Еще несколько лет тому назад излюбленным занятием высокопоставленных представителей нынешней американской администрации и близких к ней неоконсерваторов было потешаться над военной импотенцией Европы – особенно в сравнении с всесокрушающей мощью Пентагона. Вот что писал шесть лет тому назад гуру американского неоконсерватизма, старший научный сотрудник Фонда Карнеги Роберт Кейган: «В 1990-х мир стал свидетелем не возникновения европейской сверхдержавы, а отката Европы на позиции сравнительной слабости. В начале последнего десятилетия XX века конфликт на Балканах выявил военную беспомощность и политическое замешательство Европы. К концу того же десятилетия кризис в Косове продемонстрировал, что существует разрыв между Европой и Америкой в военных технологиях и возможностях ведения современной войны, который в дальнейшем будет только расширяться... В лучшем случае роль Европы ограничивалась формированием миротворческих сил уже после того, как Соединенные Штаты, по существу в одиночку, провели решающие фазы военной операции и стабилизировали ситуацию. Как иронизируют некоторые европейцы, реальное разделение труда заключалось в том, что США «готовили обед», а европейцы «мыли посуду»» (1).
Особенно широкое распространение в американских кругах эти настроения получили весной 2003 г., в ходе американской военной кампании в Ираке: казалось, что для США помощь и поддержка со стороны международных организаций и других государств просто необязательны, а новый миропорядок будет определяться исключительно волей Вашингтона. Обычно хорошо осведомленный о настроениях в Вашингтоне директор российских и азиатских программ Центра оборонной информации США Н. Злобин писал в марте 2003 г.: «США начинают строить новую международную систему, во главу угла которой будет поставлена стратегическая безопасности Америки и ее друзей. Ради этого Америка готова даже отказаться от союзнических отношений с рядом традиционных партнеров в Западной Европе» (2).
Увы, эйфория длилась недолго. Военные триумфы в Афганистане и Ираке сменились затяжной, вязкой партизанской войной на истощение, которая заставила американское оборонное ведомство напрячь свои силы до предела. Надежды на то, что к лету 2008 года обстановка в Ираке нормализуется, позволяя снизить численность американского контингента в этой стране, пошли прахом после мятежа шиитского духовного лидера Муктады ас-Садра.
В этих условиях Вашингтон вынужден буквально умолять своих европейских союзников выделить дополнительные силы для проведения миротворческой операции в Афганистане и, тем самым, высвободить находящиеся там американские войска. Так, несколько месяцев тому назад президент Дж. Буш обратился к своим натовским партнерам с просьбой направить в Афганистан дополнительно 7500 солдат и офицеров. В настоящее время американские военные составляют менее половины (19 тыс.) из 47-тысячного контингента Международных сил содействия безопасности (International Security Assistance Force, МССБ), находящихся под командованием НАТО. И этого количества войск явно недостаточно для того, чтобы добиться решающей победы над все более дерзкими талибами и, главное, устранить исходящую из Афганистана наркоугрозу.
Нельзя сказать, что эта просьба Белого дома осталась без внимания. Так, еще до саммита НАТО в Бухаресте президент Франции Н. Саркози пообещал перебросить в Афганистан дополнительно один французский батальон (800 человек). Очевидно, однако, что времена, когда американцы «готовили обед», а их европейские партнеры «мыли посуду», давно прошли.
Таким образом, Европа получила – может быть, впервые после окончания «холодной войны» – возможность разговаривать с Вашингтоном твердым голосом по военно-политическим вопросам. В полной мере это сказалось на итогах саммита НАТО в Бухаресте 2-4 апреля 2008 г.
Во-первых, в столице Румынии, несмотря на титанические усилия главы Белого дома, не была удовлетворена просьба Грузии и Украины о присоединении этих стран к Плану действий по членству в НАТО. И дело тут не только в слабых политических позициях Дж. Буша и уж тем более не в желании сделать приятное Москве. Блокируя эту американскую инициативу, европейцы исходили, прежде всего, из собственных интересов: в Европе не видят никакого смысла в том, чтобы пополнять Североатлантический альянс за счет новых клиентов США (и, соответственно, противников «старой Европы»). Европейцы были вынуждены соглашаться на предыдущие раунды расширения Альянса на рубеже веков, когда Европа была слаба и зависима от американской мощи. Но теперь-то ситуация изменилась. В Берлине, Париже, других европейских столицах понимают, что для Украины и (в несколько меньшей степени) для Грузии их пресловутое членство в НАТО – всего лишь этап на пути к вступлению в Евросоюз. Став членами Альянса, Киев и Тбилиси получат неизмеримо бóльшие возможности для достижения этой цели. Ведущие страны-члены ЕС этого совершенно не желают, что и показали итоги Бухарестского саммита.
