http://www.art-catalog.ru/picture.php?id_picture=14808
Холст, масло. 211x279 см
Государственная Третьяковская галерея, Москва
В 1933 году на выставке «15 лет Рабоче-Крестьянской Красной Армии» появилась большая картина «Допрос коммунистов». Она сразу же привлекла всеобщее внимание глубиной и идейностью содержания. Автором картины был Б. В. Иогансон.
История создания «Допроса коммунистов» позволяет яснее определить художественный строй картины и значение метода социалистического реализма в творчестве Иогансона.
Подготовительная работа над картиной была длительной и несистематической.
«Меня лично, – вспоминал художник, – преследовала идея сопоставления классов, желание выразить в живописи непримиримые классовые противоречия.
Белогвардейщина – это особый нарост в истории, это сброд, где смешались и остатки старого офицерства, и спекулянты в военной форме, и откровенные бандиты, и мародеры войны. Каким ярким контрастом этой банде были наши военные комиссары, коммунисты, являвшиеся идейными руководителями и защитниками своего социалистического отечества и трудового народа. Выразить этот контраст, сопоставить его являлось моей творческой задачей».
Определив тему, Иогансон отчетливо понимал, что самое трудное впереди. Чтобы выразить тему, идею картины, надо прежде всего «набрести на сюжет».
Поиски сюжетного решения были главным моментом в подготовке картины.
Художник рассказывает, что он долго не мог найти место действия и обстановку, в которой должны действовать герои его картины. «Мысль бродила вокруг и около. Пробовал я военную схватку. Получалось плохо».
Как же решал Иогансон сюжет картины, какие стадии проходила композиционная работа над ней?
Художник понимал, что претворение темы в сюжет принесет только тогда положительные результаты, когда он пойдет по пути пережитого им, почувствованного им в жизни.
«Каждый из нас,– говорит в связи с этим Иогансон,– начиная с детства и до зрелого возраста накапливает драгоценные впечатления, богатейшие жизненные наблюдения. Мы, художники, профессионально являемся непрерывными наблюдателями. . . Эти жизненные впечатления и наблюдения остаются на «полочках» нашей памяти... И вольно или невольно, как в объективе фотографической камер-обскуры появляются отражения, так и в нашей памяти увиденное запечатлевается и непременно когда-нибудь выплывет совершенно, может быть, для нас неожиданно. Когда в процессе работы всплывают прошедшие впечатления, быть может не сразу, но вы вспомните многое из того, что произошло когда-то: время, обстановку, характерные позы и жесты, выражения лиц, отдельные детали...»
Из биографии Иогансона мы знаем, какие впечатления социального порядка откладывала жизнь в его памяти в юные годы. Огромным фактором воздействия на сознание и зрительные впечатления художника была гражданская война, которую он наблюдал во всем ее неприкрашенном виде. В памяти отложились и черты белогвардейцев и качества, которыми отличались мужественные коммунисты. Запали в память Иогансону и рассказы о партизанском движении. На «полочках памяти» художника лежали также впечатления от прочитанных произведений современной литературы, из которых большое воздействие имели «Чапаев», «Мятеж» Фурманова, «Железный поток» Серафимовича, «Разгром» Фадеева.
«Когда-то,— рассказывает Иогансон,– примерно в самом начале двадцатых годов, я служил в театре у Каменного моста – был там декоратором и даже выступал в отдельных ролях. .. В эти годы в театре шла пьеса (автора и название пьесы не помню). Запомнил только одну сцену: стояла в полушубке девушка, которую допрашивал какой-то офицер. И все. Казалось, я начисто забыл этот эпизод.
Потом, спустя добрый пяток лет, пришлось мне быть в Музее Красной Армии, где я увидел фотографию с наших коммунистов и неподалеку – фотографию бандитов-анненковцев. Я был ошеломлен разительным контрастом лиц: с одной стороны-благородные, красивые, мужественные люди, с другой – отребье рода человеческого. Возникло естественное сопоставление.
