6.2.1 Все неисчислимые мириады монад распадаются, насколько я
знаю теперь, на две онтологически различные категории. Одна –
монады богорождённые. Их немного. Они крупнее масштабно, они
непосредственно вышли из непостижимых глубин Творца, они
предназначены к водительству мирами и с самого начала
приступают к нему, не зная ни падений, ни срывов и в дальнейшем
только возрастая от славы к славе, от силы к силе. Тайну их
божественного рождения не постигает и никогда не постигнет
никто, кроме них самих. В Шаданакаре к числу богорождённых
монад принадлежат Планетарный Логос, Звента-Свентана, демиурги
сверхнародов, Великие Сёстры и некоторые из Верховных Иерархий.
Ни одна демоническая монада Шаданакара не входит в их число,
хотя следует знать, что Люфицер является монадой богорождённой
– единственной из всех богорождённых монад, совершившей
богоотступничество.
6.2.2 Другая категория – все остальные монады мира, монады
богосотворённые. Тайна их творения Богом может быть постигнута
каждой из них, хотя, конечно, на чрезвычайно высокой ступени
восхождения.
6.2.3 Планетарный Логос – великая богорождённая монада,
божественный разум нашей брамфатуры, древнейшая, самая первая
из всех её монад. Её отличие от всех остальных заключается в
том, что она выражает собою, как Слово выражает Говорящего,
одну из ипостасей Троицы: Бога-Сына. Логос Шаданакара совершает
абсолютно непостижимый для нас путь восхождения и творчества по
космической лестнице, и ни одной брамфатуры, исключая
демонические, нет и не может быть без такой монады. Ибо одна
такая монада появляется в каждой из брамфатур на заре её и на
всем протяжении становления всех её сакуал остаётся средоточием
Провиденциальных сил и Божественного Духа.
6.2.4 Планетарный Логос сошёл в Шаданакар, как только созданная
иерархиями материальность брамфатуры стала способна вместить
Его. Слой, в который он сошёл сперва, стал впоследствии
Ирольном. Творчеством Логоса этот слой был подготовлен к тому,
чтобы принять множество юных богосотворённых монад: однако это
творчество не смогло предохранить Шаданакар от вторжения
Гагтунгра; Планетарный Логос и сонмы светлых монад принуждены
были вступить с ним в борьбу. Творились прекрасные законы мира,
чуждые страданию, смерти и какой бы то ни было тьме. Начало
первому человечеству – ангельскому – было положено Самим
Планетарным Логосом и Лилит, существо которой было ещё свободно
тогда от демонического эйцехоре. Одновременно с неустанной
борьбой против демонического стана создавалась Олирна,
создавались сакуалы Высокого Долженствования, Великих Иерархий,
Верховных Стихиалей и подготавливались те слои, которые стали
сакуалами инвольтаций других планет, Солнца и Астрафайра.
Некоторых слоёв, созданных тогда, теперь уже нет: например,
тех, куда поднимались в те времена, достигнув просветления,
человекоангелы. И так как материальность этих существ не была
отравлена никаким эйцехоре, восхождение ангелочеловечества не
было омрачено никаким срывом.
6.2.5 Под представлением о первородном грехе следует понимать то,
что произошло между Лилит и вторгшимся в её мир Гагтунгром, –
то, вследствие чего сатанинское семя – эйцехоре – несут с тех
пор все существа, в создании чьих плотноматериальных цепей рода
принимала или принимает участие Лилит. В демонических существах
эйцехоре господствует даже над монадами, у остальных – в худшем
случае над шельтами. Что касается легенды об Адаме и Еве, то в
ней до того перепутаны все слои, эры и иерархии, что лучше
совсем не трогать этого предания. Во всяком случае, общее
искупление, то есть высветление всех эйцехоре, было бы в конце
концов совершено Христом, если бы Его миссия в Энрофе не была
оборвана.
6.2.6 Зеркально отображая схождение ангельских монад в
Шаданакар, Гагтунгр создал плотноматериальный слой, где обрели
свою инкарнацию более мелкие демонические существа – те самые,
что со временем превратились в чудовищ наших дней: уицраоров,
велг, рыфр, игв, ангелов мрака. А параллельно восхождению
ангелочеловечества стала возникать органическая жизнь в Энрофе,
предназначенном царству животных. Это царство было задумано как
грандиозное сообщество новых, юных, сотворённых и творимых
Богом монад, призванных сойти в наиболее плотные слои
материальности, чтобы просветлить их. Когда же Гагтунгру
удалось исказить законы жизни в Энрофе, наложить свою руку на
животное царство и этим опрокинуть Провиденциальный замысел,
силами Планетарного Логоса было создано второе человечество –
титаны, назначение которых состояло в том же, что и у всех
сообществ Света: в просветлении материи. Со временем они должны
были перейти в Энроф и руководить там процессами просветления
животного царства и некоторых стихиалей – демонических или
отставших. Новой катастрофой явились бунт и падение титанов.
Крушение второго человечества послужило Гагтунгру источником
такого возрастания его мощи, какого он не испытывал ещё
никогда. И если животное царство было только заторможено им в
своём развитии, а титаны сброшены в миры Возмездия и позднее
вырвались оттуда, то Лунное человечество, созданное Планетарным
Логосом и Его силами после титанов, претерпело ещё более
сокрушительный удар и, пройдя через фазу демонизации почти всех
своих шельтов, исчезло с лица Энрофа совсем. Это совершилось
около 800000 лет назад, когда в земном Энрофе человек начал
выделяться из животного царства, а в других трёхмерных слоях
Планетарным Логосом и Его станом было сотворено человечество
даймонов. Его творение было вызвано настоятельной
необходимостью усиления стана Света и тем, что вытекающие из
Отчего лона новые и новые мириады монад искали путей к спуску в
плотноматериальные слои для их просветления. Задача
просветления животного царства на даймонов возложена не была –
их слои никак не связаны с животными, – но просветление
отставших стихиалей было и остаётся одной из их задач.
6.2.7 Что касается так называемой зари человечества, то есть эры
выделения человеческого вида из царства животных, то это была
необычайно унылая и угрюмая заря. Человечество пещерного века
можно и должно жалеть, но не надо его идеализировать: оно было
жестоко, низменно и грубо утилитарно. Оно не знало абсолютно
ничего духовного, кроме магии, а магия утилитарна и корыстна по
самому своему существу. Микроскопическое меньшинство медленно
вынашивало непонятное никому чувство Великих Стихиалей и первые
побеги чувства красоты. Первым же массовым ощущением
трансфизической стороны вещей было переживание разлитой везде
арунгвильты-праны.
