http://www.art-catalog.ru/picture.php?id_picture=7924
Холст, масло. 250x179 см
Государственная Третьяковская галерея, Москва
Карьера А. П. Антропова как портретиста складывалась под прямым влиянием политических событий, происходивших в России. Смены царствований ощутимо сказались на его творчестве. 25 декабря 1761 года после смерти Елизаветы Петровны на российский престол вступил Петр III, ее племянник и законный преемник. Сын герцога Голштейн-Готторпского Карла-Фридриха и цесаревны Анны, дочери императора Петра I, он еще юношей был вызван в Россию своей теткой и объявлен наследником престола. После принятия православия он сменил имя Карл-Петр-Ульрих на Петра Федоровича.
Святейший Синод для украшения своей парадной залы заказывает А. П. Антропову портрет нового властителя России. Подобная работа входила в обязанности художника, состоящего при синодальном ведомстве. Впервые Антропову представилась возможность явить свое живописное мастерство, создав парадный императорский портрет в полный рост. Это давало ему надежду на то, что при смене царского окружения он сможет получить доступ во дворец и, если повезет, добиться звания придворного художника.
В феврале 1762 года А. П. Антропов исполняет небольшой эскиз, который теперь находится в Третьяковской галерее. В эскизе, где красиво и тонко подобран колорит, Петр III изображен в условном интерьере, который похож не на приемную залу для торжественных аудиенций, а скорее на личные покои. Фигура нового императора помещена в своеобразную живописную раму: с одной стороны ее обрамляет спиралевидная колонна с гирляндами листьев, а с другой – дверной проем с подобранной над ним драпировкой. Слева на розоватой стене художник помещает в резной рокальной раме портрет Петра I – эта деталь должна была свидетельствовать о преемственной законности власти от деда к внуку и завуалировано указывать на программу начавшегося царствования, ведь Петр III заявил в своем первом манифесте, что будет «во всем следовать стопам премудрого государя, деда нашего Петра Великого».
Нам неизвестно в каких отношениях находились художник и государь; мы не знаем, позировал ли Петр III Антропову. Можно догадываться, однако, что эскиз не понравился императору, который претендовал на роль великого правителя и полководца. И живописец отходит от первоначального замысла. Окончательный портрет Петра III (1762, ГРМ) представляет собой парадное полотно, которое отвечало всем канонам этого жанра. Вводятся обязательные для императорского портрета атрибуты величия и царственности: на столе – корона, скипетр, держава; на кресле – горностаевая мантия. Петр III предстает в энергичной позе, с выдвинутой вперед ногой; одной рукой он опирается на маршальский жезл, а другую положил на пояс. Благодаря искаженной перспективе пол дан в немного неестественном ракурсе, и фигура царя возвышается над зрителем. Пространство расширено: в оконном проеме появилась батальная сцена – требуемый по живописному канону намек на выдающиеся полководческие способности Петра III, которыми, он, правда, не обладал. Художнику очевидно хотелось добиться возвышенного и одновременно помпезного эффекта.
Через два с лишнем столетия многими историками искусства портрет будет воспринят как сатира на императора. Н. А. Дмитриева, например, полагает, что у Антропова получился «портрет недоумка с рыбьим туловищем на тонких ногах» (Дмитриева Н.А. Краткая история искусства. Очерки. Вып. II. – М., 1975. С. 311.). То же понимание портрета отражено и у Н. Коваленской: «А. П. Антропов откровенно показывает уродство Петра III, его дегенеративное сходство с обезьяной, его рахитические ноги и вздутый живот. Вполне понятно, что такое изображение императора не могло доставить А. П. Антропову звания придворного художника (Коваленская Н.Н. А.П. История русского искусства XVIII века. – Л., 1940. С. 57.).
Дело в том, однако, что А. П. Антропов до последнего волоска кисти был предан натурной достоверности: портретист с наивной прямотой и живописной точностью написал своего государя таким, каким он был в действительности. А красотой и представительностью Петр Федорович явно не блистал, что отмечали все мемуаристы. Вместе с тем критерий точности, «похожести» в передаче внешности модели оставался главнейшим в традиции отечественного портрета XVIII века. Много времени должно было пройти, чтобы Валентин Серов мог сказать, что если заказчик не похож на свой портрет, то он должен всю оставшуюся жизнь стараться походить на него.
В XVIII столетии русские портретисты отнюдь не писали карикатур на своих заказчиков. Мастера подходил к модели не с позиций обличения или насмешки, а с точки зрения натурного подобия и физиогномической точности. А. П. Антропов создал «портрет торжественный, репрезентативный, – справедливо утверждает Г. Лебедев, – не допускающий и тени какой бы то ни было скептической вольности со стороны художника» (Лебедев Г.В. Русская живопись первой половины ХVIII века. – М., 1938. С.129.). Современники приняли антроповский портрет Петра III вполне благожелательно, он имел очевидный успех. Огромное полотно почти в два с половиной метра было помещено в одно из главных государственных учреждений страны – Святейший Синод, где оно находилось до 1918 года, когда его забрали в Русский музей.
О признании портрета говорит и тот факт, что в феврале 1762 года А. П. Антропову была заказана копия с него для московской конторы Синода, но заказ перехватил Правительствующий Сенат, обладавший бо́льшей властью и бо́льшим влиянием. Для Сената и была написана копия. Позднее, в 1928 году, сенатский портрет попал в Третьяковскую галерею.