И вот тогда из глубины памяти поднимается нечто виденное мной: где-то я видел в полушубке стоящую девушку. Сначала возникает приблизительное оформление идеи в сюжет. Надо столкнуть два класса – когда, в какой обстановке?.. Неожиданно явилась мысль столкнуть их где-то в избе, на допросе, друг против друга. Сначала я представил, что мой положительный герой – девушка, она ассоциировалась с давно прошедшими воспоминаниями о пьесе. Потом возник образ юноши – он больше подходил к моей идее мужества и стойкости класса пролетариев.
Юношу допрашивают белогвардейцы. Где они могли находиться? Скажем, в Сибири. Дальше мысленно уточняю обстановку: ясно, что генералы и офицеры занимали лучшее помещение в городе или предместье. Чье помещение может быть лучшим?– какого-то фабриканта, возможно, мукомола. Явственно представил всю обстановку: полы крашеные, на них дорожка лежит, в углу иконы, портрет Колчака. День морозный, окна заиндевели».
В итоге такого хода творческой мысли определился первый эскиз картины. Здесь все как будто налицо: и конкретная обстановка, и два мира персонажей, и их столкновение. Как иллюстрация к истории гражданской войны, как наглядное пособие к теме о мужестве коммунистов этот эскиз, пожалуй, мог быть приемлем. На нем изображена парадная комната сибирского кулака, местного воротилы. Тут и дорожка на полу, и фикус у окна, ширма, пишущая машинка, на стене портрет Колчака.
За круглым столом – белые офицеры. Один из них разбирает бумаги, второй что-то пишет, а третий, стоя сзади, чистит щеточкой ногти. Допрашивает введенных коммунистов четвертый офицер-аннен-ковец. Он облокотился правой рукой на стол, в левой руке у него стек. Под столом стоит большая корзина с бутылками вина. Допрашиваемых привели двое конвойных. Один из них – фельдфебель, с усами, в белой заячьей ушанке. Держа в руке наган, он оскалил зубы и подобострастно улыбается офицеру. Стоящий рядом с фельдфебелем, сзади коммунистки, пожилой, бородатый сибиряк, должно быть из мобилизованных белыми крестьян, чутко прислушивается к происходящему допросу и что-то обдумывает.
Приведенные конвоем на допрос коммунисты выглядели в первом эскизе совсем иначе, чем в картине. Прежде всего – они стоят совсем близко от своих врагов, почти вплотную к ним. Первой к зрителю, слева, изображена коммунистка, в раскрытом коротком полушубке с меховым воротником. Ей на вид лет тридцать, руки у нее связаны за спиной. Мужчина-коммунист показан тоже в раскрытой одежде. Он средних лет, худой, голова его перевязана белой повязкой.
Живописная гамма эскиза была выдержана в светлых тонах. По композиции эскиз выглядел очень дробным. Между тем в нем уже намечалась убедительная типичность ряда персонажей. Но эскиз не раскрывал главного – в нем не выражена была идейная сила и несокрушимость коммунистов. Допрашиваемые большевики, зажатые между конвойными и офицерами штаба белых, как-то терялись. В эскизе мало было драматической экспрессии, в нем отсутствовала острота социально-политического конфликта.
Этот эскиз, дающий случайное, эпизодическое решение сюжета, не удовлетворил художника. Особенно недоволен был Иогансон фигурой допрашивающего офицера с его надменной позой.
«Стоящий у кресла офицер все время раздражал меня, я сам не понимал почему. Он раздражал меня пластически, стоящие коммунисты и стоящий допрашивающий пластически не увязывались в композиции».
Обобщая свои критические замечания о первом эскизе «Допроса коммунистов», Иогансон в итоге дал ему такую оценку: «Страшная литературщина. Слишком много нагорожено».
Как шла работа над вторым эскизом «Допроса коммунистов»? Основным началом, помогшим преодолеть «литературщину» первого эскиза, здесь было следование художника за главной мыслью произведения: «несмотря на то, что большевики в плену, они должны являться активными фигурами, они наступают и должны раздавить белых».
Как только эта мысль целиком захватила сознание художника, работа над эскизом резко продвинулась вперед к конечному решению композиции картины.