6.2.8 Процесс медленного просачивания духовного в сферу сознания
шёл тысячелетие за тысячелетием, капля за каплей; временами
накапливался в подсознании, по прошествии веков, как бы
известный заряд энергии, некий духовный квант, и прорывался
сразу в душу и разум личности. Это были первые люди светлых
миссий, своего рода вестники. Вокруг них создавались маленькие
содружества, открывались ближайшие отрезки дорог
совершенствования. Определённый рубеж во времени, когда это
началось, указать трудно, но, во всяком случае, проблески
заметны уже к концу Кроманьона. Затем наступил долгий регресс,
потом новые вспышки на Американском континенте, и, наконец,
накануне образования Атлантической культуры они слились уже в
непрерывные цепочки света.
6.2.9 Гибель Атлантиды поставила под угрозу всю духовность,
достигнутую за эти невесёлые столетия. Тончайшую ниточку
удалось унести в Африку и через Суданскую культуру передать
Египту. Другую ниточку перебросили в Америку. Наступили века
мучительного волнения для всех сил Света, ибо натиск тьмы бывал
таков, что нить порою воплощалась в одном-единственном человеке
на земле. Легко ли представить себе его беспримерное
одиночество и бушевание мрака, жаждущего погубить его? Можно
было бы назвать несколько странных, неизвестных имён, но лучше
сказать, что эти вестники и герои духа на кровавой заре
человечества впоследствии вплели в дальнейшие свои гирлянды те
прекраснейшие и ярчайшие цветы, чьи имена известны теперь
каждому. Это Эхнатон, Зороастр, Моисей, Осия, Будда, Махавира,
Лао-цзы, апостол Иоанн. Особенно жаркую борьбу выдержал будущий
Гаутама Будда. Это было среди негритянского племени в области
озера Чад, когда Суданской культуры ещё не существовало, а уже
тускнеющий огонь Атлантической мудрости и духовности теплился в
душе этого единственного человека. Нить, переданная в Америку,
оборвалась, и он оставался единственной свечой духа в Энрофе
земного шара. С точки зрения позднейших мерил, прилагаемых к
пророкам и вестникам, он был ещё не так ярок, но он был один, и
этим всё сказано. Синклит Атлантиды был слишком географически
далёк, чтобы оказывать ему действенную помощь; воспринять же
помощь других сил Света своим бодрствующим дневным сознанием он
ещё не умел, и ему казалось, что он выдерживает нескончаемую
битву во мраке абсолютно один. К счастью, на исходе той его
инкарнации у него появилось несколько достойных учеников, и
дело было спасено. В этом-то и невероятность его подвига: без
Синклита!
6.2.10 В соответствующем нашему Энрофу мире даймонов, Жераме,
Планетарный Логос воплотился около 10000 лет назад, когда у
нас переживала свой расцвет Атлантида. Прервать или исказить
Его миссию в мире даймонов Гагтунгру не удалось, физически
умертвить Его воплощение раньше, чем оно исполнилось всей
полнотой сил Логоса – тоже; путь Логоса в мире даймонов
превратился в Его апофеоз, и вся эта сакуала вступила на путь
последовательных просветлений. Миссия Логоса по отношению к
миру даймонов была подобна Его позднейшей миссии по отношению к
нашему человечеству, но там она была доведена до победоносного
конца, и это повлекло за собой ускоренное развитие этой
сакуалы.
6.2.11 Прежде чем достичь вочеловечивания, которое бы вполне
отразило Его сущность, Великий Дух исполнил подготовительный
спуск, воплотившись около 7000 лет назад в Гондване. Там Он
был великим учителем. Однако человечество ещё не было готово
принять духовность, низливавшуюся через воплощённый Логос. Было
основано лишь глубокое и чистейшее эзотерическое учение,
брошены первые семена, перенесённые ветрами истории на почву
других стран и культур: в Индию, Египет, Китай, Иран,
Вавилонию. Воплощение Логоса в Гондване ещё не носило характера
такой полноты, какая позднее проявилась в Иисусе Христе; оно
было, в сущности, подготовкой.
6.2.12 Народ, культура, страна, долженствовавшие стать ареной
жизни Христа, определились, конечно, не сразу. Как необходимое
условие нужен был чёткий монотеизм, исповедуемый не единицами,
а воспринятый уже массой народа. Без этого отсутствовала бы
психологическая почва, необходимая для откровения Бога-Сына. Но
географические и исторические условия, определившие культурный
и религиозный характер народов Индии и Китая, не дали
монотеистической идее способов проникновения в сознание
народных масс. И монотеистическое учение Лао-цзы, и такие же
тенденции в брахманизме остались почти эзотерическими
доктринами. Всё ограничивалось духовными восхищениями отдельных
высоких душ и уединёнными теософскими спекуляциями.
Беспримерная религиозная одарённость народов Индии обусловила
восприятие ими откровения многих Великих Иерархий и создание
синклита, не сравнимого ни с одним другим по своей численности.
Но могучий пантеон Индии как бы заслонял собою ещё более
высокую реальность Мировой Сальватэрры. Индийское религиозное
сознание издавна привыкло к представлению о воплощении иерархий
в облике людей и даже животных; поэтому оно не в состоянии было
бы воспринять совершенную исключительность и особенность
вочеловечивания Планетарного Логоса, его полную принципиальную
несхожесть ни с аватарами Вишну, ни с инкарнациями каких бы то
ни было других светлых сил. Буддизм, мощный своей этической
стороной, избегал чёткой постановки проблемы Абсолюта. Будда,
как и Махавира, считал, что в деле спасения человек должен
полагаться только на самого себя. В этом заблуждении сказалась
отрицательная сторона того страшного духовного опыта, который
он приобрёл во время своего одинокого горения среди планетарной
ночи, – опыта, который он вспомнил, став Гаутамой, но который
он не смог, очевидно, осмыслить до конца. Так или иначе,
буддийское учение, уклонявшееся от прямого обращения к Единому,
своим широким распространением в Индии окончательно вычеркнуло
эту страну из числа возможных арен воплощения Планетарного
Логоса.