За копийную работу художник получил 400 рублей. Много это или мало? Отчасти это можно выяснить при помощи сравнения. Годовой оклад А. П. Антропова в Синоде составлял 600 рублей. Столько же получала в год статс-дама императорского двора, например, заказчица одного из антроповских портретов А. М. Измайлова (1759, ГРМ). Между тем средний, «наиболее нормальный», по В. О. Ключевскому, годовой оброк крепостного крестьянина в 1760-х годах исчислялся 2 рублями, а «крестьянская душа с землей обыкновенно ценилась в 30 рублей» (Ключевский В.О. Сочинения. Т.V. – М., 1958, С. 149, 154.).
В том же 1762 году по ходатайству бывшего члена Синода, архимандрита Троице-Сергиевого монастыря Лаврентия Хоцятовского А. П. Антропов пишет уменьшенный и усеченный вариант того же портрета Петра III. Сейчас он хранится в Сергиево-Посадском музее-заповеднике. Здесь государь представлен поколенно в более спокойной позе. Царские регалии наполовину срезаны рамой картины. Некрасивое лицо Петра Федоровича смягчено светотеневой моделировкой. Авторская копия оказалась более удачной в живописном отношении, чем оригинал. Тогда же А. П. Антропов пишет еще один, четвертый портрет монарха – в обстановке военного лагеря. До Октябрьской революции полотно находилось в Зимнем дворце, затем оно перешло в Русский музей.
Высшим властям определенно пришлась по вкусу именно антроповская интерпретация Петра III. Косвенным подтверждением этому может служить то обстоятельство, что одновременно с А. П. Антроповым писать Петра III был приглашен Ф. С. Рокотов. В апреле 1762 года с небывалой поспешностью – за две с половиной недели – Рокотов исполняет поколенный портрет государя со всеми царскими атрибутами (сейчас он хранится в Нижегородском художественном музее). Картина не произвела благоприятного впечатления при дворе, может быть, потому, что писалась наспех. Рокотовский вариант остался невостребованным, и все последующие заказы были переданы А. П. Антропову (Сахарова И.М. Алексей Петрович Антропов. – М., 1974. С.92.).
Однако дворцовые успехи художника, также как и правление Петра III, оказались кратковременными. При новом царе произошли резкие изменения во внутренней и внешней политике России. Петр Федорович, симпатизировавший прусскому королю Фридриху II, заключил с ним мир, а затем и военный союз, сведя тем самым «на нет» все усилия России в Семилетней войне. Это, разумеется, ущемляло патриотические чувства россиян. Особенно недовольна была гвардия, ударная сила всех дворцовых переворотов. Не принес популярности Петру III даже указ от 18 февраля 1762 года о вольности дворянской, освобождавший представителей благородного сословия от обязательной 25-летней государственной службы, равно как и указ об уничтожении Тайной канцелярии, ведавшей политическим сыском в стране.
Частная жизнь Петра III также не вызывала приязни у столичного дворянства. «Редко стали уж мы заставать государя трезвым и в полном уме и разуме, – с горечью писал очевидец-современник А. Болотов, – а всего чаще уже до обеда несколько бутылок аглинского пива, до которого он был превеликий охотник, уже опорожнившим, то сие и бывало причиною, что он говаривал вздор и такие нескладицы, что при слушании оных обливалось даже сердце кровью от стыда перед иностранными министрами, видящими и слышавшими то и бессомненно смеющимися внутренно» (Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для потомков. Т.II. – СПб., 1871. С. 204.)
Все это привело к перевороту 28 июня 1762 года, в результате которого единовластной императрицей была провозглашена жена Петра III – новая императрица Екатерина II. Петр в сопровождении гвардейцев, которыми командовал фаворит императрицы Алексей Орлов, был отправлен в Ропшу (селение в 30 верстах от Петербурга), где и погиб. По официальной версии, причиной смерти был приступ геморроя. По другой, более вероятной, Петра III убили в пьяной драке люди его жены. Цареубийцей, по-видимому, стал князь Федор Барятинский, а прямым соучастником был Орлов (известен его портрет работы К. Л. Христинека. 1779. ГТГ). Сохранилась копия письма Орлова к Екатерине II с описанием обстоятельств трагедии, разыгравшейся в Ропше.
А. П. Антропову не повезло: перед ним уже вырисовывалась перспектива стать придворным художником при дворе Петра III, но Екатерина Алексеевна, разумеется, не пожелала предоставить столь высокое и престижное место человеку, пользовавшемуся благосклонностью ненавистного ей супруга.
Однако мастеровитые художники были нужны. Впоследствии А.П. Антропов выполнял многие дворцовые заказы и неоднократно писал матушку императрицу. Место придворного художника, однако, закрепилось за датчанином Вигилиусом Эриксеном, создавшим знаменитый конный потрет царицы (после 1762. ГЭ) и портрет перед зеркалом (между 1762 и 1764 гг. ГЭ).
С 1768 года придворным художником Екатерины II стал Стефано Торелли, создававший в ее честь пышные аллегорические полотна. Ради справедливости надо заметить, что по своему живописному мастерству иностранные мастера были выше нашего Антропова.
Пелевин Ю. А.
http://artclassic.edu.ru/catalog.asp?ob_no=15341&cat_ob_no=12792
|
|