Для выражения определившейся идеи Иогансон ищет выразительные пластические средства. Он ведет упорную «борьбу с материалом», идет на жестокое самоограничение и жертвы. Отметаются многие детали, уходят с полотна уже совсем написанные персонажи. Ушли оба конвоира, офицер с надменной позой, исчезла почти вся обстановка комнаты, исключая кресло и ковер на полу.
В своей работе Иогансон шел верной дорогой лучших мастеров-реалистов прошлого, и прежде всего Репина.
Сравнивая второй эскиз «Допроса коммунистов» с первым, можно утверждать, что он стал полнее по содержанию. Бытовое в нем подчинилось историческому. Художник сократил количество действующих лиц. Второстепенные персонажи отодвинулись еще глубже – на первый план стали коммунисты.
Об этом творческом моменте, решившем идею картины, Иогансон рассказывает:
«Как только я посадил в кресло жандармского полковника, все стало на место и получился более глубокий смысл, получилось желаемое, а именно: коммунисты, несмотря на то что они в плену, наступают, а белые загнаны в угол».
Эта находка сразу же изменила масштабные соотношения между допрашивающими и допрашиваемыми. Белые теперь уменьшились в величине, отодвинулись в край картины; коммунисты, естественно, приобрели крупную масштабность. Почувствовалась острая драматическая ситуация сюжета, конфликт приобрел резкий характер. В эскизе появился вечерний свет, совсем далекий от «веселенького» цвета первого эскиза. Фигуры теперь выступали из темного фона.
Казалось бы, после такого эскиза можно было приступить к непосредственному писанию картины, тем более, что приближался срок открытия выставки. Однако Иогансон не ограничился достигнутым. Он сделал третий эскиз, и, хотя это был лишь только «общий контурный набросок», идейное выражение темы в нем давалось глубже предыдущего.
В чем заключался недостаток второго эскиза? Если в нем художнику удалось передать активность пленных коммунистов, сделать их более монолитными, то изображение самого допроса все еще сбивалось на спор персонажей. Бытовое еще не до конца переросло в историческое. Белые еще не были раскрыты как штаб врагов: сидящий офицер, по существу, один олицетворял их лагерь, так как слева от него записывающий исполнял механическую роль, а задней фигуры почти не было видно.
В третьем эскизе художник превратил сидящего молодцеватого офицера в толстого, с заплывшей шеей полковника, которого он поместил в золоченое кресло, спиной к зрителю. Остальные белые офицеры композиционно объединились вокруг этой новой фигуры. Таким образом, штаб белых в третьем эскизе выявился уже с достаточной отчетливостью. В новом эскизе дается искусственное ночное освещение. «Когда я погасил день и зажег ночной свет, колористически картина зазвучала драмой».
Страстная, горячая работа над максимальным выражением идеи произведения продолжалась и при исполнении картины на холсте. Фигура конвойного уводится в верхний темный край левого угла и остается в нем чуть заметным силуэтом. В правом углу появилось окно с портьерой и через него — дополнительный ночной свет. Наконец, в картине совершенно отчетливо выявился верхний горизонт — во втором эскизе он был еще мало подчеркнут. Такой ракурс в построении композиции лучше позволил художнику показать допрашиваемых коммунистов победителями. Резко подчеркивая покатость пола, Иогансон ставил коммунистов «на возвышение», а белогвардейцев изображал как бы скатившимися вниз.
Живые, горячие краски картины, подчиняющиеся одна другой, звучат, как хорошо слаженный оркестр, в котором чувствуется рука умного дирижера. Здесь есть то техническое мастерство художественного исполнения, которое невольно увлекает зрителя и без которого не может жить произведение искусства.
Картина выдержана в золотисто-красно-коричневом густом тоне. Из этого общего тона тут и там выступают отдельные цветовые удары разной звучности и силы, которые подчеркивают характеристику образов и обогащают пластический строй полотна.