6.2.13 В XIV веке до нашей эры была произведена первая в мировой
истории попытка сделать отчётливо формулированный солнечный
монотеизм всенародной религией. Это произошло в Египте, и
исполинская фигура фараона-реформатора до сих пор возвышается
над горизонтом минувших веков как образ одного из первых
пророков в истории. Какое полное одиночество должен был
испытывать этот гениальный поэт и провидец, заканчивая свой
вдохновенный гимн Единому Божеству трагической жалобой: «И
никто не знает Тебя, кроме сына Твоего, Эхнатона!»
6.2.14 Впрочем, понимать эту жалобу с абсолютной буквальностью
нельзя: был, по крайней мере, один человек, разделявший его
одиночество. Роль царицы Нефертити, его жены, как
вдохновительницы и участницы религиозной реформы вряд ли может
быть кем-либо преувеличена. Эта изумительная женщина прошла по
золотистым пескам своей страны посланницей того же Небесного
Света, что и её супруг, и уже давно они оба, неразрывно
связанные творчеством и божественной любовью на всех путях,
достигли высочайших миров Шаданакара.
6.2.15 Попытка Эхнатона претерпела, как известно, крушение. Не
только основанный им культ, даже само имя реформатора было
стёрто с анналов египетской историографии; историческая истина
восстановлена лишь в конце XIX века усилиями европейских
археологов. Вместе с крушением этого замысла и с длительным,
устойчивым господством многобожия выпал из числа возможных арен
воплощения Христа также и Египет.
6.2.16 До ясного единобожия не смог развиться и маздеизм в Иране.
Колоссальный трансмиф этой религии не был вмещён её мифом даже
в малой доле. Ответственность за это падает, конечно, не на её
основателей, ибо они, и в первую очередь сам Зороастр,
подготовили религиозную форму, достаточно ёмкую для вмещения
огромнейшего содержания. Ответственность несут уицраоры Ирана и
его шрастр. Их отображение в Энрофе – империя Ахеменидов –
сумела затормозить всякое духовное развитие, вызвать
окостенение религиозных форм маздеизма, заглушить его мистику,
окаменить этику, направить не на религию, а на себя поток
эстетики, а душевную энергию сверхнарода переключить на
создание великодержавной государственности. Когда эта империя,
наконец, пала и Соборная Душа Ирана была на краткое время
освобождена, сроки были упущены. Религия Митры,
распространившаяся тогда, носит на себе отпечаток творчества
слишком поспешного, откровения слишком неотчётливого. Взор
Избирающего остановился, наконец, на еврействе.
6.2.17 Метаисторическое исследование Библии дало бы возможность
проследить, как инспирировались пророки демиургом этого народа;
как искажённо, но всё-таки его голос улавливали создатели книг
Иова, Соломона, Иисуса Сираха; как вначале примешивалась к
этому откровению, снижая его, инспирация из Шалема, от стихиали
горы Синай, духа сурового, жёсткого и упорного; и как потом
книги Ветхого Завета начинают всё более омрачаться нотами
гнева, ярости, воинственности, безжалостной требовательности:
характерными интонациями уицраоров. Но монотеизм, как
всенародная религия, был необходим, и здесь, именно здесь он
был всё-таки дан; в этом историческая и метаисторическая
заслуга еврейства. Важно то, что, несмотря на бесчисленные
подмены, вопреки спутанности инстанций, вдохновлявших разум и
творческую волю создателей Ветхого Завета, монотеистическая
религия сокрушена не была и под "Я" библейских книг можно, хотя,
конечно, не всегда, понимать Всевышнего.
6.2.18 Насколько метаисторическое познание допускает понимание
задач Христа, стоявших перед Ним в Его земной жизни, настолько
их можно определить пока следующим образом. Приобщение
человечества Духовной Вселенной вместо догадок о ней при помощи
спекулятивной философии и одиноких предчувствий; раскрытие в
человеке органов духовного воспринимания; преодоление закона
взаимной борьбы за существование; разгибание железного кольца
Закона кармы; упразднение в человеческом обществе закона
насилия и, следовательно, государств; превращение человечества
в братство; преодоление закона смерти, замена смерти
материальным преображением; возведение людей на ступень
богочеловечества. О, Христос не должен был умирать – не только
насильственной, но и естественной смертью. После многолетней
жизни в Энрофе и разрешения тех задач, ради которых Он эту
жизнь принял, Его ждала трансформа, а не смерть – преображение
всего существа Его и переход Его в Олирну на глазах мира.
Будучи завершённой, миссия Христа вызвала бы то, что через
два-три столетия на земле вместо государств с их войнами и
кровавыми вакханалиями установилась бы идеальная
Церковь-Братство. Число жертв, сумма страданий и сроки
восхождения человечества сократились бы неизмеримо.
6.2.19 Основанию Христом Церкви в Энрофе предшествовало низлияние
сил Приснодевы-Матери, другой ипостаси Троицы, в высшие миры
Шаданакара. Это низлияние не носило характера личного, не
заключалось в нисхождении какой-либо богорождённой монады. Не
было это низлияние Женственности и первым по времени. Первое
низлияние Женственности за период существования нашего
человечества имело место на четырнадцать или двенадцать веков
ранее, и отголоски интуитивного понимания этого факта можно
найти в некоторых мифах, где он, впрочем, нерасчленимо
сливается с преданиями о жертвенных нисхождениях соборных душ
сверхнародов в тёмные слои, как это мы видим, например, в
Вавилонии. Но два раза именно в Вавилонии, и второй раз именно
в эпоху первого низлияния Женственности принимала воплощение в
человеческом облике та светлейшая из богосотворённых монад,
которой впоследствии предстояло стать Матерью Планетарного
Логоса на земле. Её жизненный путь в тот раз не вывел Её из
пределов небольшого города в Сеннааре; Она была там великой
праведницей и претерпела казнь. В момент Её смерти Мировая
Женственность просветлила всё Её существо, и это предопределило
то, что Она впоследствии стала Богоматерью. Ещё же раньше, до
Вавилонии, Она жила в Атлантиде, где была простою прекрасной
женщиной, матерью многих детей, а до Атлантиды, на самой заре
человеческой цивилизации – в маленьком городке Центральной
Америки. Городок этот совершенно забыт, и его бедные останки
никогда не будут извлечены из-под тропических зарослей
Гондураса или Гватемалы. Раньше, в эпоху первобытных обществ,
монада грядущей Богоматери в человеческом облике не рождалась.