Во-вторых, в Бухаресте европейцам удалось, наконец, добиться того, чего они требовали еще год тому назад, а именно решения о постепенной интеграции третьего позиционного района стратегической системы ПРО США в общую систему противоракетной обороны НАТО. Так, в ходе встречи министров обороны ЕС в Висбадене (2 марта 2007 г.) министр обороны ФРГ Ф.-Й. Юнг предложил включить новую американскую систему противоракетной обороны, которую планируется разместить в Польше и Чешской Республике, в общую структуру Организации Североатлантического договора. Грманский канцлер А. Меркель тогда же заявила, что лучшим форумом для обсуждения американских противоракетных планов является НАТО (а не США): «Мы…отдаем предпочтение решению в рамках НАТО с проведением откровенных переговоров с Россией» (3).
Год спустя европейцы добились своего. В итоговой декларации Бухарестского саммита Североатлантическому Совету дано поручение «рассмотреть возможности формирования всеобъемлющей архитектуры противоракетной обороны, которая распространялась бы на всю территорию и население Альянса». В декларации также выражена готовность объединить противоракетные системы США, НАТО и России.
Следует напомнить в связи с этим, что первоначальный подход официального Вашингтона состоял в том, что третий позиционный район в Европе – это исключительно дело США и их восточноевропейских союзников и НАТО не должна иметь к этим планам никакого отношения. Именно эта привычка официального Вашингтона ставить как Москву, так и своих союзников по НАТО перед свершившимся фактом уже принятых в США решений по основополагающим военно-стратегическим проблемам, в том числе и по проблеме ПРО, и вызывала наибольшие возражения со стороны Москвы. Российские военные и дипломаты жаловались на то, что диалог с американской стороной по противоракетной проблематике сводился к американским «брифингам» по уже принятым в Вашингтоне военно-политическим решениям. Иными словами, основные решения об архитектуре будущей системы противоракетной обороны американцы собирались принимать сами, оставляя за Россией и за своими натовскими партнерами, в лучшем случае, функции субподрядчиков.
Вышеупомянутое решение Бухарестского саммита открывает, на наш взгляд, бóльшие возможности для противостояния односторонним действиям американской стороны в сфере ПРО. Ведь за последние годы Москва неоднократно предлагала своим евроатлантическим партнерам создать совместную систему ПРО. Так, в интервью американской телекомпании Эн-би-си 1 июня 2000 г. президент РФ В.В. Путин сказал о возможности создания совместной российско-американской системы ПРО, предназначенной для отражения тех угроз, которые направлены против США, России и их европейских союзников. В развитие этого предложения российская сторона 21 февраля 2001 г. передала Генеральному секретарю НАТО конкретные предложения по созданию системы европейской нестратегической ПРО.
В настоящее время Москва рассматривает проект Россия – НАТО по ПРО театра военных действий (ПРО ТВД) с участием российских систем С-300 – С-400 и американской системы «Пэтриот» в качестве одного из самых приоритетных направлений сотрудничества с Североатлантическим альянсом. «Дальнейшее же развитие проекта по ПРО ТВД будет напрямую зависеть от выбора конечной конфигурации системы эшелонированной ПРО, которая разрабатывается непосредственно в НАТО, и влиянием на нее американской системы ПРО», – заявил в интервью агентству «Интерфакс» заместитель министра иностранных дел РФ А.В. Грушко. – Если наши озабоченности учтены не будут, и будет сохраняться опасность подрыва или деформации военно-стратегического баланса, выход на новые формы взаимодействия с НАТО в области противоракетной обороны станет более чем проблематичным» (4).
Таким образом, твердая и самостоятельная позиция, занятая Европой в Бухаресте, открывает новые возможности для диалога между Россией и ведущими европейскими державами, в том числе и по военно-политическим проблемам. Выступая по итогам заседания Совета Россия – НАТО на высшем уровне 4 апреля, президент В. Путин отметил, что он был «в целом удовлетворен состоявшейся дискуссией», выделив среди основных итогов заседания Совета договоренность об упрощении порядка транзита грузов невоенного характера через Россию в Афганистан, инициативу по сотрудничеству в области воздушной безопасности и обсуждение проекта ПРО ТВД.
Сказанное не означает, что отныне отношения между Россией и НАТО станут беспроблемными (чего стоит лишь один лишь ДОВСЕ). Однако восстановление европейской субъектности в мировых делах, утерянной в 1990-х годах., открывает бóльшие возможности для обсуждения и решения этих проблем.
__________________________
(1) Кейган Р. Сила и слабость. //Pro et Contra. – Т. 7, № 4, осень 2002 г. – С. 132.
(2) Известия 18.03.03.
(3) http://www.strana.ru/print/308087.html.
(4) Интервью заместителя Министра иностранных дел России А.В.Грушко по проблематике отношений Россия-НАТО, опубликованное агентством “Интерфакс” 17 апреля 2007 года. www.mid.ru
Владимир БАТЮК
Источник: "Фонд Стратегической Культуры"