Более половины всего живописного пространства в картине занимает красно-коричневый ковер, по диагонали развернутый перед зрителем. Выбор цвета для него не случаен. Можно было, например, написать ковер голубовато-синим, введя в него орнамент из дополнительных цветов,— это могло бы дать единство тона с мундиром белогвардейского полковника. Но Иогансон выбрал красно-коричневый цвет и не только потому, что этот цвет хорошо сливается с верхним светом и со всем интерьером. Контрастируя с синим мундиром белого офицера, он как бы отнимает его силу, растворяет его в себе.
Широкое мягкое кресло, на котором сидит белогвардейский полковник, тронуто сверкающей позолотой.
Фигура штабного белого полковника воспринимается как образ военного охранителя старого мира. За его апоплексическим затылком видишь не только обычного белогвардейского жандарма; в его облике чувствуешь черты Сухомлиновых, Деникиных, Красновых.
Стены комнаты погружены в полумрак, и это позволило Иогансону рельефнее выделить фигуры и предметы первого плана.
Как крупный художник-психолог, Иогансон самое серьезное внимание обращает на изображение действующих лиц. Анализируя образы, мы видим, как обдуманно подходил он к их характеристике.
Каждый из представителей «белого мира» наделен в картине запоминающимися индивидуальными чертами, но стоит посмотреть их в отдельности, закрывая на время соседствующие с ними фигуры, и образы их предстанут в какой-то мере как образы людей, не обладающих оригинальным личным характером. Изображая всю группу белых, Иогансон подчинил их индивидуальные характеристики выражению общей типической сущности класса эксплуататоров. Художник прибег тут к необычной «ярусной» композиции, поставив фигуры как бы одну над другой. Каждый из этих персонажей привносит свои черты в общую характеристику собирательного образа белого офицерства с его жестокостью и цинизмом.
О полковнике в синем мундире мы уже говорили. Зрителю не видно его лица, но по затылку, по жирной розоватой шее, по спине, по всей обрюзгшей фигуре сразу представляется вся его внешность, все его типические особенности. Один из постановщиков фильма «Чапаев», режиссер Г. Васильев, признавался художнику, что в трактовке внешности полковника (роль которого исполнил И. Н. Певцов) он шел от полковника в синем мундире из картины «Допрос коммунистов». Полковник Иогансона пропитан ненавистью к народу, к коммунистам, как лучшим его представителям. Мы видим, как тяжелая рука его полезла за револьвером, как налилось злобой его лицо, изогнулось все его тело.
Второй офицер — типичный штабист-адъютант. Он обязан подойти к допросу несколько иначе, взвесив все обстоятельства поимки, просмотреть и проанализировать найденные документы, подготовить и оформить донесение начальству. Он спокойнее, сосредоточеннее. Лицо его, глаза – в тени, и только бледный лоб выпукло выделяется светом, подчеркивая при этом приглаженную, с пробором, нафиксатуа-ренную прическу.
Третий офицер – анненковец, есаул в казачьем мундире, с папироской в углу рта, тоже с прилизанной прической. Это явный дегенерат, садист. Лицо его опухло от пьянства и разврата, мутные глаза сверкают дикой ненавистью, не знающей пощады. Иогансон убрал из его рук щеточку для ногтей, которую мы видели в начальном эскизе: в картине, где допрос вступил в решающую фазу, она не нужна. В руке есаула поднятый стек;
еще мгновение – и он ударит по лицам допрашиваемых.
Показывая образы врагов и давая резко отрицательную характеристику их моральных качеств, Иогансон сумел избежать утрировки и шаржа.
Следует подчеркнуть оригинальный композиционный прием, помогающий выразить собирательные черты белого офицерства. Художник обнажает облик классового врага, постепенно раскрывая лицо бело-гвардейщины. На первом плане — затылок полковника с серебристо-голубоватыми, седыми волосами. Лица врага нам не видно, хотя, как мы заметили, вся пластика его фигуры со спины позволяет зрителю угадать его черты. У второго офицера, сидящего за столом рядом с полковником, лицо уже видно, оно показано в три четверти; однако оно значительно затемнено. Полностью мы видим фигуру третьего офицера: враг тут встал во весь рост, он приводит в действие свои угрозы, он во всей неприкрашенной своей мерзости.