6.2.20 Второе низлияние сил Мировой Женственности в Шаданакар
вызвало, как эхо, в Энрофе как бы смягчение душевной каменности
в существе многих людей: без этого образование Церкви на земле
Иисусом Христом было бы вообще невозможно. Христианские церкви
в том прерванном, незавершённом виде, в каком они знакомы нам
по истории, суть бледные, зачаточные, ограниченные и искажённые
отображения Церкви Шаданакара, пребывающей в наивысших слоях.
6.2.21 В возрасте от четырнадцати до тридцати лет Иисус находился
в Иране и Индии, где Он прошёл сквозь наиболее глубокую
мудрость, достигнутую тогда человечеством, и оставил её далеко
за Собою.
6.2.22 Почему Иисус не облёк в письменную форму изложение Своего
учения? Почему предпочёл доверить эту задачу Своим ученикам?
Ведь, даже будучи боговдохновляемыми, евангелисты оставались
людьми, а великий враг не дремал, и даже на книгах Нового
Завета явственно различается местами его искажающее
прикосновение. Но Христос не мог изложить Своего учения в книге
потому, что учением были не только слова Его, но вся Его жизнь.
Учением было непорочное зачатие и Его рождение в тихую
вифлеемскую ночь, озарённую пением Ангелов; Его беседа с
Гагтунгром в пустыне и Его странствия по галилейским дорогам;
Его нищета и Его любовь, исцеления больных и воскрешения
мёртвых, хождение по водам и преображение на горе Фавор; Его
мученичество и воскресение. Такое учение могло быть изложено,
хотя бы с пробелами и ошибками, только живыми свидетелями этого
божественного жизненного пути. Но в пробелы вкрался исконный
враг; проникая в человеческое сознание авторов Евангелия, он
сумел извратить многие свидетельства, исказить и омрачить идеи,
снизить и ограничить идеал, даже приписать Христу слова,
которых Спаситель мира не мог произнести. У нас ещё нет
способов отслоить в Евангелии подлинное от ошибочного, нет
точных критериев, нет очевидных доказательств. Каждому,
читающему Новый Завет, следует помнить лишь, что учение Христа
– это вся Его жизнь, а не слова только; в словах же, Ему
приписываемых, истинно всё, что согласно с духом любви,
ошибочно всё, отмеченное духом грозным и беспощадным.
6.2.23 Трудно сказать, с какого момента земной жизни Иисуса в
душе Его возникла тревога, сомнение в исполнимости Его миссии
во всей её полноте. Но в последний период Его проповеднической
деятельности всё отчётливее сквозит в Его словах – насколько мы
знаем их по Евангелию – готовность к тому, что господин тёмных
сил может оказаться временным, частичным победителем.
Действительно, видимой формой такой частичной победы явились
предательство Иуды и Голгофа.
6.2.24 Субъективный мотив предательства Иуды заключался в том,
что Христос Своим вочеловечением разрушил в душе Иуды еврейскую
мечту о Мессии как о национальном царе, владыке мира. Эта мечта
горячо пылала в сердце Иуды всю его жизнь до самого дня его
встречи с Иисусом, и её крушение было для него великой
трагедией. В божественности Иисуса он не испытывал ни малейшего
сомнения, и предательство явилось актом смертельной ненависти,
отчётливо осознанным богоубийством. Тридцать сребреников,
вообще мотив жадности был лишь наскоро предпринятой
маскировкой: не мог же он обнажать перед людьми истинных
мотивов своего преступления! Именно характер этих истинных
мотивов вызвал такую беспримерно тяжёлую форму кармического
возмездия, какою было его ниспадение в Журщ.
6.2.25 Отсюда ясно, какое необъятное значение имели события,
развернувшиеся в Иерусалиме после торжественного вступления
Иисуса Христа в этот город. К этому моменту Планетарный Логос
ещё не мог подготовить Своё воплощение к трансформе; Голгофа
обрекала Его на мучительную человеческую смерть. Избегнуть
казни Он не хотел, хотя и мог: это было бы отступлением, да и
всё равно Гагтунгр умертвил бы Его несколько позже. Но после
смерти для Него оказалась возможной трансформа иного рода:
воскресение. А между этими двумя актами совершилось то
потрясшее Шаданакар нисхождение Его в миры Возмездия и
раскрытие вечно замкнутых врат этих миров, которое воистину стяжало
Иисусу имя Спасителя. Он прошёл сквозь все слои магм и ядра;
непреодолимым оказался только порог Суфэтха. Все остальные
пороги были сдвинуты, запоры сорваны, страдальцы подняты – одни
в миры Просветления, другие в шрастры, третьи в верхние слои
Возмездия, начавшие преобразовываться из вечных страдалищ во
временные чистилища. Так было положено начало великому, позднее
всё возраставшему смягчению Закона кармы.
6.2.26 Физическое тело Спасителя, покоившееся во гробе,
просветлилось и, будучи возвращено к жизни, вступило в иной,
более высокий слой трёхмерной материальности – в Олирну. Те
свойства плоти Его, которые были замечены апостолами между Его
воскресением и вознесением – способность прохождения сквозь
предметы нашего слоя и, вместе с тем, способность принимать
пищу, способность необычайно быстрого преодоления пространства,
– объясняются именно этим. Та же новая, вторая, трансформа,
которая описана в Евангелии как вознесение, была не чем иным,
как переходом Спасителя из Олирны ещё выше, в следующий слой из
числа тогда существовавших. Спустя некоторое время Он провёл
через трансформу Богоматерь Марию, а ещё несколькими
десятилетиями позднее – апостола Иоанна. Впоследствии
совершались трансформы и некоторых других великих человеческих
душ.
6.2.27 Постепенно восходя от силы к силе, уже девятнадцать веков
возглавляет Воскресший борьбу всех светлых начал Шаданакара
против демонических начал. В первые века христианства были
созданы новые просветляющие слои – Файр, Нэртис, Готимна, потом
Уснорм, и движение многих миллионов просветляемых через эту
сакуалу было убыстрено. Через христианские церкви низливался
могучий поток духовности, истончая и просветляя всё больше
человеческих душ; возникли и расцвели блистающие затомисы
христианских метакультур с их многолюдными, всё светлее
и светлее становившимися синклитами. Грандиознейший процесс превращения
страдалищ в чистилища к нашему времени достиг едва ли половины
своего пути; ждёт преобразования сакуала магм, а самые
чистилища должны постепенно измениться ещё более. Элемент
возмездия из них будет устранён совсем; для душ с отягчённым
эфирным телом его заменит такая духовная помощь им со стороны
синклитов, которую можно уподобить не наказанию, а только
врачеванию.
