничего не останется, как присоединиться к Москве.
Таким образом, современная конкуренция – это не возвращение Холодной войны, это больше походит на возвращение соперничества XIX столетия. В XIX столетии авторитарные правители России и Австрии объединили усилия для того, чтобы подавить либеральные выступления в Германии, Польше, Италии и Испании, в то время как Британия помогала либеральным силам на континенте, а США приветствовали либеральные революции в Венгрии и Германии и выражали свое недовольство тем, что Россия послала войска для подавления восстания в Польше. Сегодня Украина уже стала полем борьбы между силами, поддерживающими Запад, и силами, поддерживающими Россию, и вполне вероятно, битва между нами будет продолжаться. И вполне можно предположить, на что будет похожа либеральная Европа, если в Грузии и Украине победят силы, близкие к авторитарной Москве, на что будет похож мир, если в Юго-Восточной Азии победу одержит Китай.
* * *
XXI столетие – будет столетием конкуренции между демократическими государствами и авторитарными режимами. Великие державы по необходимости вынуждены будут выбрать тот или иной лагерь. Индия уже более склонна к тому, чтобы причислить себя к лагерю демократического Запада. То же касается и Японии. Но это вызвано не только господствующими в обществе идеями, для правительств этих стран подобная ориентация – единственная возможность противостоять растущей силе авторитарного Китая.
Однако не стоит думать, что в международных отношениях будущего установится полная симметрия. Наоборот. И существующая реальность только подтверждает это. Так, например, Индия заигрывает с диктаторами Бирмы, для того, чтобы не дать Китаю каких-либо преимуществ в столь важном регионе. Демократические Греция и Кипр поддерживают близкие отношения с Россией, поскольку это отвечает их экономическим и культурным интересам. США же поддерживают союзнические отношения с арабскими диктатурами.
Тем не менее, сегодня именно форма правления, а не "цивилизация" или географическое положение, – лучший индикатор того, кто станет союзником в геополитической борьбе.
Разделение мира на клуб автократий и ось демократии имеет огромные последствия для международной системы. Например, сегодня уже нельзя больше говорить о "международном сообществе". Само это словосочетание предполагает согласие относительно международных норм поведения. Но этого-то как раз и не наблюдается. Современный мир расколот разногласиями по большому числу международных проблем. Особенно ярко этот раскол проявился в отношении к косовской операции, которая разделила демократический Запад от России, Китая и других авторитарных государств.
Можно предположить, что по вопросам, не касающимся политики, таким как борьба с бедностью, изменениями климата и другим, страны с разными политическими системами будут сотрудничать. Но и здесь их различия очень важны. Китай спорит с Западом относительно условий предоставления помощи Африке и тех мер, которые необходимо предпринять для того, чтобы победить бедность на Черном континенте. Он упрекает Запад в том, что именно развитые страны нанесли наибольший вред экологии планеты, а сегодня использует экологические проблемы как прикрытие своего желания не допустить Китай в клуб развитых стран. Что касается нераспространения ядерного оружия, то и здесь интересы соперничающих государств оказывают серьезное воздействие. Китай и Россия уже сотрудничают по данному вопросу с Ираном. США предоставляет помощь Индии в легитимации ею ядерного арсенала.
Упадок "международного сообщества" особенно заметен на примере Совета Безопасности ООН, которые ненадолго пробудившись после окончания Холодной войны, впал в глубокую кому. Лишь дипломатическое искусство Франции и осторожность Китая скрывают тот факт, что Совбез уже дано разделен на демократии и автократии, причем последние постоянно саботируют любые действия, направленные против авторитарных режимов Ирана, Северной Кореи, Судана, Бирмы и так далее.
* * *
Призыв к созданию нового "концерта наций", в который бы вошли Европа, Китай, Россия, США и другие сверхдержавы, не будет иметь успех. Ведь "Европейский концерт" XIX столетия объединяли общие моральные принципы и общие представления о наилучшей форме правления. Европейские нации объединяло общее представление о необходимости защиты монархического порядка от вызова радикалов, стремящихся к революции.
В современном мире подобное согласие отсутствует. Оно в принципе не может появиться в атмосфере подозрительности, когда одни подозревают других в намерении их уничтожить. Подобный "концерт", если он и будет создан, не выдержит и первой серьезной проверки.
Что касается растущих торговых связей, то они могут помочь обозначить тенденции развития конфликта между великими державами. Китайские лидеры сегодня боятся вступать в отрытую конфронтацию с США только потому, что не могут рассчитывать на победу, а также опасаются влияния этого конфликта на развитие экономики Китая. Зависимость же экономик США, Японии и Австралии от китайского экспорта также делает их позицию достаточно осторожной. Нечто подобное наблюдается и в отношении России.