Ритмически параллельное, по диагонали, движение плеч и вся экспрессия группы в целом, с острыми углами линий — все это убедительно помогает выявлению нервического состояния классового врага. Весь этот общий силуэт их фигур, изломанный в своих очертаниях, выражает непрочность, неустойчивость.
Группе белогвардейцев Иогансон противопоставляет в картине двух молодых коммунистов. Это – девушка-большевичка и рабочий-большевик. Они стоят рядом, плечом к плечу, их фигуры слиты в упругом, четком и монолитном единстве. Все пластическое решение их фигур подчинено задаче – как можно рельефнее раскрыть великую побеждающую силу исповедуемых ими идей, твердость духа, сознание единства в политической борьбе. Фигуры коммунистов воздействуют не экспрессией движения, не эффектами жестов и мимики, а неисчерпаемой внутренней силой. Мы уже говорили, что сначала коммунисты были изображены по возрасту старше, чем на картине. Первой слева стояла коммунистка. Своим обликом она напоминала сельскую учительницу или районного партийного работника. В мужчине-коммунисте черты рабочего спорили с чертами интеллигента. Во втором эскизе рабочий выдвигается на первый план и принимает явно выраженные черты пролетария. В первом эскизе коммунист с разорванной на плечах одеждой с ненавистью смотрит на офицера и, кажется, вот-вот бросит ему в лицо резкое, бранное слово; во втором эскизе плечи рабочего уже не обнажены. Художник закрыл следы расправы над ним и тем самым отвлек восприятие его образа от налета «страдальчества», которое, несомненно, давало себя знать в первоначальном эскизе. Теперь перед нами выпрямилась крепкая, мощная фигура рабочего-большевика. Руки его заложены за спину, они, очевидно, связаны, но вся фигура выглядит свободно и независимо.
В женщине-коммунистке во втором эскизе заметно проступают черты крестьянки. В ее взгляде, в ее лице видится внутренняя твердость. Вся фигура коммунистки теперь приобрела облик, близкий облику ее товарища. Иогансон сделал своих героев молодыми, и это хорошо говорит о торжестве молодых, новых начал жизни над старыми, отживающими.
В картине лицо и вся фигура коммуниста приобрели недостающую в эскизе внутреннюю собранность, которая сразу же придала одухотворенность и благородство образу. Легче, живее стало лицо коммунистки, в ее облике проступили черты энтузиазма, которые были особенно свойственны советским девушкам в период боев за власть Советов. Девушка держит руки впереди, соединив их кисти. Она стоит, так же не дрогнув ни одним мускулом, и так же крепко и спокойно смотрит в лицо своих врагов, хотя, естественно, внутреннее волнение у нее заметнее, чем у ее товарища.
Иогансон показал мужество коммунистов и их презрение к смерти как мужество людей партии нового типа, которой еще не было в мире.
Следует, однако, признать, что портретная характеристика положительных героев картины раскрыта не до конца. Жалеешь, что художник мало конкретизировал индивидуальные черты своих персонажей. Зритель не до конца ощущает цвет их глаз, очертания бровей, линии губ.
«Допрос коммунистов» имеет полное основание считаться картиной исторической. В ней, правда, нет определенного исторического события, определенных, известных по фамилиям исторических деятелей. Но в ней зато есть другое, более важное.
За борьбой изображенных в ней персонажей мы видим ожесточенные классовые битвы. В картине действуют живые классовые силы, выносится приговор старому миру, утверждается торжество нового.
Сильно и широко воздействуя на зрителей, картина «Допрос коммунистов» явилась важным фактором, способствующим дальнейшему развитию советской живописи на путях социалистического реализма. Она побуждала к решению серьезных идейных задач искусства, давала яркий пример нового, оригинального решения исторической темы.
Созданная в страстном напряжении творческих сил, эта картина не стареет и по-прежнему волнует и своим содержанием и исполнением.
http://sttp.ru/master83.html
|
|