6.2.28 За эти века Богоматерь Мария исполнила Своё восхождение из
мира в мир. Помощница всех страждущих, особенно всех мучающихся
в преисподних, всеобщая Заступница и великая Печальница за всех
и за вся, Она, так же как Её Сын, пребывает в Мировой
Сальватэрре, принимая для нисхождения в другие слои
светозарно-эфирное облачение. Спаситель, пребывающий, как
Планетарный Логос, во внутреннем чертоге Сальватэрры, уже много
столетий обладает властью облекаться в создаваемые Им
светоносно-эфирные тела: таким Он нисходит в затомисы, общаясь
там с синклитами метакультур. Его мощь возросла неизмеримо;
однако смысл процессов, совершавшихся в эти два тысячелетия в
наивысших мирах Шаданакара, мы воспринять сейчас ещё не в
состоянии, хотя с точки зрения метаистории в них заключается,
очевидно, самое главное.
6.2.29 Но если потусторонняя борьба Иисуса Христа с демоническими
силами ознаменовалась рядом мировых побед, то недовершённость
Его миссии в Энрофе сказалась в неисчерпаемом множестве
трагических следствий.
6.2.30 Самоё учение оказалось искажённым, перепутанным с
элементами Ветхого Завета – как раз теми элементами, которые
преодолевались жизнью Христа, а если бы эта жизнь не оказалась
оборвана, были бы преодолены окончательно. Основная особенность
этих элементов – привнесение в образ Бога черт грозного,
безжалостного судьи, даже мстителя, и приписывание именно Ему
бесчеловечных законов природы и нравственного возмездия. Эта
древняя подмена служит немалым тормозом на восходящем пути
души: спутанность в сознании божественного с демоническим
заставляет свыкнуться с идеей оправданности, предвечности и
неизменности тех самых законов, ответственность за которые
несёт Гагтунгр и которые должны быть облегчены, одухотворены,
изменены в корне. Такое снижение уровня этического понимания
естественно ведёт к сосредоточению внимания на своём личном
спасении, а импульс социального сострадания и активное
стремление к просветлению мира оказываются в параличе.
6.2.31 Недовершённость миссии Христа сказывается и в том, что
материальное начало в природе и плотское в человеке не
дождались предназначенного им просветления во всеобщих
масштабах, а не в одном только естестве Самого Христа. И,
оставшись непросветлёнными, они были выброшены христианскою
церковью за пределы того, что обнималось ею, что ею принималось
и благословлялось. Таинства крещения и причащения отрезали
неофита от языческого оправдания самодовлеющего плотского
начала; никакого же иного осмысления, высшего, не давалось. Эта
аскетическая тенденция христианства, едва смягчённая
компромиссным институтом таинства бракосочетания, эта
поляризация понятий «духа» и «плоти», которую влекло за собой
христианство во всех охваченных им культурах и которая привела
в конце концов к безрелигиозной эре цивилизации, – всё это не
было простой случайностью или хотя бы явлением только одного
исторического плана. Напротив, в этом отразилась особенность,
свойственная христианству в его метаисторической судьбе, –
особенность, предопределённая именно оборванностью миссии
Христа в Энрофе.
6.2.32 Главное же, в Энрофе вообще не совершилось коренного
сдвига. Законы остались законами, инстинкты – инстинктами,
страсти – страстями, болезни – болезнями, смерть – смертью,
государства – государствами, войны – войнами, тирании –
тираниями. Образование церкви в человечестве, обременённом
прежней самостью и не ограждённом от тёмных инспираций, не
могло вызвать того стремительного прогресса – духовного и
нравственного, который совершился бы, если бы Гагтунгр не
оборвал жизнь Христа. Поэтому девятнадцать веков человечество
двигалось по изломанному, зигзагообразному, неравномерному и
односторонне суженному пути: он – равнодействующая между
работой Провиденциальных начал и яростным воздействием
Гагтунгра.
6.2.33 Половинчатый характер победы великого демона поверг его в
длительное состояние, которое ни с каким человеческим, кроме
предельной ярости, сравнить невозможно. Это неистовое бушевание
доносилось и в Энроф, порождая небывалые волнения на
поверхности всемирной истории. Ряд тиранов-чудовищ на престоле
Римской империи, которым ознаменовался I век новой эры, их
злодеяния, не сравнимые ни с чем, бывшим до или после них, их
неподдающаяся рациональному толкованию кровожадность, гордыня,
бешенство, их нечеловеческая изобретательность в области
придумывания новых способов мучительства, уродливая
искажённость их творческого импульса, побуждавшая их воздвигать
сооружения, неслыханные по своей грандиозности, но либо
потакавшие самым низменным инстинктам масс, как Колизей, либо
совершенно бессмысленные, как абсурдные начинания Калигулы, –
всё это отголоски неистовства того, кто увидал, что извечный
враг его хотя и задержан на Своём пути, но стал могущественнее
и теперь будет возрастать от славы к славе.
6.2.34 Уже за несколько веков до Христа Гагтунгром было найдено
внушительное оружие: удалось воплотить в соответствующих слоях
некие огромные по масштабу демонические существа и начать в
Вавилоно-Ассирии и Карфагене первую династию уицраоров. Один из
её отпрысков, уицраор еврейства, добросовестно помог своему
господину в его борьбе с Христом во время жизни Спасителя в
Энрофе: без этого уицраора вряд ли оказалось бы возможным
захватить полностью волю Иуды Искариота и многих пастырей
еврейства, воображавших, что преследованием и казнью Христа они
защищают интересы своего народа. Но и помимо этого, «Умный дух»
хорошо понимал, что создание двух, трёх, нескольких хищных
существ одного плана, одного слоя приведёт, по закону борьбы за
существование, к победе сильнейшего из них, пока сильнейший из
сильнейших не распространит в будущем на все шрастры власть
свою, а на весь земной Энроф – власть своих человекоорудий. Так
будет подготовлено всё для абсолютной тирании. Именно в
осуществление этой мысли были созданы династии уицраоров также
в Иране и Риме, и римская оказалась сильнее других.