История же свидетельствует о том, что экономические связи не предотвращают конфликты между странами. Торговые связи США и Китая не более развиты, чем торговые связи Германии и Великобритании до Первой мировой войны. Кроме того и сама торговля может порождать определенного рода напряжения и конфликты в отношениях между торгующими странами. Безусловно, современный Китай может достаточно спокойно относиться к требованиям, например, снизить свой экспорт или отменить фиксированный курс национальной валюты в отношении доллара. Однако руководство этой страны не может не чувствовать растущего давления на него со стороны демократических государств.
Этот фактор, а также поиск энергетических ресурсов, заставляет Китай все более склоняться на сторону Судана, Бирмы и государств Центральной Азии. Очевидно, что сами по себе торговые связи не могут остановить надвигающийся конфликт. Ведь нации состоят не из расчетных машин, а из людей, которые любят, ненавидят, испытывают чувство патриотизма, склонны поддерживать ту или иную идеологию и так далее – а причины, из-за которых люди сражаются и умирают все те же, что и тысячелетие назад.
* * *
Сегодня восстание против ценностей Запада уже происходит. Оно происходит в исламском мире, где радикальные исламисты борются с "демоническими" силами модернизации, капитализма и глобализации, которые, как им кажется, создания западных демократий. Именно этот конфликт демонстрирует всю ошибочность теории конвергенции.
Безусловно, этот конфликт кажется менее важным, тем более что длиться он уже не одно столетие. Справедливости ради следует отметить, что в настоящее время используется современное оружие, а не только традиционные методы убийства и суицидальных атак.
Но эта борьба обречена, в борьбе с современностью традиция не может победить. Все нации и богатые и бедные сегодня используют преимущества модернизации и глобализации. Народы смотрят одни и те же телевизионные шоу и фильмы, слушают одну и ту же музыку. Тем самым они воспринимают сущностные характеристики современной этики и эстетики. А их праители хорошо понимают, что усвоение капитализма без политического освобождения протекает намного сложнее.
Сегодня радикальный исламизм – последний оплот сил, борющихся против современности и ее основного продукта – демократии. Однако достичь поставленных целей ему не удастся. Исламистам не удастся вернуть свои общества в далекое прошлое, даже если весь мир позволит им это сделать. Но он не позволит. Ни США, ни любое другое государство не позволят исламистам вернуть под свой контроль страны Ближнего Востока. Частично из-за того, что регион имеет жизненное значение для всего остального мира, частично потому что большинство населения этого региона не желают возвращаться на 1400 лет в прошлое. Они не противостоят ни демократии, на современности. В подобных условиях, проект по созданию теократического государства, отгороженного от всего остального мира, что и намеревается осуществить "Аль-Каида", выглядит более чем фантастическим.
Поэтому в перспективе мир ожидает долгая борьба с исламизмом, поскольку ни одна страна мира не желает предоставить им то, чего они хотят. К сожалению, борьба против общего врага не объединит демократии и автократии. Ведь, хотя страны в этом отношении и находятся по одну сторону баррикад, их соперничество подрывает возможности к сотрудничеству.
Это определенно так в аспекте военной борьбы против радикального исламизма. Европейцы уже устали от "войны с террором", а Россия и Китай с удовольствием наблюдают за усилиями США по уничтожению исламистских групп на Ближнем Востоке и Южной Азии. Однако поддержка Москвой и Пекином авторитарных режимов повышает шансы, что террористы все же получат доступ к ядерному оружию.
Поэтому необходимо понять, что сотрудничество с авторитарными государствами, прежде всего с Москвой и Пекином, в борьбе с терроризмом – это не более чем фикция. Для России борьба с террором – это Чечня, для Китая – провинция Синцзян, населенная уйгурами. Но когда речь заходит об Иране, Сирии, Хезболлах, Россия и Китай оказываются готовы видеть в них партнеров по борьбе между великими державами, а не террористические организации или пособников терроризму.
***
Великая ошибка нашего времени состоит в вере в то, что либеральная демократия придет на смену всем авторитарным режимам, поскольку движение к свободе заложено в человеческой природе. Для многих окончание Холодной войны – означало триумф демократии, победу просвещенческого мировоззрения в конкурентном соревновании идей. Но подобная иллюзия опасна. Безусловно, победы во Второй мировой и Холодной войнах привели к установлению либерального мирового порядка. Но следует понимать, что эти победы не были неизбежными, а их результаты не вечны. Поднимающиеся новые авторитарные державы, реакционные силы радикального ислама подтачивают этот порядок и угрожают ослабить его в ближайшем будущем. Мировым демократиям необходимо начать думать, как они смогут защитить свои интересы и продвигать исповедуемые принципы в мире, в котором грядет новое соревнование.
Источник: "Штаты 2008"
Оригинал статьи