6.2.35 Похоже на то, что в I веке, уже после воскресения Христа,
главная надежда Гагтунгра возлагалась именно на Форсуфа –
уицраора Римской мировой державы. Более того: кажется, что даже
силы синклитов тогда не обладали уверенностью в том, что
бешенство Гагтунгра, удваивавшее его силы, не приведёт в
близком будущем к явлению антихриста и не сократит сроков
первого эона, умножив тем самым число духовных жертв до
непредставимых размеров, а задачи второго эона усложнив до
крайности. Этой тревогой объясняется та апокалиптическая,
правильнее сказать эсхатологическая, настроенность, то ожидание
конца мира в недалёкие дни, которое охватило христианские
общины и еврейство в первые десятилетия после воскресения
Христа. К счастью, эти опасения не оправдались: сил Гагтунгра в
ту пору хватило лишь на фантастически нелепые кровавые
безумства кесарей да на попытки истребить христианскую церковь
физически. Однако уже в середине I века намечается и другая
линия в деятельности Гагтунгра. Пользуясь тем, что миссия
Христа в Энрофе осталась недовершённой и поэтому основанная Им
церковь, вместо всемирного апофеоза, едва теплится в виде
нескольких маленьких общин под грузными пластами
государственных институтов, созданных уицраорами, и под косными
толщами инвольтированных ими психологий, – силы Гагтунгра
начинают вмешиваться в жизнь самой церкви. Выдвигается
высокоодарённая и глубоко искренняя в своём порывании к Христу
волевая личность, в которой еврейская навязчивость и
агрессивная еврейская суровость сочетаются с
рассудочно-правовым сознанием римского гражданина. Этот человек
был носителем некоей миссии, безусловно светлой, но указанные
личные и наследственные черты его извратили понимание этой
миссии им самим. Вместо продолжения Христова дела, вместо
укрепления и высветления церкви духом любви, и только одним этим
духом, тринадцатый апостол развёртывает громадную, широчайшую
организационную деятельность, цементируя разрозненные общины
строгими уставами, неукоснительным единоначалием и даже
страхом, так как опасность быть выброшенным, в случае
ослушания, из лона церкви порождала именно духовный страх. То
обстоятельство, что апостол Павел никогда не встречал Иисуса
Христа при Его жизни и был, следовательно, лишён всего того
благодатного, что исходило непосредственно от Иисуса, – это
обстоятельство не менее многозначительно, чем и другое: то, что
Павел не испытал, как остальные апостолы, схождения Святого
Духа. И однако остальные апостолы как бы отодвигаются на второй
план, каждый из них сужает свою деятельность до локальных
задач, до создавания христианских общин в той или другой
стране, а лишённый благодати Павел постепенно оказывается
центральной фигурой, возвышающейся надо всеми общинами, все их
объединяющей и всем им диктующей то, что ему кажется
продолжением Христова дела.
6.2.36 Это, быть может, первое явственное проявление решимости
Гагтунгра в корне изменить демонический план. К концу I века
внезапно меняется обстановка и вся атмосфера на верхах римской
государственности. Последний изверг на престоле, Домициан,
падает жертвой заговорщиков. Эра кесарских безумств резко
прерывается. Дальше на протяжении целого столетия сменяются на
престоле вполне достойные монархи. Они, конечно, выполняют то,
к чему обязывает их логика власти, то есть воля уицраора
Форсуфа, стараются укрепить ту государственную систему, которая
обеспечивала уицраору такой неисчерпаемый приток красной
питательной росы (она называется шавва), но не видно уже ни
прежних воспалённых мечтаний о всемирном единодержавии, ни
бредовых строительных замыслов, ни «живых факелов», то есть
облитых смолой и подожжённых христиан, которыми озарял свои
оргии Нерон. Государственная жизнь входит в более или менее
нормальное русло. Другими словами, Форсуф заботится о продлении
своего существования, но стремлений ко всемирной власти ему
более не внушается. Ось высшего демонического плана изменилась.
Идея довести Римскую империю до стадии планетарного владычества
– отброшена. Во главу угла кладётся другая: захватить
христианскую церковь изнутри.
6.2.37 При всех искажениях, вызванных в христианстве духовной
ограниченностью человеческих тысяч, его создававших,
христианская церковь (а позднее – церкви) являла собой устье
могучего духовного потока, низливавшегося с планетарных высот.
В глазах «Умного духа» церковь стала фактором первостепенной
важности и для захвата её изнутри были использованы все
средства. Семитическая религиозная исключительность, греческий
духовный сепаратизм, римская безжалостность и жажда
политической гегемонии во что бы то ни стало – всё было
привлечено на помощь во втором, третьем, четвёртом, пятом веках
христианской эры. Для достижения основной цели этого было,
конечно, мало, но отвлечь церковь от её прямых задач, замутить
её духом ненависти, увлечь её в океан политических волнений,
подменить непреходящие духовные цели злободневно-житейскими,
подчинить восточную её половину власти императоров, а западную
– идеям ложно понятой теократии удалось вполне. Церковь
становится миродержавной силой – тем хуже для неё! Человечество
ещё далеко от той нравственной высоты, на которой возможно
сочетать миродержавное водительство с этической
незапятнанностью.
6.2.38 Моя неосведомлённость мешает мне – не говорю уж,
нарисовать панораму девятнадцативековой борьбы Гагтунгра с
силами Воскресшего, – но даже наметить хотя бы главные её
этапы. Более или менее ясны для меня только отдельные, очень
немногие её звенья.
6.2.39 Так, например, уясняется мало-помалу метаисторическое
значение личности и деятельности Мухаммеда. Стоя на точке
зрения какой-либо ортодоксии, мусульманской или христианской,
сравнительно легко дать ту или иную, положительную или
отрицательную оценку этой деятельности. Но, стремясь сохранить
объективность, неизбежно наталкиваешься на такие соображения и
доводы, противоречивость которых не позволяет вынести
окончательного суждения. Казалось бы, не подлежат сомнению ни
религиозная гениальность Мухаммеда, ни его искренность, ни его
вдохновлённость высокими идеалами, ни та особая огненная
убедительность его проповеди, которая заставляет признать в нём
подлинного пророка, то есть вестника мира горнего. С другой
стороны, непонятно, в чём же, собственно, можно усмотреть
прогрессивность его учения сравнительно с христианством; если
же такой прогрессивности в его учении не заключено, то зачем
оно было нужно человечеству? Отношение к Мухаммеду как к
пророку ложному тоже не помогает уяснению дела, так как
остаётся совершенно непонятно, каким образом религиозное
лжеучение смогло всё-таки сделаться неким каналом, по которому
духовность изливается в толщу многочисленных народов, пламенным
поклонением Единому Богу поднимая ввысь миллионы и миллионы
душ.
6.2.40 Метаисторическое познание даёт на эти вопросы неожиданный
ответ, одинаково неприемлемый, к сожалению, ни для
христианской, ни для мусульманской ортодоксии. Дело в том, что
правильный ответ может быть нами найден, только если мы
убедимся, что Мухаммед явился в тот исторический момент, когда
Гагтунгром было уже подготовлено появление на исторической
арене подлинного лжепророка. То была фигура огромного масштаба,
и столь же огромна была бы духовная опасность, в лице этого
существа нависшая над человечеством. Лжепророк должен был
оторвать от христианства ряд окраинных народов, воспринявших
эту религию поверхностно, увлечь за собой ряд других наций, к
христианству ещё не примкнувших, а в самом христианстве
возбудить сильнейшее движение прямой демонической
направленности. Несовершенство христианской церкви было почвой,
на которой подобное ядовитое семя могло бы дать богатейший
плод, завершившись водворением у кормила духовной и
государственной власти группы явных и тайных приверженцев
Гагтунгра.
6.2.41 Пророк Мухаммед был носителем высокой миссии. Смысл её
сводился к тому, чтобы, вовлекая в движение молодой и чистый
арабский народ, едва-едва прикоснувшийся к христианству,
вызвать его силами в христианской церкви пламенное движение в
сторону религиозной реформации, в сторону очищения христианства
от крайностей аскетизма, с одной стороны, от подчинённости
церкви государственным властям – с другой, от теократического
единовластия, которого уже добивалось папство, – с третьей. Но
Мухаммед был не только религиозным проповедником, он был
гениальным поэтом, даже больше поэтом, чем вестником мира
горнего: он был одним из величайших поэтов всех времён. Эта
поэтическая гениальность, в сочетании с некоторыми другими
свойствами его натуры, увлекала его в сторону от
неукоснительного прямого религиозного пути. Струя могучего
поэтического воображения вторглась в русло его религиозного
творчества, искажая и замутняя то откровение, которое было ему
дано. Вместо реформы христианства Мухаммед позволил себя увлечь
идеей создания новой, чистейшей религии. Он и создал религию.
Но так как откровения достаточного для того, чтобы сказать
воистину новое слово после Христа, у него не было, то созданная
им религия оказалась не прогрессивной, сравнительно с учением
Христа, а регрессивной, хотя и не ложной, и не демонической.
Эта религия действительно вовлекла в свой поток те народы,
которые без Мухаммеда стали бы добычей того, кого подготавливал
Гагтунгр. Поэтому окончательная оценка роли Мухаммеда не может
быть ни полностью отрицательной, ни полностью положительной.
Да, это был пророк, и религия, им созданная, – одна из великих
религий правой руки; да, появление этой религии уберегло
человечество от больших духовных катастроф. Но, отрицая многие
основные идеи христианства, эта религия регрессировала к
упрощённому монотеизму; она, в сущности, не даёт ничего нового,
и теперь понятно, почему в числе Великих Трансмифов, в числе
пяти хрустальных пирамид, блистающих на высотах Шаданакара, нет
трансмифа ислама.
6.2.42 Здесь я укажу ещё лишь на одну линию демонического плана,
без знания которой нельзя понять дальнейшего и которая должна
превратиться в своё время – и в истории, и в метаистории, –
если можно так сказать, в основную магистраль.
6.2.43 Говоря о том, что никакой демон, сколь
масштабно-грандиозен он ни был бы, не в состоянии породить ни
одной монады, я надеялся, что на это обстоятельство будет
обращено должное внимание. После вочеловечения Планетарного
Логоса решающей ареной борьбы сделалось человечество, и в
демоническом разуме выкристаллизовалась мечта: создать, пусть
медленно, такое человекоорудие, которое в силах было бы
осуществить в историческом плане абсолютную тиранию и
превращение населения земли в дьяволочеловечество. Опять
проявилась творческая скудость демонических начал: ничего
самостоятельного измыслить не удавалось; можно было только
отдаться законам мышления «по противоположности» и рисовать
себе картины, зеркально-искажённо противопоставляемые силам и
путям Провидения. Космосу противопоставлялся антикосмос, Логосу
– принцип формы, Богочеловечеству – дьяволочеловечество, Христу
– антихрист.
6.2.44 Антихрист! Введением этого понятия в круг настоящей
концепции я отпугну больше читающих, чем, может быть, отпугнул
всем рядом предшествующих глав. Понятие это дискредитировано
многократно: и плоским, мелким, вульгаризированным содержанием,
влагавшимся в него, и злоупотреблениями тех, кто своих
политических врагов провозглашал слугой антихриста, и
неоправдавшимися прорицаниями тех, кто в чертах давно
промчавшихся исторических эпох уже усматривал черты
наступающего антихристова царства. Но если бы введением этого
воскрешаемого понятия я отпугнул в десять раз больше человек,
чем отпугну – всё равно понятие антихриста сюда введено,
крепчайшими нитями со всей концепцией связано и не будет из неё
устранено до тех пор, пока она сама существует.
6.2.45 Так как Гагтунгр не в состоянии творить монад, а
демонические монады быть воплощёнными в человечестве не могут,
то ему оставалось воспользоваться для своего замысла одной из
монад человеческих. Какую тёмную миссию ни осуществлял бы
человек, какой страшный след ни оставил бы он в истории, всё
это тёмное исходит не от его монады, а от его шельта.
Демонизироваться может только шельт, но не человеческая монада.
В тех редчайших случаях, как с родоначальником царства игв или
с Клингзором, когда личность, достигнув предельно ясного
сознания, совершает богоотступничество, совершает его не
монада, а только шельт. При этом совершается нечто воистину
жуткое: отказ от собственной монады именно потому, что она не
может санкционировать богоотступничества, и полное вручение
себя – то есть шельта и всех его материальных облачений – воле
и власти Гагтунгра. Связь между монадой и шельтом прерывается.
Монада удаляется из Шаданакара, чтобы начать свой путь сызнова
где-то в иных брамфатурах, а шельт или отдается какой-либо
демонической монаде, по каким-нибудь причинам ещё не имеющей
шельта, или становится непосредственным орудием Гагтунгра,
причём отсутствие монады восполняется отчасти воздействием его
собственного духа. В обоих случаях шельт демонизируется
окончательно, то есть происходит постепенное перерождение его
материальной субстанции: сиайра – материальность, созданная
светлыми силами брамфатуры, заменяется так называемой аггой –
материальностью демонического происхождения; то же происходит и
с астральным телом. (Структурно агга отличается от сиайры тем,
что она лишена микробрамфатур, а составляющие её элементарные
частицы – не одушевлённые и даже частично разумные существа,
как в сиайре, но мёртвые неделимые материальные единицы. Агга
состоит всего только из одиннадцати типов таких тёмных
антиатомов, представляя собой бесчисленное множество их
комбинаций.) – Естественно, что существа с подобными
демонизированными шельтами и астралами не могут более рождаться
ни в каких слоях, кроме демонических. Таким образом,
возможность инкарнации в человечестве для них оказывается
исключённой.
6.2.46 А так как замысел создать антихриста имел в виду именно
воплощение его в человечестве, то Гагтунгру оставалось одно:
захватить одну из человеческих монад, оборвать с неё все
одевающие её покровы сиайры, то есть шельт, астрал и эфир, и
постепенным трудом создать для неё другие покровы из агги.
Уничтожение её прежнего, светлого шельта не находилось во
власти Гагтунгра, но, лишённый монады, как бы духовно
обезглавленный, он мог бы пребывать в состоянии неограниченно
долгой духовной летаргии где-то в своеобразном трансфизическом
склепе, в закоулках Гашшарвы. Похищение монады требовало
неимоверных усилий и длительной подготовки. Оно удалось только
в IV веке нашей эры, когда Гагтунгр сумел вырвать из Ирольна
одну человеческую монаду, в прошлом проходившую некогда через
инкарнацию ещё в человечестве титанов, а теперь связанную с
шельтом, едва успевшим закончить путь по Энрофу в облике одного
из императоров Рима. Но единственность подобного существа
вызывала у Противобога опасение, что непредугаданное
вмешательство Промысла сорвёт демонический план. И в дальнейшем
было похищено ещё несколько монад – своего рода «резерв», или,
если можно так выразиться, кандидаты в антихристы. В
исторической перспективе между ними вырисовывались жесточайшие
схватки, победа сильнейшего, удачнейшего, и сосредоточение
демонической работы именно над ним.
6.2.47 Шельты, у которых были похищены их монады, действительно
лишились возможности рождаться где бы то ни было. Как бы
замурованными в глубине Гашшарвы они остаются и по сей день. А
похищенные монады, отягчённые материальными покровами из агги,
как бы связанные по рукам и непосредственно направляемые
Гагтунгром, двинулись по пути демонического совершенствования,
от века к веку воплощаясь в человечестве.
6.2.48 Вскоре одна из них, а именно бывшая монада императора,
стала опережать других. От инкарнации к инкарнации вёл её
похититель, преодолевая её сопротивление и добившись под конец
почти полного угасания её светлой воли. Во время воплощения
этого поразительного существа уже в XV веке оказалось, что
монада как автономная сила окончательно парализована, а
созданные для неё материальные покровы всё лучше выполняют
веления демонической инспирации. Хотя от осуществления всех
возможностей, в них заложенных, они ещё очень далеки.
Инкарнация эта пришлась на кульминационный момент
метаисторической борьбы Романо-католической метакультуры. Оно
было связано с одной из наиболее очевидных, драматических и
жутких попыток Гагтунгра захватить церковь изнутри – попыткой,
которая остаётся до сих пор исторически последней. Я уже
упоминал в другом месте, что за тем крайним течением в
католицизме, которым был омрачён конец средних веков и которое
нашло своё наиболее законченное выражение в институте
инквизиции, стояло одно из кошмарнейших исчадий Гагтунгра, а
борьба против него сил Света закончилась победой только в XVIII
столетии. Что же касается дьявольского человекоорудия, то оно
появилось на исторической сцене раньше, внешне приобретя облик
активного борца за всемирную теократию. В русской
художественной литературе есть поразительное творение, автор
которого, без сомнения, не мог не обладать духовным знанием об
этом событии, хотя знание это не стало полностью достоянием его
дневного, бодрствующего "я". Я имею в виду «Легенду о Великом
Инквизиторе». Тот, кто должен стать антихристом в недалёкие
теперь уже времена, был, можно сказать, схвачен за руку
Достоевским на одном из важнейших этапов своего
предсуществования. Правда, эта историческая личность не
оставила по себе громкого имени: оно известно теперь лишь
специалистам-медиевистам, как имя одного из довольно заметных
тогда деятелей испанской инквизиции. Примерно тогда же стала
уясняться Гагтунгру неудача его общей попытки обратить
исторический католицизм в своего слугу, да и вообще
невозможность объединения всего мира на основе римской
космополитической иерократии. Без объединения человечества
абсолютная тирания была неосуществима, но для этого
объединения, на какой бы то ни было основе, не имелось ещё
множества необходимых предпосылок.
6.2.49 Я в других местах остановлюсь на некоторых важнейших
метаисторических коллизиях, имевших место в течение последних
веков. Как и предвидел Иисус Христос, этот ход развития привёл
к близости теперь уже решительного сражения, неизбежного в силу
исконной агрессивности демонического начала и его стремления к
универсальной тирании.
6.2.50 Всемирная мощь Того, Кто был Иисусом Христом, возросла за
эти века неизмеримо. Если бы Он опять явился в Энрофе теперь,
перед чудесами, которые Он мог бы совершить, померкли бы все
чудеса Евангелия, все чудеса индийских и арабских легенд. Но
это пока не нужно. До Его второго пришествия осталось ещё два
или три столетия, и за это время Он сможет достичь такой мощи,
чтобы совершить величайший акт истории и метаистории – смену
эонов. Смена эонов будет качественным изменением материальности
человечества, рождением всех синклитов метакультур в
просветлённых физических телах здесь, в Энрофе, вступлением
тех, из кого будет состоять дьяволочеловечество, на длительный
искупительный путь в иных слоях, и наступление в Энрофе того,
что в священном Предании называется тысячелетним царством
праведных. Акт второго пришествия должен совершиться
одновременно во множестве точек земного Энрофа, чтобы ни одного
существа не осталось Его не видящим и не слышащим. Другими
словами, Планетарный Логос должен достичь таких невообразимых
сил, чтобы явиться одновременно во стольких обликах, сколько
будет тогда в Энрофе воспринимающих сознаний. Эти
эфирно-физические облики, однако, останутся лишь
кратковременными выражениями Его единственного Образа, и с Ним
сольются они для постоянного пребывания в просветлённом Энрофе.
Именно об этом говорит пророчество Христа о Его втором
пришествии, которое будет как молния, блистающая от востока до
запада, дабы все народы и страны земли увидели Грядущего на
облаках небесных.